Эта женщина не ведьма, прямо заявила она. А вот я ведьма.
Эскапада Джейми после ее выходки моментально потускнела и забылась. Крики судей, вопросы, восклицания все утонуло в диком реве толпы.
Эскапада Джейми после ее выходки моментально потускнела и забылась. Крики судей, вопросы, восклицания все утонуло в диком реве толпы.
Понять, что именно она думала и чувствовала, было невозможно, как и прежде. Высокое чело было ясно, большие зеленые глаза сверкали каким-то весельем. Гейлис, перемазанная грязью, в своем рваном платье, гордо распрямилась и смотрела на своих обвинителей сверху вниз. Как только стало чуть тише, она негромко начала свою речь не повышая голоса, но вынудив всех прислушиваться:
Я, Гейлис Дункан, признаю, что я ведьма и возлюбленная Сатаны
Терпеливо дождавшись, когда утихнет новый шквал криков, она продолжила:
Признаю, что, наущаемая своим повелителем, умертвила своего супруга Артура Дункана посредством колдовства.
Сказав это, она покосилась на меня и, увидев мой взгляд, чуть улыбнулась. Затем посмотрела на женщину в желтой шали, но милосерднее не стала.
Преследуя преступные цели, я исполнила заклинание над младенцем-оборотнем, и тот умер, а похищенное человеческое дитя осталось эльфам.
Она чуть обернулась и протянула ко мне руку.
Неведение Клэр Фрэзер я использовала в своих целях. Однако эта женщина не соучаствовала в моих действиях и не понимала их, она не слуга господину и повелителю моему.
Толпа вновь заголосила; зрители напирали, чтобы лучше видеть, и теснились. Гейлис простерла к ним ладони.
Стойте же!
Звонкий оклик просвистел в воздухе, словно удар хлыста, и подействовал похожим образом. Она воздела лицо к небу и, будто что-то заслышав, замерла.
Внимайте! сказала она. Внимайте ветру его явления. Берегись, народ Крэйнсмуира! Летит повелитель мой на крыльях ветра!
Она опустила голову, будто в трансе, уставившись в пространство застывшими большими зелеными глазами, и радостно закричала высоким голосом, так громко, что казалось, человек так не может.
Действительно усиливался ветер. Я видела, как над дальним берегом озера собираются грозовые облака. Люди беспокойно оглядывались; некоторые сочли за лучшее переместиться из первых рядов в глубь толпы.
Гейлис принялась вращаться на месте; ее волосы летели на ветру, одну руку она изящно подняла на манер танцоров вокруг майского шеста. Замерев, я лишь смотрела на нее.
Она продолжала вращаться, лицо спряталось за волосами. Однако крутанувшись в очередной раз, она, резко мотнув головой, откинула светлую копну, и ее лицо оказалось обращено ко мне. Выражение одержимости на миг пропало, губы прошептали одно-единственное слово. И тут же Гейлис опять повернулась к толпе и издала все тот же нечеловеческий вопль.
Она сказала: «Бегите!»
Вдруг Гейлис остановила свое вращение, с безумным триумфом вцепилась в остатки корсажа и дернула его так, что толпа смогла увидеть ту тайну, что я узнала, сидя в холодной грязной яме. Ту тайну, что Артур Дункан постиг за час до гибели, и что стала причиной его гибели. Лохмотья разошлись и открыли круглый живот женщины, не менее шести месяцев носящей во чреве дитя.
Я по-прежнему стояла как столб и глазела. Но Джейми не тратил время. Он пронзительно свистнул и, подхватив одной рукой меня, другой саблю, бросился бежать, пробивая толпу локтями, коленями и рукоятью путь к озеру.
Увлеченные событиями под деревом зрители не сразу поняли, что происходит. Но когда некоторые опомнившиеся закричали и попробовали нас схватить, на берегу послышался топот копыт по твердой сухой глине.
Донас не стал любить людей больше и стремился это продемонстрировать. Первого же человека, который попробовал схватить его за уздечку, он укусил так, что хозяин, сделавший это, с воплем и брызгами крови отпрыгнул прочь. Жеребец встал на дыбы, громко заржал и забил в воздухе копытами, после чего отдельные смельчаки, собиравшиеся его задержать, отчего-то потеряли последнее желание испытать судьбу.
Джейми забросил меня через седло на манер мешка с мукой и в прыжке взмахнул на спину Донаса. Из стороны в сторону махая саблей, чтобы продолжить себе путь, он направил коня прямо в людское скопление. Собравшиеся испуганно убегали от конских зубов и копыт, а также от взмахов стали, а мы все быстрее оставляли за собой озеро, деревню и Леох. Я не могла восстановить дыхание, но пробовала что-то крикнуть Джейми, заговорить с ним.
В этот раз меня потрясла вовсе не беременность Гейлис. До глубины души меня поразило нечто совсем иное. Когда Гейлис, раскинув белые руки, крутилась вокруг себя, я заметила то, что наверняка увидела она в момент, когда с меня сорвали одежду небольшую отметину на плече, точно такую же как у меня. В этом времени она определенно служила знаком чародейства и волшебства. Маленькое, незаметное пятно прививка от оспы.
На мое распухшее лицо и израненные веревкой запястья с небес лились потоки дождя. Я зачерпнула ладонью из ручья и медленными глотками выпила воды, с восхищением чувствуя, как холодная влага смягчает пересохшую глотку.
Джейми ненадолго куда-то пропал, затем вернулся, неся полную горсть темно-зеленых круглых листьев; сам он что-то жевал. Потом выплюнул зеленый комок на ладонь, сунул в рот следующую порцию листьев и повернул меня спиной к себе. Осторожно приклеил жвачку из листьев на мою спину и гореть сразу стало меньше.
Что это? спросила я, всеми силами пытаясь держать себя в руках (я по-прежнему дрожала и плакала, но неостановимый ручей слез стал пресекаться).
Водяной кресс, глухо объяснил Джейми (он все еще жевал листья). Не одна ты знаешь толк в исцелении травами, англичаночка.
А какой у него вкус? сквозь слезы вновь поинтересовалась я.
Довольно мерзкий, коротко проговорил он, приспособив к моей спине еще одну порцию пережеванных листьев и прикрывая меня пледом. Они не начал он и запнулся: Я имею в виду, рубцы неглубокие, на тебе, полагаю, не останется отметин.
Говорил он с деланой грубостью, но трогал меня так нежно, что я вновь разразилась рыданиями.
Прости, запричитала я, уткнувшись носом в край пледа, я не понимаю, что это со мной. Понятия не имею, почему я все время плачу.
Джейми пожал плечами.
Мне кажется, до сегодняшнего дня вряд ли кто-то нарочно стремился сделать тебе больно, англичаночка, проговорил он. И такое обстоятельство потрясло тебя так же, как боль, может, и сильнее.
Он помолчал и поправил на мне плед.
Со мной было почти то же самое, просто сообщил он. Сначала меня тошнило, затем я рыдал, когда мне промывали раны, а следом меня стало колотить.
Он вытер мое лицо пледом и взялся за подбородок.
А когда дрожь унялась, англичаночка, тихо сказал он, я вознес Господу хвалу за боль, поскольку она значила, что я жив. Когда ты приблизишься к этому состоянию, дорогая, скажи мне, поскольку нам с тобой надобно кое о чем потолковать.
Он поднялся и пошел к ручью, чтобы выстирать окровавленный платок.
Какая причина вынудила тебя вернуться? спросила я, когда он опять оказался возле меня.
Слезы высохли, но я все еще тряслась и плотно куталась в плед.
Да это Алек Макмагон, с улыбкой ответил он. Я просил его приглядывать за тобой во время моей отлучки. Когда вас с миссис Дункан схватили жители деревни, Алек отправился на поиски меня скакал всю ночь и весь следующий день. А затем и я сам несся словно демон, лишь бы не опоздать. Господи, до чего же славный конь!
Он с восхищением посмотрел на отливавшего медью мокрого Донаса, привязанного к стволу у самого спуска к ручью.
Хорошо бы его отсюда отвести, задумчиво протянул Джейми. Едва ли за нами бросятся в погоню, однако Крэйнсмуир все-таки довольно близко. Можешь идти?
С некоторой натугой я отправилась вслед за ним по крутому склону; из-под пяток сыпались мелкие камни, за юбку цеплялись колючки папоротника и ежевики. Ближе к вершине мы зашли в ольховую рощу; деревья росли настолько близко, что нижние ветви, соединившись, образовывали густую зеленую крышу, под которой раскинулась поляна папоротника. Джейми придержал ветки, освободив для меня узкий проход, а затем бережно расправил примятые листья. Отступив на несколько шагов, он критически осмотрел убежище и довольно кивнул.
Хорошо. Тут тебя никто не сможет отыскать. Он было ушел, но немедленно вернулся. Попробуй поспать, если сумеешь, и не тревожься, что я долго не возвращаюсь. Нам нечего есть, а просить пишу у крестьян я не хочу, чтобы не привлекать внимание. Придется отправиться на охоту. Натяни тартан на голову и гляди, чтобы юбка была прикрыта: белое издалека заметно.
Пища представлялась мне чем-то совершенно не важным, я думала, что голод никогда меня теперь не посетит. Но сон совсем другое. Спина и руки все еще ныли, саднила недавно содранная веревками кожа на запястьях, болело, казалось, вообще все тело, но после пережитых страха, боли и утомления я почти моментально погрузилась в сон среди резкого запаха папоротников, вившегося надо мной словно фимиам.
Я проснулась, потому что кто-то ухватил меня за ногу. Испугавшись, я села и ткнулась макушкой в упругие ветви над головой. На меня обрушился дождь из листьев и тонких веточек, и я глупо замахала руками, стряхивая с головы мусор. Исцарапанная, всклокоченная и взволнованная, я покинула свое укрытие и увидела, что Джейми сидит на корточках вблизи и насмешливо следит за происходящим. Солнце катилось к закату, освещало лишь верхнюю часть обрыва, а ущелье, по дну которого протекал ручей, уже накрыла тень. От небольшого костра, разведенного среди камней у ручья, вился аромат жареного мяса: на импровизированных вертелах из прутиков, очищенных от коры, жарились два кролика.
Я проснулась, потому что кто-то ухватил меня за ногу. Испугавшись, я села и ткнулась макушкой в упругие ветви над головой. На меня обрушился дождь из листьев и тонких веточек, и я глупо замахала руками, стряхивая с головы мусор. Исцарапанная, всклокоченная и взволнованная, я покинула свое укрытие и увидела, что Джейми сидит на корточках вблизи и насмешливо следит за происходящим. Солнце катилось к закату, освещало лишь верхнюю часть обрыва, а ущелье, по дну которого протекал ручей, уже накрыла тень. От небольшого костра, разведенного среди камней у ручья, вился аромат жареного мяса: на импровизированных вертелах из прутиков, очищенных от коры, жарились два кролика.
У склона Джейми подал мне руку. Я гордо отказалась от помощи и спустилась сама, споткнувшись только один раз, когда наступила на длинный конец пледа. Отвращение к еде пропало, и я нетерпеливо накинулась на мясо.