Папка с делом Санбима легла на его стол одной из первых.
Пока Гордиевский, совершенно отрезанный от внешнего мира и заштилевший в профессиональном отношении, оставался в Москве, его дело повисло в воздухе. «Не поддерживать с ним никаких контактов было абсолютно правильно, говорил Спунер. Стратегически это решение было очень хорошим. Мы же готовились играть вдолгую. Конечно, мы понятия не имели, чем все кончится. У нас не было никаких оснований считать, что он когда-нибудь приедет в Лондон».
Но теперь Гордиевский вынырнул из безвестности, и после трех лет бездействия и неопределенного ожидания Джеймс Спунер, Джеффри Гаскотт, Вероника Прайс и команда Санбима взялись за дело. Спунер вызвал Прайс и показал ей заявление на получение визы. «Я была очень довольна, говорила потом Прайс, а зная ее манеру выражаться, можно было сказать, что она была вне себя от радости. Это была замечательная новость. Именно на это мы и надеялись».
Мне нужно пойти подумать, сказала она Спунеру.
Только думайте не очень долго, предупредил Спунер. Об этом необходимо доложить К.
Выдача визы Гордиевскому была делом отнюдь не простым. В принципе, каждому, кого подозревали в работе на КГБ, автоматически отказывали во въезде в Британию. При нормальных обстоятельствах британский МИД навел бы предварительные справки и обнаружил бы, что Олега дважды отправляли в длительные командировки в Копенгаген. Обычного запроса в датскую разведку было бы достаточно, чтобы узнать, что он значится в тамошней картотеке как потенциальный советский разведчик, после чего его заявление о получении визы сразу бы отклонили. Но текущие обстоятельства нормальными не были. МИ-6 нужно было добиться, чтобы Гордиевского впустили в Британию без проволочек и без лишних вопросов. Можно было бы просто потребовать от иммиграционной службы, чтобы та выдала визу, однако это требование возбудило бы подозрения, поскольку послужило бы сигналом о том, что случай Гордиевского особенный. Нельзя было допускать, чтобы этот секрет утек за пределы МИ-6. Получив предупреждение, ПЕТ с радостью согласился помочь. Поскольку из МИ-6 сообщили, что британский МИД вскоре начнет задавать вопросы, датчане «подчистили записи» и предоставили британцам такой ответ: хотя у Дании и возникали подозрения в отношении Гордиевского, не обнаружилось никаких доказательств, что он имеет отношение к КГБ. «Нам удалось оставить должную дозу сомнений, так что с визой все обошлось. Мы сказали: Да, датчане внесли его в список подозрительных, но ничего так и не подтвердилось». Насколько удалось выяснить МИДу и иммиграционной службе, Гордиевский был просто очередным советским дипломатом, может быть, представлявшим опасность, а может быть и нет, и уж точно из-за него не стоило разводить суету. Обычно на выдачу дипломатических виз у британского паспортного отдела уходил как минимум месяц, Гордиевскому же разрешение на въезд в Британию в качестве аккредитованного дипломата выдали через двадцать два дня после подачи заявления.
Выдача визы Гордиевскому была делом отнюдь не простым. В принципе, каждому, кого подозревали в работе на КГБ, автоматически отказывали во въезде в Британию. При нормальных обстоятельствах британский МИД навел бы предварительные справки и обнаружил бы, что Олега дважды отправляли в длительные командировки в Копенгаген. Обычного запроса в датскую разведку было бы достаточно, чтобы узнать, что он значится в тамошней картотеке как потенциальный советский разведчик, после чего его заявление о получении визы сразу бы отклонили. Но текущие обстоятельства нормальными не были. МИ-6 нужно было добиться, чтобы Гордиевского впустили в Британию без проволочек и без лишних вопросов. Можно было бы просто потребовать от иммиграционной службы, чтобы та выдала визу, однако это требование возбудило бы подозрения, поскольку послужило бы сигналом о том, что случай Гордиевского особенный. Нельзя было допускать, чтобы этот секрет утек за пределы МИ-6. Получив предупреждение, ПЕТ с радостью согласился помочь. Поскольку из МИ-6 сообщили, что британский МИД вскоре начнет задавать вопросы, датчане «подчистили записи» и предоставили британцам такой ответ: хотя у Дании и возникали подозрения в отношении Гордиевского, не обнаружилось никаких доказательств, что он имеет отношение к КГБ. «Нам удалось оставить должную дозу сомнений, так что с визой все обошлось. Мы сказали: Да, датчане внесли его в список подозрительных, но ничего так и не подтвердилось». Насколько удалось выяснить МИДу и иммиграционной службе, Гордиевский был просто очередным советским дипломатом, может быть, представлявшим опасность, а может быть и нет, и уж точно из-за него не стоило разводить суету. Обычно на выдачу дипломатических виз у британского паспортного отдела уходил как минимум месяц, Гордиевскому же разрешение на въезд в Британию в качестве аккредитованного дипломата выдали через двадцать два дня после подачи заявления.
В Москве кое-кому эта быстрота показалась подозрительной. «Как странно, что они столь быстро выдали вам визу, задумчиво сказал один опытный человек, работавший в отделе кадров Министерства иностранных дел, когда Гордиевский пришел забирать свой паспорт. Они должны бы основательно вас проверить, ведь вы так долго проработали за границей. Я вообще был уверен, что они ответят отказом, подобное случалось уже много раз. Так что можете считать, что вам здорово повезло». Впрочем, свои подозрения этот наблюдательный чиновник оставил при себе.
Бюрократический аппарат самого КГБ работал гораздо медленнее. Прошло еще три месяца, а Гордиевский по-прежнему дожидался официального разрешения на выезд из СССР. Пятый отдел Управления «К», отвечавший за внутренние расследования в КГБ, дотошно проверял биографию Гордиевского и никуда не торопился. Олегу уже становилось не по себе: в чем дело, отчего такая заминка? В Сенчури-хаус тоже начинали тревожиться. Джеффри Гаскотту, находившемуся в Швеции, велели быть готовым незамедлительно вылететь в Лондон, чтобы встретить там Гордиевского сразу по прибытии. А тот все не прибывал. Неужели что-то вскрылось?
Пока тянулись недели томительного ожидания, Гордиевский старался проводить время с пользой для себя и внимательно просматривал папки, хранившиеся в штабе КГБ, одном из самых засекреченных и неприступных мест на земле для всех, разумеется, кто в нем не работает. Система внутренней безопасности в московском Центре была одновременно сложной и примитивной. Самые секретные папки хранились в запертом шкафу в кабинете начальника отдела. Другие же документы были рассредоточены по разным кабинетам отдела, по отдельным сейфам, и находились в ведении сотрудников, занимавшихся разными направлениями работы. Каждый вечер каждый сотрудник запирал свои сейфы и архивные шкафы, клал ключи в деревянный ящичек, а затем запечатывал его куском пластилина, в который затем вдавливал свою индивидуальную печать как в старину ставили восковые или сургучные печати на документы. После этого дежурный сотрудник собирал все эти ящички и ставил их в очередной сейф в кабинете Геннадия Титова. Ключ от этого сейфа, в свой черед, клался в очередной деревянный ящичек, а тот таким же образом запечатывался печатью дежурного сотрудника и затем сдавался на хранение в кабинет секретариата Первого главного управления, где кто-то из сотрудников находился круглосуточно. На все эти процедуры уходило довольно много времени и куча пластилина.
Гордиевский занимал стол в комнате 635 в политическом секторе британского отдела. Там в трех металлических шкафах стояли папки с делами тех лиц, живших в Великобритании, которых КГБ считал действующими агентами, потенциальными агентами и негласными осведомителями. В комнате 635 держали только актуальные дела. Все лишние материалы передавались в главный архив. Папки хранились в картонных коробках, по три коробки на полке, по две папки в коробке, каждая была завязана на тесемки, а тесемки скрепляла пластилиновая печать. Чтобы распечатать папку, требовалось получить подпись начальника отдела. В британском шкафу хранилось шесть папок с делами людей, считавшихся агентами, и еще дюжина относилась к негласным осведомителям.
Гордиевский принялся изучать все эти материалы, выстраивая в голове картину текущих политических операций КГБ в Британии. Заместитель начальника отдела Дмитрий Светанко подтрунивал над его старательностью: «Можете не тратить столько времени на чтение когда вы окажетесь в Британии, сами поймете, что там и как». Гордиевский продолжал свои занятия, надеясь, что его репутация усердного сотрудника затмит любые подозрения. Каждый день он добывал разрешение на ознакомление с очередной папкой, вскрывал печать и перед ним оказывалось дело очередного британца, которого КГБ или пытался поймать на живца, или уже держал на крючке.
Строго говоря, они не были шпионами. Линия «ПР» стремилась прежде всего оказывать политическое влияние и выуживать секретную информацию. Ее мишенями становились известные люди, помогавшие формировать общественное мнение, политики, журналисты и другие деятели, занимавшие заметное положение в обществе. Одни считались настоящими агентами, сознательно и тайно поставлявшими информацию, секретную или иную; другие классифицировались как негласные осведомители полезные источники, в разной степени сознававшие собственное соучастие в шпионаже. Кто-то принимал вознаграждение в форме хлебосольства, оплаченных каникул или просто денег. Некоторые просто сочувствующие советскому строю даже не сознавали, что их обихаживает КГБ. Многие наверняка искренне поразились бы, узнав, что удостоены кодового имени и особой папки в запирающемся стальном шкафу в штабе КГБ. Тем не менее это были люди совершенно иного калибра, чем та мелюзга, за которой резидентура КГБ гонялась в Дании. Британия была крупной мишенью. Некоторые дела были заведены еще десятки лет назад. А некоторые имена шокировали своей известностью.
Джек Джонс был одним из самых уважаемых деятелей профсоюзного движения, пламенным социалистом, которого премьер-министр Британии Гордон Браун назвал однажды «одним из величайших в мире профсоюзных лидеров»[23]. А еще он был агентом КГБ.
Джонс, бывший портовый рабочий из Ливерпуля, во время гражданской войны в Испании воевал в интербригадах на стороне республиканцев, а к 1969 году он поднялся до должности генерального секретаря Профсоюза транспортных и неквалифицированных рабочих (TGWU) некогда крупнейшего рабочего союза в западном мире, насчитывавшего более 2 миллионов членов, и оставался на этом посту почти десять лет. Согласно опросу общественного мнения, проведенному в 1977 году, 54 процента избирателей считали Джонса самым влиятельным человеком в Британии влиятельнее премьер-министра. Джек Джонс доброжелательный, искренний и непримиримый был публичным лицом профсоюзов. с его частной жизнью все обстояло куда сложнее.