Давай помогу.
Я позволяю Лайле присоединиться к уборке. Лучше, если она будет рядом. Потому что сам не понимаю, что здесь, черт возьми, произошло.
Дознание
Кассета заканчивается. Детектив извлекает ее, переворачивает и снова нажимает кнопку записи.
Я размышляю а известно ли ему, что на телефон записывать намного проще? Возможно, он приверженец конспирологических теорий, один из тех, кто отрицает государственную власть до такой степени, что даже отказывается пользоваться мобильником?
Я бы хотел взглянуть на плиту. Он берет магнитофон и возвращается в кухню. Я на секунду задерживаюсь. А если приглашать этого человека сюда было ошибкой? Более здравомыслящие люди, услышав мой рассказ, решат, что я совсем спятил. Остается лишь надеяться, что он не передаст мою историю прямо в руки тех самых здравомыслящих людей.
А ну и пусть! Мне уже плевать. Моя будущая карьера, жалкая кучка фанатов, мой имидж, над которым работала Лайла, они больше не имеют значения. Теперь, когда я увидел, на что способен этот мир, все кажется никчемной ерундой.
Словно я всю жизнь провел на мелководье и лишь в последние недели погрузился на дно Бездны Челленджера.
Когда я вхожу на кухню, детектив, наклонив голову, рассматривает плиту. Надавливает на ручку, поворачивает ее и ждет, пока загорится пламя. Горелка вспыхивает; он какое-то время наблюдает за ней, затем выключает и спрашивает, указывая рукой на плиту:
Чтобы погасить огонь, требуется нажать на ручку. Как бы вы сами объяснили выключение плиты?
Никак, пожимаю я плечами.
С легкой усмешкой впервые замечаю хоть какое-то проявление чувств с его стороны он вновь усаживается за стол и ставит магнитофон между нами.
А Лайлу это происшествие обеспокоило?
Не особо. Я взял вину на себя, и она не задавала вопросов. Вместе мы отчистили кухню, и я приготовил обычную пасту.
В тот вечер случилось что-нибудь такое же странное?
Подобного масштаба нет.
А еще что-либо необъяснимое?
В последующие дни произошли некоторые события, которые заставили меня задаться вопросом не схожу ли я с ума.
И какие же?
События, после которых любой другой человек, не размышляя, в тот же миг покинул бы этот дом.
7
Лайла вяло ковыряет вилкой в пасте больше размазывает по тарелке, чем ест. Словно ей все надоело.
Невкусно?
Она замирает, догадавшись, что я на нее смотрю.
Нет, все нормально.
В последнее время у нее неважный аппетит. Ест совсем по чуть-чуть, причем избегает углеводов. А сейчас у нас на ужин одни углеводы может, потому и зачерпнула всего три раза.
Спустя неделю после выписки из больницы Лайла решила взвеситься. Помню, я чистил зубы над раковиной, а она встала на весы и шепотом воскликнула: «Боже мой!» После того ни разу не видел, чтобы она ела как следует.
Она старательно пережевывает пищу, сосредоточенно глядя в тарелку. Отпивает глоток вина и вновь начинает ковырять пасту вилкой.
Когда приедут Аспен с Чедом?
В пятницу, отвечаю я.
Надолго останутся?
Всего на одну ночь. Они отправляются в путешествие.
Лайла кивает. Будто знает, о чем речь! Хотя, когда я позвонил Аспен и сообщил о нашем прибытии, выяснилось, что сестры две недели не общались. В тот же вечер я проверил телефон Лайлы и обнаружил несколько пропущенных вызовов и от Аспен, и от матери. Не знаю, почему Лайла их избегает, однако большинство звонков от родных отправляются на голосовую почту.
А с мамой ты сегодня говорила?
Нет, качает она головой и смотрит на меня. Зачем?
Не знаю, почему я спросил об этом. Просто мне не нравится, что она игнорирует звонки от матери. Когда такое случается, Гейл забрасывает меня сообщениями, выпытывая, что случилось с Лайлой. Затем связывается с Аспен, та начинает беспокоиться и в свою очередь донимать меня почему Лайла не отвечает на звонки.
Всем было бы проще, если бы Лайла чаще связывалась с родными и не заставляла их переживать. Однако они переживают. Все мы переживаем.
Лучше бы мама завела себе какое-нибудь хобби и не требовала от меня ежедневных звонков, говорит Лайла, кладет вилку и снова отпивает глоток вина. Проглатывает его и на несколько секунд опускает веки.
Затем открывает глаза и молча смотрит на пасту. Втягивает в себя воздух, словно желая забыть наш разговор.
Может, она слишком много времени проводила с родными после больницы? Наверное, ей нужно отдохнуть от них так же, как и мне отдохнуть от всего мира.
Лайла берет вилку и рассматривает ее, затем переводит взгляд на пасту.
Как приятно пахнет
Она произносит слово «приятно» со стоном. Принюхивается к пасте. Наклоняется, закрывает глаза и вдыхает аромат соуса. Может, это новый способ сбросить наконец пятнадцать фунтов нюхать пищу вместо того, чтобы есть?
И тут Лайла хватает вилку, накручивает на нее пасту и жадно отправляет в рот. Я еще не видел, чтобы она поглощала столько еды за один раз.
Боже мой, как вкусно! Она цепляет вилкой очередную порцию, запихивает в себя и, даже не прожевав, тянется за следующей. Хочу добавку, произносит она с набитым ртом и торопливо запивает вином.
Я беру ее миску, подхожу к плите и наполняю пастой. Она почти вырывает миску у меня из рук и в несколько приемов опустошает. Затем откидывается на спинку стула и прижимает ладонь к животу, не выпуская из правой руки вилку.
Меня начинает разбирать смех к Лайле наконец вернулся аппетит! Никогда не видел, чтобы так комично ели.
Она со стоном наклоняется вперед и закрывает глаза. Затем опирается локтями о стол и проводит ладонью от живота до лба.
Я тоже принимаюсь за еду. И в этот момент она открывает глаза. Смотрит в пустую миску и делает ужасное лицо, словно сожалея о лишних углеводах. Закрывает рот ладонью.
Лидс? Где моя еда?
Лидс? Где моя еда?
Хочешь еще?
Она таращится на меня даже белки глаз выпирают и шепчет:
Она исчезла
Немного еще осталось. Можешь взять
Она гордо выпрямляется; такое впечатление, что мои слова ее оскорбили. Изучает вилку в своей руке. Будто не знает, что это такое. Потом кладет на стол вернее, отталкивает от себя. Вилка скользит по столу и ударяется о мою миску. Лайла вскакивает.
Что с тобой?
Она мотает головой.
Все нормально. Просто я слишком поспешно закинула в себя еду. Меня немного тошнит.
Она выходит из кухни и торопливо поднимается наверх.
Я устремляюсь за ней. Похоже, не за горами очередная паническая атака.
Вхожу в спальню. Лайла выдвигает ящики комода один за другим и бормочет:
Где же они?
Не найдя что нужно, открывает дверь встроенного шкафа. Я начинаю паниковать вдруг Лайла случайно увидит кольцо? Беру ее за руку и отвлекаю внимание.
Что ты ищешь?
Мои лекарства.
Так и есть.
Я достаю из верхнего ящика комода пузырек с таблетками. Снимаю крышку и вытряхиваю одну штуку, иначе Лайла вырвет у меня пузырек и проглотит все сразу. Понятия не имею, что ее так напугало. Она берет таблетку и идет в ванную. Кладет лекарство на язык и запивает водой прямо из раковины. Запрокидывает голову, чтобы проглотить, как в тот вечер у бассейна, когда Аспен принесла ей таблетку.
Приняв ксанакс, Лайла немного успокаивается, и я завязываю разговор, пытаясь отвлечь ее.
Помнишь, как я решил, что твоя сестра дала мне наркотик?
Лайла резко оборачивается.
Почему я должна помнить, как Аспен давала тебе наркотики? произносит она, и в глазах тут же мелькает сожаление. Она опускает голову и хватается за раковину. Прости. День выдался длинный. Она выдыхает, отталкивается от раковины, а затем обвивает руками мою талию и упирается лбом в грудь.
Я обнимаю ее, потому что не имею представления, что происходит у нее в голове. Лайла старается, как может, и не стоит идти на поводу у ее настроения. Держу девушку в объятиях несколько минут, чувствуя, как пульс постепенно замедляется.
Идем в постель?
Она кивает. Я провожу руками по ее спине и освобождаю от футболки. Где-то посередине между дверью в ванную и кроватью мы начинаем целоваться.
Это наш ежевечерний ритуал: Лайла психует, я ее успокаиваю, мы занимаемся любовью.
После того как Лайла уснула, я принял душ и, не в состоянии спать, переделал за два часа столько, на что обычно уходит целый день: побрился, помыл посуду, написал текст для новой песни.
В час ночи я наконец лег в постель рядом с Лайлой. Вот только моя голова пока не желает отдыхать.
Закрываю глаза и пытаюсь заснуть, однако мозг буквально закипает. Я полагал, сегодняшний день станет для Лайлы отличным от других возможно, похожим на наш первый день, проведенный в гостинице, и она освободится от стресса. Увы. День прошел так же, как другие дни после больницы. Не хочется поднимать этот вопрос, но я действительно считаю, что нужно показаться психотерапевту. Как рекомендовал врач, и как рекомендовали мать и сестра. Тем не менее Лайла настаивает, что с ней все нормально. До сих пор я соглашался: мол, если я буду поддерживать ее, тревожность пройдет. А становится только хуже.
Я смотрю на часы и тут чувствую движение на другой половине кровати, а затем слышу, как Лайла встает и ступает по деревянному полу.
Сперва думаю, она идет в туалет. Однако шаги стихают, в спальне никакого движения. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, в чем дело.
На стене в нескольких шагах от кровати висит большое зеркало. И Лайла разглядывает себя. В комнате темно, лишь сквозь окно пробивается лунный свет. Неужели в зеркале можно что-то увидеть? Лайла поворачивается то влево, то вправо, необычно долго изучая себя. Затем подходит ближе к зеркалу, поднимает руку и прикасается к стеклу. Водит по нему пальцем, словно обрисовывая контуры своего отражения.
Лайла!
Она дергает головой и оборачивается в замешательстве глаза расширены, словно попалась на чем-то недозволенном. Торопливо забирается в постель спиной ко мне, кутается в одеяло и шепчет:
Спи. Все в порядке.
Я некоторое время посматриваю на нее, потом отворачиваюсь. Теперь уж точно не до сна.
Часы показывают ровно половину второго. Лайла вновь уснула, даже слегка похрапывает.
Сон не идет. Я выскальзываю из постели, беру телефон и спускаюсь вниз. Сажусь на диван в Большом Зале. Сейчас час тридцать, а в Сиэтле всего половина двенадцатого. Мама никогда не ложится раньше полуночи. На всякий случай сначала отправляю ей сообщение, и она тут же перезванивает.
Сон не идет. Я выскальзываю из постели, беру телефон и спускаюсь вниз. Сажусь на диван в Большом Зале. Сейчас час тридцать, а в Сиэтле всего половина двенадцатого. Мама никогда не ложится раньше полуночи. На всякий случай сначала отправляю ей сообщение, и она тут же перезванивает.