Небольшая группа старших сотрудников МИ-6 собралась в Сенчури-хаус, чтобы заслушать предварительные результаты доклада кураторов операции «Ноктон». Все эти люди были не склонны к бурному проявлению эмоций, однако в зале явственно ощущались «волнение и нетерпеливое ожидание». Важные персоны жаждали поскорее услышать об обширной сети кагэбэшных агентов в Британии, о шпионах-коммунистах вроде кембриджской пятерки, тайком прокравшихся в высшие эшелоны общества, чтобы вести подрывную работу изнутри. Считалось, что в 1982 году советская разведка оставалась такой же всесильной, как и раньше. Гордиевский доказал, что это не так.
Новость о том, что у КГБ в Британии имеется лишь горстка агентов, осведомителей и нелегалов и никто из них не представляет особой опасности, принесла и облегчение, и разочарование. Гордиевский рассказал, что, судя по картотеке КГБ, к активным агентам можно отнести Джека Джонса, профсоюзного лидера, и Боба Эдвардса, депутата парламента от Лейбористской партии. К сочувствующим осведомителям, принимавшим от КГБ деньги или оплату досуга, относились Ричард Готт, журналист из Guardian, и престарелый активист движения за мир Феннер Брокуэй. Заядлые охотники за шпионами немного расстроились, когда узнали, что крупной дичи, за которой стоило бы гоняться, нет и в помине. Возник, правда, и повод для беспокойства: Гордиевский явно никогда не слышал о Джеффри Прайме, аналитике из Центра правительственной связи отделения британской разведки, занимавшегося связью и подачей сигналов, которого недавно арестовали как советского шпиона. Если Гордиевский видел все архивные папки, почему же среди них не было дела Прайма, который начал шпионить на СССР в 1968 году? Ответ был прост: Прайма курировал отдел контрразведки КГБ, а не британо-скандинавский отдел.
Из предоставленных Гордиевским детальных описаний операций КГБ в Лондоне, Скандинавии и Москве явствовало, что советский противник это уже не легендарный колосс, а неуклюжий и неловкий неумеха. КГБ 1970-х годов сильно уступал своему предшественнику НКВД. Идеологический пыл 1930-х, благодаря которому удалось завербовать так много преданных агентов, сменился полным страха послушанием, и новое время порождало агентов уже совсем иного типа. КГБ оставался обширным, хорошо финансируемым и беспощадным учреждением, и среди его агентов по-прежнему находились некоторые яркие личности и светлые умы. Но теперь в его рядах служило и множество приспособленцев и лизоблюдов, ленивых карьеристов, начисто лишенных воображения. КГБ все еще был опасным противником, но теперь британцы доподлинно узнали его слабые места и изъяны. В то самое время, когда для КГБ начинался период упадка, западная разведка, напротив, поднимала голову, для нее наступал новый, полный амбиций этап жизни. МИ-6, надолго скорчившаяся в оборонительной позе из-за изнурительных шпионских скандалов 19501960-х годов, уже вставала в полный рост и распрямляла плечи.
По британской разведке пробежала дрожь радостного возбуждения: с таким КГБ ей было под силу бороться!
По британской разведке пробежала дрожь радостного возбуждения: с таким КГБ ей было под силу бороться!
Но была среди сокровищ из клада Гордиевского и еще одна новость, которая заставила и внешнюю, и внутреннюю разведку Британии изумленно затаить дыхание.
Заигрывания Майкла Фута с КГБ остались в далеком прошлом. Гордиевский проявил осторожность, постаравшись не преувеличивать значение агента Бута, и Джеффри Гаскотт вполне точно оценил его дело: Фута использовали только «в целях дезинформации», и это было уже давно; он не был ни шпионом, ни «агентом» в обычном понимании. Однако с 1980 года он возглавлял партию лейбористов, официальную оппозицию, а значит, был соперником Маргарет Тэтчер и претендентом на пост премьер-министра. Он мог занять этот пост уже на ближайших всеобщих выборах, которые должны были состояться самое позднее в 1984 году. Если вдруг вскрылось бы, что когда-то его связывали финансовые отношения с КГБ, это известие моментально лишило бы Фута всякого доверия, растоптало бы его шансы прийти к власти и, возможно, существенно изменило бы дальнейший ход истории. Многие и так считали его опасно полевевшим, а новость о его контактах с КГБ сообщила бы его идейной позиции еще более левосторонний и потому пагубный крен. Даже чистая правда была достаточно изобличительна, чтобы представить Фута в весьма невыгодном свете как наивного дурачка. А уж в горячке выборов его и вовсе можно было выставить полноценным шпионом КГБ на жалованье.
«Нас беспокоил секретный характер этой информации, нельзя было допустить, чтобы ее использовали в целях политической межпартийной борьбы, говорил Спунер. В стране существовал глубокий идеологический раскол, но мы понимали, что нужно придержать эту информацию, не давать ей влиться в общий политический поток. В наших руках оказались сведения, которые очень легко можно было истолковать неверно».
Обнаружение потенциального компромата на Фута имело серьезные последствия для национальной безопасности. МИ-6 передала полученные данные Джону Джонсу, генеральному директору МИ-5. Каким быть следующему шагу, предстояло решить службе внутренней безопасности. «Это было по их части».
Сэр Роберт Армстронг, входивший в кабинет министров, возглавлял государственную гражданскую службу, состоял старшим политическим советником при премьер-министре и был именно тем чиновником, который отвечал за надзор над разведслужбами и их взаимоотношениями с правительством. Политически нейтральный Армстронг воплощенная порядочность Уайтхолла ранее состоял главным личным секретарем и при Гарольде Вильсоне, и при Эдварде Хите. Он был одним из самых авторитетных и доверенных советников Тэтчер. Но это еще не значило, что он рассказывал ей все.
Глава МИ-5 рассказал Армстронгу, что Майкл Фут был когда-то агентом Бутом платным осведомителем КГБ. Они сошлись во мнении: эта информация слишком взрывоопасна в политическом отношении, чтобы передавать ее премьер-министру.
Когда Армстронга расспрашивали об этом эпизоде спустя много лет, он в лучших правительственных традициях дал одновременно осторожный и туманный ответ: «Я знал, что есть мнение, будто Майкл Фут имел контакты с КГБ когда-то давно, еще до того, как он возглавил Лейбористскую партию, и что Tribune будто бы получает финансовую помощь из Москвы, возможно, от КГБ Гордиевский подтвердил эти слухи. Мне неизвестно, какая именно часть этой информации была передана министру иностранных дел или премьер-министру».
Позднее Армстронг станет главным свидетелем на «процессе Ловца шпионов» неудавшейся попытке британского правительства помешать публикации разоблачительной книги воспоминаний Питера Райта. Тогда Армстронг придумал и запустил в оборот выражение: «правда в щадящих дозах». Сам он, похоже, решил распространять правду о деле Майкла Фута в чрезвычайно щадящих дозах. А именно: он ничего не стал рассказывать ни Маргарет Тэтчер, ни другим ее главным советникам; он ничего не стал рассказывать никому на государственной гражданской службе, ни в Консервативной, ни в Лейбористской партии. Он ничего не стал рассказывать ни американцам, ни кому-либо из других союзников Британии. Он вообще никому даже слова об этом не сказал.
После того, как в распоряжении Армстронга оказалась неразорвавшаяся информационная бомба, он положил ее себе в карман и просто оставил там в надежде, что Фут проиграет на выборах и проблема рассосется сама собой. Вероника Прайс говорила об этом прямо: «Мы это похоронили». И все равно внутри МИ-6 то и дело разгорались споры о том, чем возможная победа Майкла Фута на выборах чревата для конституции: все сходились во мнении, что если политик, в прошлом имевший контакты с КГБ, сделается премьер-министром, тогда обо всем непременно нужно рассказать королеве.
После того, как в распоряжении Армстронга оказалась неразорвавшаяся информационная бомба, он положил ее себе в карман и просто оставил там в надежде, что Фут проиграет на выборах и проблема рассосется сама собой. Вероника Прайс говорила об этом прямо: «Мы это похоронили». И все равно внутри МИ-6 то и дело разгорались споры о том, чем возможная победа Майкла Фута на выборах чревата для конституции: все сходились во мнении, что если политик, в прошлом имевший контакты с КГБ, сделается премьер-министром, тогда обо всем непременно нужно рассказать королеве.
И было в массиве данных, переданных британской разведке Гордиевским, еще кое-что, даже более опасное, чем дело Бута, один секрет КГБ, способный не только изменить мир, но и взорвать его.
В 1982 году холодная война снова разогревалась и грозила достигнуть такой температуры, при которой ядерная война казалась уже вполне реальной возможностью. Гордиевский сообщил, что в Кремле считают пусть ошибочно, зато вполне серьезно, что Запад собирается нажать на ядерную кнопку.
Глава 8
Операция «РЯН»
В мае 1981 года Юрий Андропов, председатель КГБ, собрал старших сотрудников своего ведомства на тайное совещание и сделал ошеломительное заявление: Америка собирается первой нанести ядерный удар и стереть Советский Союз с лица земли.
Больше двадцати лет ядерная война между Востоком и Западом сдерживалась угрозой взаимно гарантированного уничтожения: независимо от того, кто начнет первым, в любом подобном конфликте разрушению подверглись бы обе стороны. Но к концу 1970-х Запад начал заметно обгонять СССР в ядерной гонке, и разрядка напряженности стала понемногу сменяться уже новой психологической конфронтацией. Поэтому Кремль боялся, что Советский Союз может проиграть и погибнуть от упреждающего ядерного удара. В начале 1981 года КГБ при помощи недавно разработанной компьютерной программы произвел анализ геополитической ситуации и пришел к выводу, что «соотношение мировых сил» сдвигается и перевес уже на стороне Запада. Афганская война оказалась очень дорогостоящим предприятием, Куба продолжала выкачивать деньги из советской казны, а в США между тем неуклонно происходило наращивание военной мощи. Похоже, Советский Союз проигрывал холодную войну, и Кремль, подобно боксеру, истощенному многолетними тренировочными боями, боялся, что затянувшееся состязание вот-вот закончится одним подлым ударом исподтишка.
Возможно, уверенность руководителя КГБ в том, что СССР может стать жертвой внезапного ядерного удара, была не столько вызвана рациональным анализом геополитического положения, сколько порождена личным опытом Андропова. В 1956 году, находясь в качестве советского посла в Венгрии, он собственными глазами увидел, как быстро может рухнуть режим, еще недавно казавшийся незыблемым. Сам Андропов и сыграл тогда важную роль в подавлении Венгерского восстания. А спустя двенадцать лет он призвал принять «экстренные меры», чтобы удушить уже Пражскую весну. «Палач Будапешта» был убежденным сторонником армейских операций и репрессий со стороны КГБ. Глава тайной полиции Румынии называл его «человеком, который забрал власть над СССР у компартии и отдал ее КГБ»[38]. А угроза надвигающегося ядерного нападения, по-видимому, стала казаться более правдоподобной из-за самоуверенной и агрессивной позиции недавно избранного президента Рейгана и его администрации.