Оставим иллюзии тем, кто готов ими питаться, продолжала Лючия, играя своей меховой накидкой. А сами попробуем установить истину.
Какую же истину вы хотите установить, милая фрейлейн? осведомился гость, неожиданно оказавшийся Емельяном Ивановичем. В вещах и явлениях нет ничего устойчивого, в них не заключена истина. Всякое знание есть только способ отражения действительности в человеческом разуме.
Чушь какая! фыркнула Софья. Стас, дай мне тоже кофе, что ли! Хотя он тут слишком крепкий, я потом не засну.
Так давать? спросил Стас. Или не давать?
Позвольте, с улыбкой продолжал Емельян. Мысль о том, что человек есть мера всего сущего, не содержит ничего кощунственного. Она еще в древности была высказана греческим философом Протагором.
Каких-то философов приплели на пустом месте, сказала Софья с досадой, захлопнула журнал и кинула его на столик. То Кант, то Протагор, еще чище!.. Стас, лучше чаю налей. Духов вызывать и то веселее! Где эта колдунья? Может, вызовем?
Лючия поднялась с кресла, подошла к камину и взяла с мраморной полки коробок спичек. Пляшущее пламя освещало ее всю, от остроносых туфелек до плотных, как у камеи, волос. Все смотрели на нее, и она знала, что смотрят.
То есть вы ничего не расскажете, правильно?
Меркурьев, на которого она уставилась, внезапно для себя покраснел.
Покраснел он тяжело, густо, весь залился свекольным цветом, шее стало жарко, и зашумело в ушах.
Лючия не отрывала от него глаз.
Нет, я готов, пробормотал Василий Васильевич непослушными, набрякшими губами. Только не знаю, что вам рассказать.
Правду, настаивала Лючия. То, что было на самом деле.
Мы нашли тело и целый день провели в отделении, сообщил Меркурьев правду. Все.
Она опустила глаза, и он смог передохнуть.
Ну, как хотите, проговорила красавица. Я сама попробую узнать правду.
Для этого необходимо свободное познание, снова вступил Емельян Иванович. Но как только пытливые силы духа устремляются вдаль и самые недосягаемые цели с неотвратимой властью притягивают к себе человеческий ум, он сразу же забывает об ограничениях своих способностей и препятствиях, поставленных природой.
Вы хотите сказать, что мне не хватит ума? уточнила Лючия, а Софья захохотала.
Милая фрейлейн, я говорю, что потребно время и умственное усилие, чтобы разобраться в любом предмете. Даже при кажущейся его простоте.
Василий Васильевич встал.
Куда?! закричала на него Нинель Федоровна. Я утку несу!
Я на секунду, пробормотал Меркурьев и выскочил в коридор.
Здесь было почти темно горел всего один торшер и холодно.
Что такое? сам у себя спросил Василий Васильевич и потер лицо. Колдовство какое-то!..
Он оперся обеими руками о резной столик и постоял так некоторое время. Прямо перед ним восстала картина, но он не понял, что на ней изображено.
Постояв, он пошел в сторону вестибюля. Там света не было вовсе, только плясали слабые отблески пламени. В камине догорали дрова.
Василий Васильевич пересек дубовый холл, подергал двери они были заперты и подошел к столику, на котором лежала «Философия Канта».
Он точно помнил, что утром закрыл ее, но сейчас книга была открыта и лежала страницами вниз.
Пятьдесят седьмая, произнес Василий Васильевич вслух. Итак, философ не испытал в жизни ни сильных страданий, ни сильных радостей, которые приносят с собой страсти!
Перевернул ее, посмотрел.
«Философ не испытал в жизни ни сильных радостей, ни сильных страданий». Все верно.
И долго это будет продолжаться? требовательно спросил Меркурьев у книги. Ты что, издеваешься надо мной?!
Тише, произнес незнакомый голос совсем рядом. Что ты шумишь?
Василий Васильевич дернулся от неожиданности, «Философия» свалилась на пол.
Это не я, ответил второй голос. Это он.
Кто здесь? очень тихо спросил Меркурьев. Ладони у него стали влажными.
Никого здесь нет, сказал первый голос.
Как же нет, когда есть, тут же отозвался второй. Ты двери закрыл?
За закрыл, выговорил Василий Васильевич в темноту.
Все закрыто, сказал первый голос. Гости прибыли.
Все закрыто, сказал первый голос. Гости прибыли.
Как?! Все?!
Давно прибыли.
А камень?
И камень на месте.
Василий Васильевич мелко и часто дышал.
С кем вы разговариваете? спросил он и огляделся по сторонам. Или я с ума сошел?
Пойдем отсюда, предложил первый голос. Все только начинается, и дел полно. Ты только не суетись!.. Вечно торопыжничаешь!..
Ты меня не учи, разозлился второй. Я как могу, так и действую, а хочешь, делай все по-своему и с меня тогда не спрашивай!
Голоса удалялись, словно уходили по коридору.
Меркурьев заметался.
Он взлетел по чугунной лестнице, она неодобрительно загудела. На втором этаже тоже было темно и тихо, и никого. Он сбежал вниз, обежал вестибюль и выглянул на улицу. Под липами сиял в лунном свете белый «Кадиллак», а больше никого и ничего. Меркурьев кинулся обратно в дом, еще раз обежал вестибюль и коридор с тем же результатом.
Но он своими ушами слышал разговор! Кто-то вышел из гостиной следом за ним и разговаривал совсем рядом! Если в доме не скрывают еще каких-то людей, значит, разговаривали свои, то есть гости!..
Он заглянул в камин, словно там мог кто-то прятаться, повернулся и в это мгновение увидел.
Густая тень втягивалась в темные двери столовой. Гаснущий свет из камина на миг выделил ее из окружающего мрака.
Василий Васильевич кинулся следом.
Из гостиной доносились голоса и пробивалась полоска света, а в столовой было совсем темно.
Меркурьев перехватил дверь, которая почти закрылась, с силой дернул ее на себя и оказался нос к носу с незнакомцем.
Здрасти, громче, чем нужно, сказал Василий Васильевич, зашарил рукой по стене, нащупал «пупочку» и потянул. Зажегся свет. Вы кто?! Что вы здесь делаете?!
Тише, сказал незнакомец, вернее, незнакомка. Что ты шумишь?
Только что, несколько секунд назад, в вестибюле кто-то невидимый спрашивал второго невидимого: что ты шумишь?..
Секундочку! заревел Меркурьев. Что здесь происходит?!
Да тише, умоляюще выговорила незнакомка. Ты что, хочешь, чтоб они все сюда прибежали?!
Василий Васильевич перевел дух.
Так, сказал он, разглядывая незнакомку во все глаза. Что это значит?
Я очень хочу есть, призналась она. Но туда, где все, я не пойду. Я их боюсь. Я просто возьму чего-нибудь, вернусь к себе в комнату и съем.
Н-да, протянул Василий Васильевич, у которого все еще молотило в груди, началось в колхозе утро!..
Духовная дочь Сантаны, проводница по тонким мирам, знаток потусторонних сил и последовательница некоего Пуришты, ему неизвестного, переминалась с ноги на ногу и старалась на Меркурьева не смотреть.
Мало того, что она оказалась коротко стриженной блондинкой, мало того, что без густо подведенных глаз и звезды во лбу она выглядела совершеннейшей девчонкой, мало того, что в джинсах и маечке она казалась легкой, как будто бестелесной, так еще вдобавок она шмыгала носом и то и дело утирала его бирюзовым носовым платком бирюзовость, видимо, призвана была отдавать дань Пуриште!..
Василий Васильевич, много лет проработавший в пустыне и научившийся отличать один бархан от другого и знавший в лицо всех ишаков и верблюдов этими знаниями и умениями он снискал необыкновенное уважение среди местного населения, чувствовал некоторую растерянность.
Есть, конечно, хочется, промямлил он, а духовная дочь Сантаны вновь виновато высморкалась. Там все дают Нинель Федоровна старается
Я туда не пойду без грима.
Без чего?! А, да. С кем ты разговаривала в коридоре, где камин?
Я? Она все-таки посмотрела на него. Ни с кем. Я спустилась и пошла в столовую.
Ты говорила: не шуми! И еще что-то про камень. Что за камень? Изумруд?
Да ни с кем я не разговаривала ни в каком коридоре, возмутилась преобразившаяся дочь Сантаны, говорю же! Я спустилась, чтобы добыть еду. Пусти меня, я пойду.
Василий Васильевич почему-то посторонился.
Она шмыгнула носом, выглянула в коридор, покрутила головой и моментально пропала с глаз, словно просочилась в щель между мирами.
Василий Васильевич вышел следом, тоже покрутил головой никого не было в коридоре и вернулся в гостиную.
Василий! набросилась на него Нинель Федоровна. Куда ты делся?! Остывает все!
Он посмотрел на Лючию, которая беседовала с Емельяном Ивановичем и не обратила на его возвращение никакого внимания и хорошо, иначе пришлось бы снова выбегать в коридор! Софья сразу же пристала с вопросами, когда и куда они завтра пойдут гулять, а Стас пошутил, что если во время каждой их совместной прогулки будут находить по трупу, людей не хватит.
Домоправительница поторапливала его, и Меркурьев, раздумывая, уселся за стол. Перед ним на огромной тарелке помещалась приблизительно половина утки, какие-то затейливые овощи, горка риса и что-то еще.
Василий Васильевич стал строить планы, как бы половину от половины переправить последовательнице и проводнице. При мысли о том, что она сидит одна у себя в комнате голодная и простуженная, а они все тут пируют, ему становилось неловко.
Он отломил половину от половины утки и ту, что была с ногой, самую аппетитную! потихоньку отложил на хлебную тарелку.
Виктор Захарович налил еще по стопочке. Вид у него был жизнерадостный.
А ты не охотник, Василий Васильевич?
Меркурьев отрицательно покачал головой. Он ел утку, и ему казалось, что ничего вкуснее он в жизни не пробовал, сразу забылись ночные голоса, и метания в темноте, и неловкость перед Антипией.
Как ее на самом деле зовут? А, Марьяна, Мура!..
А Лючию как зовут на самом деле? Нужно будет узнать у Захарыча.
Здесь, в лесу, охотничий домик есть, продолжал хозяин. Уж не знаю, кто и когда его поставил, поговаривали, что Фридрих Великий, он знатный был охотник. Мы детьми все туда бегали, надеялись привидения увидеть.
Это ты к чему, Виктор Захарович? не понял Меркурьев. Разговаривать о привидениях ему не хотелось.
К тому, что на охоту можем сходить, неожиданно заключил старик. Заодно домик посмотрим.
Архитектурный шедевр? спросила Лючия и улыбнулась.
Меркурьев жевал.
Да какой шедевр, так, память старины, сказал Виктор Захарович.
А я охочусь, сообщила красавица, все посмотрели на нее. И ружье у меня с собой, и снаряжение. Отчего же не сходить, если вы приглашаете!..
«Должно быть, пойнтер тоже с собой, подумал Меркурьев, и грум. А лошадь?..»