Но Мишке точно было бы страшно приятно, что она остановилась у Зяблика.
Наконец он вышел в прихожую, и Кира ойкнула. Зяблик был гладко выбрит, подтянут, вполне прилично одет и источал запах одеколона.
Ох, Зяблик! Ну ты как всегда! Такой же красавец, ей-богу!
Ага, смущенно отозвался он. Ален Делон, не иначе. Ты это хотела сказать?
Ага, смущенно отозвался он. Ален Делон, не иначе. Ты это хотела сказать?
Вечер был теплым и тихим. Весна наконец окончательно укрепилась в своих правах. Распустилась сирень, и вовсю зазеленели деревья.
Кира уверенно взяла Зяблика под руку и шепнула:
Спину! Выпрями спину и расправь плечи! И с усмешкой добавила: Делон!
Выбранный ресторан был далек от шикарного и пафосного и слава богу. Но при этом был вполне милым и уютным. В полутемном углу тихо наигрывал гитарист что-то спокойное, знакомое, умиротворяющее и расслабляющее.
Заказали закуску и красное вино.
О чем они говорили в тот вечер? Кира помнила плохо. Да обо всем, господи! Кира была оживленной и разговорчивой болтала без перерыва. Конечно, сказывалось выпитое пьянела она моментально. К горячему взяли еще бутылку гулять так гулять.
Им было легко друг с другом. И, кажется, очень приятно.
Гитарист на удивление не раздражал. А когда он запел «Под музыку Вивальди», Кира расплакалась. Их с Мишкой песня. Пели они ее часто, когда собирались всегда. Чудесная мелодия, чудесные слова. Все по сердцу, все понятно и знакомо. И все про них не очень удачливых, но точно счастливых. Одними губами, неслышно, она подпевала. Зяблик погрустнел и притих, нахмурился.
Гитарист закончил, и Зяблик, грустно усмехнувшись, повторил:
«И все мы будем счастливы когда-нибудь, бог даст». Да, именно так, когда-нибудь. Только когда вот вопрос!
Кира, незаметно утерев глаза, повторила:
Когда-нибудь. Бог даст, Лешка.
И они грустно, очень грустно, почти через силу, улыбнулись друг другу.
Только на улице, споткнувшись при выходе, она поняла, как здорово набралась. Зяблик подхватил ее под руку и укоризненно поцокал языком. Кира кокетливо вскинула голову: дескать, бывает, извини.
Долго бродили по почти пустым улицам идти домой совсем не хотелось. Чудесный был вечер, чудесный. И все же устали и поймали такси. А вот в машине Киру сморило.
Дома, перед тем как попрощаться и разойтись по своим комнатам, Кира, смущаясь, повернулась к нему:
Зяблик, прости, что я так напилась.
Он вскинул на нее удивленные глаза:
О чем ты, господи? Подумаешь, дело! И, чуть помолчав и отведя глаза, тихо добавил: Спасибо тебе, Кир! Сегодня я ненадолго вернулся туда, где так давно не был, в нормальную жизнь.
Кира промолчала, ей стало как-то неловко.
Улегшись в постель, обнаружила пропущенный звонок от Кати. Конечно же, не услышала в ресторане! «Балда», отругала она себя. Глянула на часы полдвенадцатого, даже для Москвы поздновато. Вспомнилось, что дома, в Германии, звонить принято до девяти вечера максимум, а после ни-ни. Решила перезвонить утром, но очень расстроилась так ведь ждала этот звонок, и на тебе, пропустила.
Ну и Катин характер. Теперь вообще может отказаться от встречи. Она такая, дай только повод. Да и эта квартира, камень преткновения, яблоко раздора. Они с Катей чужие. Только чужая бы так поступила. Правда, Мишка дочь изо всех сил выгораживал, всю вину взял на себя, дескать, Кира ни при чем. Но Катя не поверила. И правильно сделала. Это Кира настояла на том, чтобы ей отказать. И всю жизнь, кстати, была уверена, что была абсолютно права. Мишка сомневался, а вот она нет! И после конфликта, а затем и разрыва с Катей, когда Мишка сходил с ума от чувства вины перед дочерью, именно Катя перестала с ними общаться. То есть разорвала отношения окончательно.
После выпитого Кира не уснула. Такое было у нее свойство организма: после алкоголя бессонница. А Мишка наоборот выпивал бокал вина и тут же хотел спать. Кира ворочалась с боку на бок, подтыкала сбившуюся простыню, закутывалась в одеяло и понимала, что бесполезно она не уснет. Ну, дай бог, к рассвету, и то в лучшем случае.
Конечно, дело было не только в алкоголе вспомнился тот давний скандал с Катей, из-за которого, собственно, все и произошло.
Все случилось после смерти Кириной мамы. Мама ушла внезапно, если вообще так можно сказать о сильно пожилом человеке. Нет, все же внезапно, ничем таким страшным и затяжным она не болела. Кира приехала на похороны и, конечно, позвонила Кате. Та скупо выразила соболезнования и сказала, что на похороны приехать не может дела. Ну, дела так дела Кира не обиделась, все понятно: кто Кате ее мама? Никто. А вот то, что она не захотела повидаться, пусть ненадолго, Киру слегка удивило.
Не сможешь? уточнила она. Я буду здесь еще неделю. Точно не сможешь? Знаешь, я все понимаю, я тебе не нужна. Но папа Папа будет расстроен. Может, ради него ты все-таки выберешь время?
Катя ответила коротко:
Подумаю.
Ну и ладно, в конце концов ее право.
Через два дня, поздно вечером, после похорон, созвонились с Мишкой. Мужа своего знала отлично. Улавливала все по малейшим интонациям, по молчанию, по вздоху, по взгляду. И сейчас чувствовала: он что-то недоговаривает.
Мишка, что-то случилось? допытывалась она.
Он довольно долго отнекивался, ну а потом раскололся. Оказалось, все просто Катя попросила его отдать ей квартиру. Нет, конечно, не подарить что она, сумасшедшая? Отдать на время. Пожить. Потому что с мамой жить невозможно, невыносимо. Мама лезет во все, буквально во все: все контролирует, комментирует, во все сует нос. Мужа Катиного она возненавидела сразу, с первой минуты. Ну и пошло-поехало. В доме сплошные скандалы ни дня без строчки, как говорится. Жить невозможно. Не разъедутся с мамой разойдутся с мужем, все к этому идет. А мужа Катя любит. И если он уйдет Нет, не дай бог! Катя этого не перенесет. Да и ребенок, Ксенька! Ребенок останется без отца. В общем, ситуация безвыходная на съемную квартиру денег нет.
Мишка почти выпалил все это скороговоркой, одним предложением. И испуганно замолчал. Молчала и Кира. Ну а потом все сказала, как говорится, начистоту, без утайки и реверансов. Как Катя никогда не любила ее, как отказалась увидеть ее, Киру, даже сейчас, когда ей так тяжело. Могла хотя бы по-дружески, по-человечески поддержать ее в такой тяжелой ситуации. Да бог со всем этим, в конце концов Кира взрослая женщина и это переживет. Но отдать квартиру? Да с какой, собственно, стати? Когда сейчас впервые у них наконец появилась возможность обрести свой собственный угол? Продать квартиру в Жуковском и купить что-то во Франкфурте? Им уже хорошо под пятьдесят. И никогда никогда! у них не было своего угла. Всю жизнь по чужим квартирам, на чужих кроватях и кухнях. Как Катя могла такое предложить? В конце концов, Мишка оставил ей и ее матери квартиру свою, между прочим, свою! Пусть разъезжаются, размениваются. Да что угодно! Нина приезжая, но всю жизнь прожила в собственной квартире в прекрасном районе. А они с Мишкой? Нет, ни за что и никогда. Кира была настроена решительно и безапелляционно.
Никогда, слышишь? Да и наглость это, прости, просить о таком! Мало мы намучились, мало надергались, мало настрадались. Нет и нет, все, точка. Точка, ты меня слышишь?
Мишка слышал и молчал. Ну а потом что-то промямлил, вроде:
Ты права, но Может быть, на время? Ну на полгода хотя бы? А там что-нибудь придумаем, а? Нет, я все понимаю! Да и квартира твоя
«Как всегда, со злостью подумала Кира. Как всегда миротворец. Ни с кем неохота ссориться, всегда ищет компромисс. Всегда по-хорошему это его постулат. Но здесь «по-хорошему» не получится уж извините! У меня своя жизнь и свои проблемы. И я буду их решать. И мне кажется, я имею на это полное право».
Киру колотило от возмущения. Во-первых, просить об этом Катя должна была Киру, хозяйку квартиры, а не действовать через отца. Во-вторых, она должна была с ней повидаться. Или хотя бы позвонить. Ну а в-третьих, решать свои проблемы за счет других некрасиво и подло. Да и потом, Кира понимала, что полгода могут растянуться на много лет. Только запусти! А как потом выгнать, как попросить? Да никак. Будет еще хуже. Это наивный Мишка так думает, а на деле так не бывает. Попросили пустили. Родня! Что такое полгода? Да миг! А как быть потом? Нет и еще раз нет! Она этого не допустит.
Катя ей так и не позвонила. По возвращении Кира боялась разговора с Мишкой, но никакого разговора не было стало понятно, что на эту тему муж говорить не хочет. И, конечно же, понимает, что Кира права. В общем, замяли. Но больше Катя с отцом не общалась. К телефону не подходила и на письма не отвечала. Обиделась сильно и, видимо, надолго. Спустя несколько месяцев Кира ей написала, Мишка об этом не знал. Все разложила по полочкам, по крупинкам. Получилось доходчиво и, кстати, честно как есть. Просила не обижаться на отца он очень страдает. Вину взяла на себя. Но Катя ей не ответила. Ну и ладно. В конце концов она попыталась исправить ситуацию. Почти извинилась. Но ее извинения не приняли. Вот так банальнейшая житейская ситуация разорвала отношения отца и дочки.
Мишка, конечно, страдал, но виду старался не подавать ему было неловко. О своем письме Кира ему не сказала. Может, и зря. Но не хотелось его в очередной раз огорчать.
Мишка, конечно, страдал, но виду старался не подавать ему было неловко. О своем письме Кира ему не сказала. Может, и зря. Но не хотелось его в очередной раз огорчать.
Изредка он позванивал Нине, Катиной матери, узнавал, здорова ли дочь. Нина отвечала скупо и коротко. Обида ее так и не прошла.
А через восемь месяцев квартиру в Жуковском продали им повезло, кстати: цены тогда были неоправданно высоки. А еще через полгода они купили квартиру. Свою первую квартиру. Свою! И были, конечно, счастливы.
Мишка говорил, что у них снова начался медовый месяц. А Кира, смеясь, отвечала, что у них медовая жизнь. Правда, мед бывает разный и горький в том числе. Кажется, горный? Или каштановый? Она точно не знала.
Мишку она жалела, Катю осуждала и злилась на нее да кто она ей, в самом деле? Положа руку на сердце, Кира переживала не по поводу Катиных неудач, а за мужа. Но переживания ее быстро закончились радость от новой квартиры затмила все.
Как тщательно они подбирали свое первое в жизни жилье! Как не ленились ходить на просмотры полгода почти ежедневно, без капли раздражения или усталости. Ну и наконец выбрали Остенд считался недорогим, но вполне приличным районом.