Хочешь нашими руками избавиться от надоедливого попа? задал я старосте наводящий вопрос. Как его там?
Емельян, подсказал Стас.
Да, точно. Укокошим Емелю по сучьему велению, по твоему хотению, и после этого ты поведаешь нам свой секрет. Так?
Не, ощерился староста, шмыгнув носом. Вы такой штурм мне устроили, что вся площадь видала. У них хоть ставни и затворены, а глаза-то в каждую щель пялятся. Если Емельян копыта откинет, весь Кадом будет в курсе, что это я вас на него науськал. Так что убивать нельзя, как бы ни хотелось. А вот надавить на него можно.
Так ведь ты уже давил, припомнила Ольга, да без толку.
Одно дело я, и совсем другое вы. Емельян упрям и хитёр, но далеко не так религиозен, как хочет казаться.
Не фанатик, подытожил Станислав.
Мягко говоря. И точно не святой.
Говорят, истинная вера приходит через страдание, воззрился Стас к потолку. Сломаем ему ноги, для начала.
Нет-нет, потряс пальцем староста. Так не годится. Я же говорю, любое насилие над ним сразу на меня укажет. Хотите из этого попа мученика сделать? Вы его ещё к кресту присобачьте! Чтобы меня потом на колокольне вздёрнули, добавил он, погрустнев.
И что же нам тогда делать прикажешь? поинтересовался я. Убивать нельзя, калечить тоже. Может ему отсосать? мой взгляд, ведомый первобытными инстинктами, сфокусировался на Оле, и кончики пальцев осторожно коснулись её бедра: Детка, как на счёт теологического диспута с отцом Емельяном?
Да пошёл ты, наморщила она носик.
Это вряд ли поможет, усмехнулся в бороду староста, чем заставил Олю ещё больше нахмуриться. Будь на его месте я, помогло бы, как пить дать! вскинул он руки. Но Емельян к женщинам холоден. Никто его никогда в женской компании не видал, окромя как на исповеди. И худят слухи, прищурился староста, понизив громкость, что...
Пожалуйста, не сдержал я мышечных спазм, превративших, должно быть, моё обаятельное лицо в гримасу отвращения смешанного с чудовищными душевными муками, не надо этого. Драматург из тебя хуёвый, так что просто рассказывай без претензий на гениальность, мы не осудим.
Ладно, прокашлялся староста. Есть мнение, что Емельян поёбывает мальчишку-звонаря.
А вот это было уже чересчур грубо. Как вы считаете? обратился я к почтенной публике. Мог бы ведь выразиться и поизящнее. И что значит «поёбывает»? Время от времени, или всё же на регулярной основе?
Да почём мне знать? Я свечку не держал. Говорю же есть мнение.
И чьё мнение? поинтересовался Стас.
Моё, в том числе, с вызовом глянул на него староста.
Слушай... Как тебя по батюшке?
Тарас Вениаминович.
Зря спросил. Слушай, Тарас, поставил Станислав табуретку напротив старосты и сел, ты ведь хочешь, чтобы мы тебе помогли?
Хочу, кивнул тот, ожидая подвоха.
Тогда почему ты прилагаешь так мало усилий на благо нашего общего дела?
Чего это я мало...?
Ты постоянно недоговариваешь. Из тебя клещами надо информацию вытаскивать. Такое впечатление, что это не тебе нужно, а нам. Так вот я хочу прояснить ситуацию. У нас чертовски мало времени, и если ты намерен продолжать корчить из себя хитроумного интригана, мы, пожалуй, тебя свяжем, вставим кляп в рот, кинем в кузов и увезём в лес, а там примотаем к дереву и будем нечеловечески пытать, как и предполагалось планом «А». Тс-с-с! поднёс Станислав палец к губам. Ни слова мне, сука, не говори про свою богатую фантазию. С нашей коллективной фантазией она не сравнится. Единственное, что мне не нравится в плане «А», так это то, что тебя с твоим хрупким организмом может кондратий хватить от наших пристрастных расспросов. Рука-то частенько к сердечку тянется, да? Поэтому сохрани наше бесценное время и своё пошатнувшееся здоровье расскажи всё без утайки, а мы уж решим, как с этим дальше поступить.
Э-э... начал было староста очередной куплет старой песни, но суровое лицо Станислава с пульсирующей на лбу веной послужило плохим источником вдохновения. Ладно-ладно, про мальчишку это больше слухи.
Больше, чем что? совместилась ось канала ствола АК-103 с коленом Тараса.
Всё, понял. Извините. Просто слухи, ничего больше.
И распускал их...?
Я, да, я распускал. Одно время они были довольно неплохо подхвачены, так что осадочек-то остался, как ни крути.
А мальчишку-звонаря поёбывал тоже ты?
Нет! Да вы что?!
Просто предположение по ходу логической цепочки.
И закройте уже эти чёртовы ставни!
Я слежу за машиной, отозвался несущий караул возле окна Павлов.
Тогда хотя бы говорите потише. В общем, провёл Тарас ладонью по раскрасневшейся и вспотевшей роже, очернить-то мне Емельяна особо и нечем, кроме этих слухов. А одних только их маловато. Но, поднял он указательный палец, если слухи подтвердятся...
Это как? приподнял бровь Стас.
Мальчишка. Угу, кивнул староста с видом бывалого заговорщика. Заставьте его «сознаться». И тогда дело в шляпе.
Почему сам этого не сделал?
Не могу, затряс башкой Тарас. Малой себе на уме, взболтнёт лишнего, и конец. А вы, как-никак, люди пришлые, с вас и спрос меньше. К тому же, можете сказаться, будто от Навмаша тут по делам, сразу авторитет поднимите. А дальше-то и разбираться никто не станет, вы же бесчинств не чинили, просто назвались.
Сколько лет пацану? уточнил я.
Четырнадцать-пятнадцать.
Туповат он?
Не сказал бы, башковитый стервец.
И всё равно думаешь, что достаточно будет вида суровых дядек со стволами, сказавшихся, будто они от Семипалого, чтобы этот башковитый паренёк взял да и растрезвонил всей округе, как его поп под хвост жарит?
Может и недостаточно, согласился Тарас. Но есть на этот случай козырь у меня. Мальчишка его, кстати, Игнатом звать не здешний, с бабкой из-за Оки приехал, родители его померли давно от чёртовой копоти, а бабка в последний год совсем хворая стала, ноги не ходят, на глаза ослабла, за хозяйством следить не в силах уже. Емельян паренька в церкви как разнорабочего пользует и дров наруби, и воды наноси, приберись, помой, разные там дела плотницкие, не считая звонарства. И всё это за миску похлёбки да гнилой картошки куль. Думается мне, сбежал бы Игнатка отседа давно уже, кабы мог. Но куда ж ему без денег податься? А вы вот возьмите, да посулите, скажем, пять золотых за его... содействие.
Может помочь, покивал Стас. Но золото лучше работает, когда оно перед глазами, а не только на языке. Ты ведь не собираешься кинуть пацана?
Нет-нет, затряс из стороны в сторону бородой Тарас. За такое заплачу с превеликой радостью, даже два золотых авансом выдать готов. Но вы уж ему растолкуйте, что это, дескать, жест доброй воли, а не торг какой-нибудь, что выбора у него нету, и если чего не так пойдёт, то придётся по-жёсткому действовать, а не лаской да золотишком. Ибо тут не до шуток, дела политические, надо Кадом под единоначалие вернуть, смуту пресечь, так-то.
Где мальчишка? спросил я, вполне удовлетворившись озвученным планом действий.
Тут недалеко. Как церковь пройдёте, сразу направо и до перекрёстка, а там налево, в прогоны не сворачивайте, идите прямо, до конца, и как в лесок у реки упрётесь, так вы и на месте, по правую руку их с бабкой дом будет.
Ольга и Павлов остались следить за старостой и нашим грузовиком, а мы со Стасом взяли аванс и двинули по означенному маршруту производить впечатление на стихийно вовлечённую в политику недоросль.
Искомая улочка, ведущая к реке с по-еврейски звучным названием Мокша, выглядела нежилой. Покосившиеся избы с пустыми оконными проёмами заросли терновником и берёзами, на печных трубах вороны свили гнёзда. Только один дом, словно контуженый среди мертвецов, подавал слабые признаки жизни.
Вечер добрый! постучал я в хлипкую дверь, затрясшуюся на разболтанных петлях, но ещё раньше о нашем приходе возвестили жутко скрипучие ступени крыльца. Открывайте, мы по делу.
Едва слышный шорох по ту сторону моментально смолк, и воцарилась зловещая тишина.
Игнат, позвал Стас, наклонившись к щели между дверью и косяком, у нас разговор к тебе. Открой, не заставляй ломать эту халупу.
В сенях скрипнули половицы, и ломающийся голос, с явными но тщетными усилиями казаться ниже произнёс: А вы кто?
Мы от Семипалого, ответил Станислав без раздумий, и я сейчас вышибу к херам эту дверь, а потом и дух из тебя, если не откроешь.
Лязгнула щеколда, и в приоткрывшейся щели блеснул испуганный глаз.
Я ничего не знаю, пролепетал его обладатель и отскочил назад, когда Стас по-хозяйски прошёл внутрь, ткнув Игната стволом под рёбра.
Где бабка твоя?
В избе, спит.
Тогда здесь поговорим, садись, указал он на скамью у стены.
Хорошо, медленно опустил парень седалище и перевёл взгляд на меня. А о чём?
О жизни твоей горемычной.
Выглядел Игнатка и впрямь достойным сострадания кожа да кости, я таких на чёрно-белых фотографиях видал, в книжке про Вторую Мировую. Даже нищеброды Арзамаса, и те поупитаннее будут. На башке копна рыжих волос, на веснушчатой роже ещё и первый пушок не пробился. А глаза добрые-добрые. Там, откуда я родом, такие не выживают, их банально едят более сильные и агрессивные особи. Но Кадом ещё не переступил черту, за которой начинается безусловное торжество естественного отбора, и Игнат шагал по тонкой нити морального над тёмной пропастью первобытного, а мы должны были столкнуть его.
О моей жизни? спросил он, держась за ушибленные рёбра.
Точно, сынок, потрепал я его по костлявому плечу. Вероятно, совсем скоро она резко изменится в лучшую сторону, или бесславно закончится.
П-почему? сглотнул Игнат подкативший к горлу ком. Я ничего плохого не делал. Вы... Вы отца Емельяна спросите! Он за меня поручится!
Вот как раз об отце Емельяне разговор наш с тобою и пойдёт. Точнее, о ваших с ним взаимоотношениях. Ты сиди-сиди, посоветовал я, видя, что пятая точка Игната оторвалась от скамейки, а взгляд приобрёл оттенки ужаса и мольбы. Что-то не так?
Нет, упал он обратно и задрожал, будто в горячке.
А бабка твоя знает, чем её внучок занимается? спросил Станислав, и у парня вся кровь от лица отхлынула, он побелел и беззвучно зашлёпал губами.
Что ты там бормочешь? склонился Стас, поднеся ладонь к уху. Погромче, не слышу.
Он... всхлипнул Игнат, заставил меня молчать. Сказал, удавит, если кому проболтаюсь. Умоляю, не говорите бабуле.
Святоши, не сдержал я трагического вздоха, первейшие мерзавцы на свете. Как же ты до этого дошёл, дружок? И ведь не сказать, чтобы оно тебе сильно помогло по жизни. Задёшево продался.