Ну, хорошо хоть так.
Леля оделась и вышла на улицу. Снег окончательно растаял, словно и не было, Европа. Долго бродила по улицам, наматывая круги чтобы хоть чуть отпустило. Промерзла до костей зябко, сыро, промозгло. Вернулась в отель. А на ночь приняла таблетку поняла, что так не заснет.
От дочки пришла эсэмэска: «Спасибо, мам». Всего-то два слова.
Ну, хорошо хоть так.
Леля оделась и вышла на улицу. Снег окончательно растаял, словно и не было, Европа. Долго бродила по улицам, наматывая круги чтобы хоть чуть отпустило. Промерзла до костей зябко, сыро, промозгло. Вернулась в отель. А на ночь приняла таблетку поняла, что так не заснет.
Перед сном вот вопрос, будет ли он? позвонила мужу.
Витя! Я завтра к тебе прилечу!
Муж молчал.
Слышишь, Вить?
Да? с сарказмом ответил он. А зачем?
Она растерялась:
Как зачем? Прости не поняла!
В трубке молчали.
Я не слышу тебя, Вить! И ничего не понимаю!
Муж хмыкнул.
Вот это точно не слышишь! А насчет не понимаешь все верно, Леля! И я не понимаю тебя! И скорее всего, не понимал никогда!
В трубке раздались гудки.
Леля сидела на кровати и смотрела в одну точку. Поймала себя на мысли, что не может вздохнуть словно в грудь вбили железный кол. Сколько так просидела сама не заметила. Потом медленно встала и прошлась по мягкому ковру. Почувствовала, как дрожат колени и подгибаются ноги ох, не упасть бы. Рухнула в кресло и наконец продышалась.
Да ерунда, уговаривала она себя. Человек расстроен, болен. Он вообще был обидчив, ее муж. Обижался легко, а вот выходил из обиды долго. Конечно, его можно понять жены нет рядом. Рядом с ним чужая женщина, выполняющая ее, Лелины, функции. Обидно? Конечно! Она его понимает. Но ничего! Завтра она прилетит и обнимет его! И все встанет на свои места муж ведь, а? И сколько совместных лет у них за спиной, как бы там ни было! И она опять постарается ему все объяснить про бизнес, про дочь. И он ну разумеется! все наконец поймет, и обиды уйдут.
Она не замечала, что повторяет все это снова и снова вслух.
«А работа Да ничего! Проживем! В конце концов, продадим дом. Поменяем машину «на попроще», как говорят. Квартиру черт с ним, с центром, уедем в спальный район например, в Крылатское. Или в Строгино тоже неплохо. Воздух, между прочим, не то что в центре. Живут же люди в Строгине и в Конькове! Живут и радуются. И с мужем все будет нормально. Я верю Галочке к чему ей меня обманывать? И Катька придет в себя кто не страдал от несчастной любви? И будет у нее новый Пендаль наверняка лучше прежнего! А это совсем несложно. Заморыш чертов, чтоб его И вообще будет все хорошо. Все-таки я неисправимая оптимистка, снова со вздохом подумала она. Или неисправимая дура. Вот это скорее всего».
Из аэропорта Франкфурта взяла такси так будет быстрее. Торопилась обнять его поскорее. И тут же спросила себя: «Я соскучилась?» И честно ответила: «Нет, не так! Просто я хочу, чтоб и меня кто-нибудь обнял. Крепко прижал к себе и сказал простые слова: «Лелька, милая! Все будет хорошо! Мы же все проходили вспомни, сколько было всего за нашу длинную жизнь! И теперь все наладится непременно наладится! Ну не бывает же все время плохо! Вот проскочим эту черную полосу и что вслед за ней? Вот именно белая! Обязательно белая! Куда она денется, а? Как твой шоколад черный и белый, горький и сладкий!»
И она поплачет немного совсем чуть-чуть, совсем слегка. Она все-таки женщина. Интересно, а слезы еще остались? Она ведь не из плаксивых. А сколько ревела в последнее время Наверное, больше, чем за всю свою жизнь. Заплачет, потому что устала. Потому что так хочется тепла и поддержки что ж тут непонятного? Баба ведь Пусть сильная, а баба. И тут же ее отпустит свалится тяжелый камень с груди, выдохнет она все свои горести, словно выплюнет и станет ей легко и спокойно. И снова появятся силы жить дальше. Так было не раз чистая правда.
Всхлипнула стало жалко себя «Что же вы все так со мной? А?»
Такси затормозило у ворот.
Она вошла в здание больницы. Наконец добралась! Быстро поднялась по ступенькам второй этаж, лифт ждать не стала. Подошла к палате и затормозила достала пудреницу, мазнула спонжем по лицу, механически поправила волосы, выдохнула и открыла дверь.
Муж увидел ее, и выражение его лица стало скорбным поджатые губы, сведенные брови.
А, усмехнулся он, приехала все-таки! А мы уж не ждали!
Леля вздрогнула в его словах было столько сарказма, что она растерялась.
Витя! Да что с тобой? дрогнувшим голосом спросила она и повторила: Что с тобой, Витя? Ты же все знаешь! Что же ты так?
Муж покачал головой, недовольно хмыкнул и отвернулся:
Ну, знаешь ли Если тебе еще надо и объяснять!
«Стоп, Леля! сказала она себе. Это, наверное, депрессия. Вполне законная депрессия после всего, что он пережил. Господин Штольц предупреждал возможна депрессия! У таких больных это часто бывает. Обижаться на него я не должна просто не имею права я на него обижаться! В конце концов, у меня неприятности, только и всего! Но я здорова! Я на ногах и здорова. А он он болен, да. У него ужасный диагноз. В конце концов, сломался бы всякий. Еще неизвестно, как бы на его месте повела себя я! Так, взять себя в руки и сделать вид, что я не обиделась. И еще странно мне кажется, что я опять виновата! Может, он прав? Надо было наплевать на этот дурацкий бизнес и остаться возле него? Ну, прав не прав, а доля истины в его словах есть. Он всегда был обидчив, а с болезнью Все, беру себя в руки».
Короткий выдох взяла. Леля выдавила из себя улыбку и сказала:
А я привезла тебе сыр! Твои любимые канталь и ливаро! И еще ветчины! Тебе нравилась французская ветчина, помнишь?
Виктор повернул голову, внимательно посмотрел на нее и вздохнул. Ничего не ответил.
Она засуетилась:
Вот сейчас, только вымою руки! Я же с дороги!
Зашла в ванную и долго мыла руки, смотря на себя в зеркало замученная, усталая и несчастная. Ей всегда говорили, что она выглядит гораздо моложе своих лет. А тут все ее сорок девять крупными буквами! Просто кричат: «Эй! Что-то ты, матушка, совсем распустилась!»
Тут же закипели слезы и подступила обида я же с дороги! Он видит, как я устала. Ничего не спросил про Катьку ни одного слова. Не предложил мне присесть, выпить чаю. Какой эгоизм, господи Только свои проблемы и только свои обиды.
«А что ты так удивилась? Так было, кстати, всегда, не только сейчас забыла?»
Леля вытерла руки и открыла дверь ванной.
В эту минуту палатная дверь распахнулась и на пороге появилась Галочка.
Витя, родной! Ну вот, говорила с фрау Мюллер! Завтра мы едем домой! Домой, слава богу! Ты рад, мой родной?
Леля замерла на пороге ванной комнаты, переваривая услышанное. В голове гулко стучало, сердце билось как бешеное.
Теперь все стало на свои места. Ах как все просто! Как оказалось все просто, банально и пошло!
Она вышла из ванной и посмотрела на Галочку.
Ну, здравствуй, подруга! И давно? Давно он «родной» и «домой»? Она рассматривала Галочку, словно видела ее впервые, и чувствовала, как стынет ее собственное сердце. А ты, оказывается, воровка, моя тихая, милая, услужливая Галочка! Черна в тихом озере водица, как думаешь?
Галочка, бледная как полотно, не поднимая на Лелю глаз, тихо сказала:
Ты сама же сказала что любви давно нет, а есть привычка. Чувство долга, и все. Ты сама говорила вы давно стали соседями и живете параллельной жизнью. Что твой брак неудачный и это стало просто привычкой. Я ничего не придумала? Это твои слова, да?
Галочка подняла глаза и в упор посмотрела на Лелю. Леля молчала. Зато заговорил муж:
Ты меня бросила в самую тяжелую минуту. Поехала по каким-то пустячным делам, оставила меня одного. Дальше у тебя нашлось еще важное дело срочно лететь в Париж. Важное дело, важнее, чем я! А она, он кивнул на Галочку, а она ухаживала за мной, как за малым ребенком. Выводила меня на прогулку ты бы никогда не делала всего этого. Варила мне кашу, стирала мое белье. И все остальное! Он махнул рукой. Да что говорить! И потом, Леля! Не в каше дело! И не в прогулках. Я, представь, впервые узнал, что значит забота! И какой может быть женщина настоящая женщина, понимаешь? Тихая, добрая, с нежной душой. А ты, Леля, прости, просто танк! Тяжелая артиллерия. Я устал от твоего напора! От твоей энергии и вечных безумных планов. Ты не жена. Для меня не жена. И я давно понял, что мы не подходим друг другу. Разные у нас с тобой темпераменты, разные интересы. Мне никогда не было понятно то, что было так ясно тебе. Он скорбно замолчал и глянул на Галочку, словно ища у нее поддержки. Та смотрела в окно.
Наконец Леля нарушила молчание:
Я все поняла! Что я сейчас должна сделать? Просто уйти? А, нет! Конечно же, нет! Я должна нет, просто обязана пожелать молодым счастья и долгой семейной жизни кажется, так? Она рассмеялась. Ну и желаю! От всего сердца. Она посмотрела на Галочку. Ловкая ты оказалась, подруга! Омут-то тихий, а Ну, удачи вам, молодые! Быстро вы тут сговорились! Вот и к тебе пришло женское счастье, да, Галочка? Верно? А говорила не нужно! Ты ведь его не ждала! Ну, что же мне делать? Скорее всего, побыстрее убраться! Чтобы не портить вам интерьер и не омрачать ваше счастье! Она попыталась улыбнуться получилось неважно.
Возле двери Леля остановилась.
А ты, Галочка, молодец! Просто Железный Феликс! Я-то, дура, ни сном ни духом! Ничего не почувствовала, совсем ничего! А как отчитывалась как первоклассная сиделка!
Галочка дернула плечиком.
А при чем тут это? Я просто ответственный человек!
Ага! И еще очень надежный кажется, так? И ты, милый! Несчастный такой! А видишь, тоже не растерялся нашел свое счастье, да, мой хороший?
Они молчали.
Леля резко схватила куртку и сумку и бросилась прочь.
Прочь, прочь, прочь! Прочь из этого госпиталя, из этого города! От предательства прочь!
А ведь он прав, ее муж, они давно стали соседями. Ни понимания, ни любви ничего этого уже давно не было и в помине. И радости не было совсем не было радости, чистая правда.
Будь честна перед собой, Лариса Александровна! Скажи себе правду и, может, тебе станет легче? По сути, ты всегда и во всем была одна, Леля! Как говорил твой мудрый дед? Он тебе не опора и не поддержка. А может быть, хорошо, что это закончилось? Хватит врать себе, Леля!
Но почему же так больно? Все так правильно и так больно. И снова: «Зачем вы все так со мной? Разве я заслужила?»
Леля не заметила, как села на ступеньку у входа. Мимо проходили люди, смущенно бросая на нее удивленные взгляды. Впрочем, чему удивляться? Здесь больница, здесь горе. И почему плачет эта усталая и растрепанная женщина да кто же его знает? Наверное, не без причин.