Так нечестно. Вы видели самое худшее во мне. Боюсь, чаши весов смогут сравняться лишь тогда, когда я узнаю о вас что-нибудь неловкое.
Он на минуту задумывается, глядя на меня прищурившись.
Не думаю, что стоит доверять вам.
Кому еще можно доверять, если не постоянно опаздывающей и убегающей из дома принцессе?
Аргумент, сухо говорит он. А как вам такое: в детстве одноклассники называли меня «Кобута». Заметив мое замешательство, он поясняет: Это значит «поросенок». У меня были очень пухлые щечки.
Вцепляюсь пальцами в прохладное кожаное сиденье.
Ого. Мне определенно нужно увидеть фотографию.
Он пожимает плечами.
Мне не стыдно: я любил печенье.
Машина останавливается, и ворота со скрипом открываются.
Мама зовет меня Зум-Зум. Кажется правильным тоже раскрыть ему свое прозвище.
На его лице появляется легкая улыбка.
Вам идет.
Подскакиваю на сиденье: автомобиль снова трогается. У нас осталась всего пара минут. Могу ли я доверять ему? Стоит ли?
Я не уверена, что смогу быть принцессой.
Понимаю, отвечает Акио. Значит, вы в подходящей компании. Я не уверен, что быть императорским гвардейцем это мое. Он говорит на полном серьезе. В его признании слышится хрупкость. Вдруг я первый человек, с которым он поделился своими мыслями?
Машина останавливается, и мы отстраняемся друг от друга. Мне почему-то кажется, будто нас поймали. Водитель открывает дверь. Выхожу из машины, холодный воздух ударяет в лицо. Вдруг на меня обрушивается чувство одиночества, потерянности. Поворачиваюсь, держась за открытую дверь.
Спасибо, что спасли меня.
Кадык на его горле дрогнул. Он почтительно наклоняет голову точно так же, как придворные перед моим отцом.
Это моя работа. Я направляюсь от машины в сторону входа, и вдруг за спиной раздается: Но пожалуйста.
14
Сегодня у меня выходной. Как странно. Неожиданно. Немыслимо. Господин Фучигами говорит, что я могу отправиться в любую точку Токио. И я точно знаю, где хочу провести день: в Императорском питомнике для собак. Мне и правда это необходимо. Жизненно необходимо. Пусть Акио и пытался меня уверить, что «Сплетник Токио» ниже моего достоинства, я никак не могу выбросить эту статью из головы. Сложно перестать думать о том, что я могу делать что-то неправильно. С завтрашнего дня меня ждет череда событий. Я должна сопровождать отца на разных общественных мероприятиях, где будут камеры и журналисты своего рода мягкая подготовка к свадьбе премьер-министра. Мои нервы напряжены до предела. Что на этот раз скажет обо мне пресса? Я слишком много улыбалась? Я слишком мало улыбалась? Так что куча королевских щенков сейчас как нельзя кстати.
И вот мы в пути. Погожий день, ярко светит солнце, на небе ни облачка. Под тяжестью наконец-то распустившихся цветков гнутся ветки сакуры. Рядом со мной Марико. От нее так и веет настроением где-угодно-только-не-здесь. Из ее сумочки демонстративно высовывается валик для чистки ворса и салфетки, потому что собаки вызывают у нее «чихание». Акио сидит напротив нас. Сегодня он выглядит рассеянным, будто сам не свой. Обычно он не такой сердитый. Каждые пару минут жужжит его телефон, и он скидывает звонки, но аппарат не выключает. Я уже упоминала его мрачный взгляд? Нет? Следует отметить.
Быть может, это его девушка. Он никогда не упоминал о ней. Представляю себе, с кем он может встречаться: его эквивалент в женском теле. Мне знаком этот типаж. Такую можно найти в комиксах и боевиках. Красивая. Смертоносная. В качестве развлечения играет в войнушку. Снова звонит телефон.
Что-то не так? не выдерживаю я.
Он качает головой.
Что-то не так? не выдерживаю я.
Он качает головой.
Все хорошо, Ваше Высочество. И крепче сжимает телефон.
Марико обращается к нему по-японски. Бросаю на нее хмурый взгляд. Мне не нравится, когда она так поступает а поступает она так часто. Специально. Чтобы отрезать меня от разговора. Хуже только, когда она говорит обо мне порой среди сердито звучащих слов проскакивает мое имя. В этот раз меня она не упоминает, зато я улавливаю слово «окасан». Мама.
Ответ Акио краток, немногословен.
Губы Марико в беспокойстве сжимаются.
Теперь я обязана знать, что происходит. Подталкиваю фрейлину в бок. Она отстраняется и хватается за локоть, будто ей больно.
Что происходит? тихо спрашиваю я.
Все в порядке, отвечает Марико. Ясно же, что нет.
Перевожу взгляд на Акио.
С вашей мамой что-то случилось?
Он весь как на иголках.
Пустяки, Ваше Высочество. Моей маме нужны лекарства, а отец не может оставить ее и пойти в аптеку. Он просит меня помочь. Я уже сообщил ему, что не могу уйти с работы.
А, ясно. Откидываюсь на спинку сиденья. Решение очевидно. Где аптека?
Прошу прощения? отвечает Акио.
Аптека. Говорите адрес, отчеканиваю я.
Он весь взъерошился и качает головой.
Адрес и название, пожалуйста, настаиваю.
Он произносит тихо, но я улавливаю. Пока не забыла, убираю перегородку, отделяющую нас от водителя.
Небольшое изменение маршрута, громко произношу я. Мы едем в Называю адрес аптеки. Затем в И обращаюсь к Акио: Где вы живете?
Я не думаю, что
Он живет в Китидзёдзи, рядом с храмом. На говорящий взгляд Акио «что за фигня?» Марико отвечает: Мы едем туда, куда хочет принцесса.
Обдумав ситуацию, Акио выпаливает:
Десять минут в аптеке и десять в доме родителей. Затем мы едем в императорские питомники.
Пожимаю плечами.
Как скажете. Вспоминаю наш разговор на крыльце дворца. «Чисто технически я ваш босс». В конце концов, вы же босс.
Вскоре мы останавливаемся у аптеки. Акио дважды заставляет меня пообещать ему, что до его прихода я не сдвинусь с места.
Вы делаете доброе дело, без особого желания произносит Марико. Наши родители знакомы. Моя мама работала фрейлиной, а его отец был императорским гвардейцем. И то, что случилось с его матерью Она замолкает. Это несправедливо.
Я сглатываю. Впервые Марико разговаривает со мной по-человечески, отчего я прихожу в волнение.
Приятно слышать.
Вспомнив, что я ей не нравлюсь, Марико хмыкает.
Что угодно, лишь бы избежать питомника.
Распахивается дверь автомобиля, и Акио с пакетом в руке запрыгивает внутрь.
Спустя полчаса мы останавливаемся на обочине около маленького домика, расположенного между двумя бетонными башнями. За воротами сквозь занавеску выглядывает высокий мужчина с редкой проседью. Отец Акио. У них одинаковые плоские губы и нависшие веки. Значит, нахмуренные брови это семейное.
Загорается экран телефона Акио.
Мой отец знает, что вы здесь, и будет счастлив оказать вам гостеприимство. Но не переживайте, я передам ему ваши извинения. Акио выходит из машины. Немного помедлив, следую за ним. Марико качает головой. Что ж, пусть остается в машине.
Акио меня не замечает. Да чтоб мне провалиться! Он и правда думает, что все его приказы будут слепо выполняться? Он проходит через ворота, и я успеваю их поймать. По замшелой плитке раздаются наши шаги. Он оборачивается.
Вы не в машине.
Да, Акио. Мне было бы приятно познакомиться с родителями и увидеть ваш родной дом. Спасибо за приглашение. И улыбаюсь ему в лицо, хлопая ресницами.
Моя мама больна.
Я поняла. Чем-то заразным? Это вопрос моего здоровья и безопасности? Или ее?
Нет, качает он головой. Только
Тогда будьте добры Протягиваю руку, расплываясь в улыбке. Показывайте дорогу.
Громко втянув носом воздух, он направляется в дом. На пороге с низким поклоном нас встречает отец. Позаботившись о моем удобстве, он оставляет меня в гостиной и убегает заваривать чай. Акио с белым пакетом в руке исчезает в коридоре.
Разумеется, я не буду сидеть там, где меня оставили. Комната обставлена просто темно-синий диван и деревянный стул со скругленными углами. Вдоль стены тянутся полки с книгами; яркие корешки с надписями добавляют в пространство цвета.
На стене в коридоре висят рамки с фотографиями Акио. Иду вдоль стены, разглядывая их они расположены в хронологическом порядке. Здесь он новорожденный, тут карапуз, дальше дошкольник. Действительно: у него щеки как у бурундука, прячущего орехи. Нахмуренные бровки никак не сочетаются с его очаровательностью. Значит, этот взгляд у него с рождения. Вот большая фотография с церемонии поступления в начальную школу. Его мама одета в кимоно, папа в костюме, а на Акио новенький «Рандосэру»[61] рюкзак с жесткими стенками. Продолжаю разглядывать кадры. Так он единственный ребенок в семье. Ха! Я знала. Мы своих чуем. Вот почему мы бодаемся: мы привыкли идти своей дорогой. Хотя я, пожалуй, больше склонна делиться Нура не даст соврать. На последнем кадре, сделанном совсем недавно, изображен бравый юноша в форме императорской гвардии, рядом с ним стоят сияющие от гордости родители.
На стене в коридоре висят рамки с фотографиями Акио. Иду вдоль стены, разглядывая их они расположены в хронологическом порядке. Здесь он новорожденный, тут карапуз, дальше дошкольник. Действительно: у него щеки как у бурундука, прячущего орехи. Нахмуренные бровки никак не сочетаются с его очаровательностью. Значит, этот взгляд у него с рождения. Вот большая фотография с церемонии поступления в начальную школу. Его мама одета в кимоно, папа в костюме, а на Акио новенький «Рандосэру»[61] рюкзак с жесткими стенками. Продолжаю разглядывать кадры. Так он единственный ребенок в семье. Ха! Я знала. Мы своих чуем. Вот почему мы бодаемся: мы привыкли идти своей дорогой. Хотя я, пожалуй, больше склонна делиться Нура не даст соврать. На последнем кадре, сделанном совсем недавно, изображен бравый юноша в форме императорской гвардии, рядом с ним стоят сияющие от гордости родители.
В конце коридора две двери, и обе приоткрыты. В одной я вижу спину Акио, сидящего в кресле рядом с кроватью. Он мягко разговаривает со своей мамой, держа ее за руку. Он оборачивается, и я пулей влетаю в другую комнату.
Здесь вижу футон[62], телевизор, стол. На стенах висят плакаты. Куда ни глянь все уставлено моделями самолетов. Касаюсь носа одного из них, крутанув пропеллер.
Раньше это была моя комната. Голос Акио испугал меня.
Была? Полки покрыты добрым слоем пыли.
Я живу на территории императорских владений. В корпусе для служащих.
Рассеянно киваю: я удивлена. Видимо, я не очень-то и стремилась узнать своего императорского гвардейца поближе. Думаю, лучшего времени, чем сейчас, не бывает.
Ого, модели самолетов. Он молчит. Ладно, поехали дальше. С вашей мамой все хорошо?