Нужно было как-то убить два часа, и Аскот предложил, смеха ради, сходить в Смольный институт и монастырь одну из самых чтимых святынь коммунистов. Когда-то там располагался Смольный институт благородных девиц первое в Российской империи женское учебное заведение (только для дворянок). Затем, в дни Октябрьской революции, Ленин приспособил это величественное здание в стиле классицизма под свой революционный штаб, а потом там размещалось правительство большевиков до тех пор, пока его не перенесли в Москву, в Кремль. Теперь, по словам Аскота, в Смольном выставлялась всякая лениниана.
В саду возле Смольного четверо британцев уселись на скамейку и для вида дружно склонились над путеводителем. «На самом деле мы устроили последний военный совет повторили все, что нужно было помнить», вспоминал Аскот. Если они благополучно доедут до места встречи, содержимое багажников нужно будет перераспределить, чтобы там могли поместиться беглецы. Пока мужчины будут разгружать багажники, Рейчел разложит на обочине все приготовленное для пикника, а Каролина тем временем, держа на руках Флоренс, направится к началу съезда на запасную полосу и будет смотреть в оба. «Заметив что-нибудь подозрительное, она должна была снять платок». Но если горизонт будет чист, Джи поднимет капот своей машины, чтобы подать Пимлико сигнал: все в порядке, можно вылезать из укрытия. Поскольку все боялись невидимых микрофонов в автомобилях, все действия следовало совершать без единого слова. Если Гордиевский будет один, его спрячут в багажник к Джи. Подвеска у «форда» была более высокая, чем у «сааба», и если в багажнике окажется лишний вес, со стороны это будет чуть менее заметно. «Артур должен был первым отъехать от места встречи, писал Аскот. А я должен был прикрывать его сзади на случай попытки протаранить его багажник».
Штаб Ленина по подготовке революции оказался удачным местом для сборища заговорщиков. «Мы, можно сказать, щелкали КГБ по носу».
Перед тем как снова рассесться по машинам и преодолеть последний отрезок пути, британцы прогулялись по берегам Невы и понаблюдали, как река течет мимо заброшенной верфи, «заваленной теперь останками ржавых бесколесных автобусов, с ошметками целлофана, запутавшимися в прибрежных камышах». Аскот решил, что теперь самое время пообщаться со Всевышним. «Мы все четверо погрузились в размышления. Все мы очень остро ощущали связь с каким-то потусторонним началом и она нам была необходима».
На окраине Ленинграда они проехали мимо большого поста ГАИ с дозорной вышкой. А уже через несколько секунд за ними пристроилась голубая «лада» с двумя пассажирами-мужчинами и высокой радиоантенной. «Мы сразу приуныли, писал Аскот. Но худшее было еще впереди».
Гордиевский сошел с поезда и огляделся по сторонам. Городок Зеленогорск (до 1948 года известный под своим финским названием Териоки) уже просыпался, и на станции было людно. Казалось невероятным, что хвост за Гордиевским мог добраться и сюда, но в Москве, наверное, группа наружного наблюдения уже подняла тревогу. Возможно, пограничный пункт в Выборге в 75 километрах к северо-западу отсюда уже предупрежден. Согласно плану побега, теперь Гордиевский должен был сесть в автобус, проехать на нем оставшуюся часть пути и выйти возле дорожного указателя «836» в 836 километрах от Москвы и примерно в 25 от приграничного города. На автостанции Гордиевский купил билет до Выборга.
Старенький автобус был наполовину пуст, и когда он с хрипом выехал из Зеленогорска, Гордиевский попытался устроиться поудобнее на жестком сиденье и закрыл глаза. Перед ним уселись два мужика лет тридцати, разговорчивые и дружелюбные. А еще, хоть было только девять утра, они оказались уже сильно навеселе (такое явление можно наблюдать, наверное, только в России). «Вы откуда? спрашивали они заплетающимися языками. Куда едете?» Гордиевский пробормотал что-то неразборчивое, но, как это бывает с пьяными, жаждущими общения, они повторили свои вопросы уже громче. Он ответил, что навещал друзей в деревне поблизости, вспомнив какое-то название из атласа. Даже ему самому такой ответ показался отъявленной ложью. Но подвыпивших мужиков он вполне устроил, а минут через двадцать они, слегка покачиваясь, вышли и приветливо помахали ему на прощанье.
По обеим сторонам шоссе тянулись густые леса хвойные деревья вперемежку с низкорослыми березами и осинами, и изредка виднелись поляны со столами для отдыха. Здесь легко заблудиться, но еще здесь хорошо прятаться. Навстречу ехали автобусы с туристами-скандинавами, спешившими на молодежный фестиваль. Еще Гордиевский заметил большое количество военной техники и бронетранспортеров для личного состава с вооруженными солдатами. Здесь, в приграничном районе, размещалось много воинских частей, и, возможно, прямо сейчас велись учения.
По обеим сторонам шоссе тянулись густые леса хвойные деревья вперемежку с низкорослыми березами и осинами, и изредка виднелись поляны со столами для отдыха. Здесь легко заблудиться, но еще здесь хорошо прятаться. Навстречу ехали автобусы с туристами-скандинавами, спешившими на молодежный фестиваль. Еще Гордиевский заметил большое количество военной техники и бронетранспортеров для личного состава с вооруженными солдатами. Здесь, в приграничном районе, размещалось много воинских частей, и, возможно, прямо сейчас велись учения.
Показалась развилка: шоссе шло дальше прямо на север, а боковая дорога отходила вправо. Гордиевский вдруг опознал ту местность, которую Вероника Прайс часто показывала ему на фотографиях. Он не заметил нужного километрового указателя, но был уверен, что это то самое место. Вскочив на ноги, он стал смотреть в окно. Автобус уже почти опустел, и водитель вопросительно поглядывал на него через зеркало. Потом он остановил автобус. Гордиевский все еще колебался. Автобус снова тронулся. Тогда Гордиевский спохватился и побежал по проходу, приложив ладонь ко рту. «Простите, я плохо себя чувствую. Позвольте мне сойти!» обратился он к водителю. Тот с явной досадой остановил автобус еще раз и открыл двери. Когда он уже отъезжал, Гордиевский наклонился над придорожной канавой и сделал вид, будто его тошнит. Похоже, он все время привлекал к себе лишнее внимание. Теперь его наверняка хорошо запомнили около полудюжины человек: проводница из поезда, тот молодой человек, что обнаружил его на полу вагона и уложил на нижнюю полку, двое подвыпивших мужиков и водитель автобуса, который наверняка припомнит странного пассажира, которому вдруг стало плохо, и при этом он явно не знал, где ему выходить.
Съезд на запасную полосу был впереди, до него оставалось метров триста, там лежал огромный валун. Дальше дорога образовывала D-образную петлю длиной метров в сто, и от основного шоссе ее скрывал ряд деревьев с густым подлеском из кустарников и папоротника. В самом широком месте этой петли вправо, в еще более густой лес, отходила военная дорога. На грунтовом покрытии запасной полосы лежал слой пыли, а почва вокруг оказалась сырой и даже заболоченной с озерцами стоячей воды. Становилось теплее, и от земли исходил резкий неприятный запах. Рядом запищал комар, потом другой. Они принялись кусаться. В лесу стояла какая-то звенящая тишина. На часах была только половина одиннадцатого. До приезда машин с агентами МИ-6 если, конечно, они вообще приедут оставалось еще часа четыре.
Страх и адреналин оказывают странное воздействие на поведение человека и на его аппетит. Гордиевскому следовало бы затаиться в подлеске, натянуть на голову пиджак и отдаться на растерзание комарам. Ему нужно было просто ждать. А он вместо этого сделал нечто такое, что задним числом выглядит чистым безумием с его стороны.
Он решил отправиться в Выборг и там чего-нибудь выпить.
Два автомобиля МИ-6 покидали окраины Ленинграда, а за ними следом ехали кагэбэшные «жигули», как вдруг перед носом у «сааба» Аскота на трассу вывернула советская милицейская машина и возглавила всю автоколонну. А вскоре навстречу проехала еще одна милицейская машина, потом она подала сигнал, развернулась и пристроилась позади кагэбэшного автомобиля. Кортеж замкнула четвертая машина горчичного цвета «жигули». «Нас взяли в вилку», подумал Аскот. Он бросил тревожный взгляд на Каролину, но ничего не сказал.
Минут через пятнадцать милицейская машина внезапно вырвалась вперед. В тот же момент кагэбэшная машина тоже ускорилась и, обогнав британцев, поехала перед ними. Километрах в полутора оказалось, что первая милицейская машина остановилась на обочине. Как только вереница проехала, она снова тронулась и поехала в самом хвосте. Британцы снова оказались в вилке только теперь кагэбэшники ехали впереди, а две милицейские машины позади. Произошла классическая властная перестановка, скоординированная при помощи рации и вылившаяся в причудливый моторизованный танец: «Кагэбэшники явно сказали милиции: Можете остаться, но вести эту операцию будем мы».
В каком бы порядке они ни предпочитали ехать, все равно это был усиленный надзор без малейшей попытки замаскироваться. Аскот совсем приуныл. «Я думал, что нам готовят двойной захват. Я прямо-таки видел эту картину: вот мы приезжаем на условленное место, а там нас уже ждет целый комитет и из кустов вылезает толпа людей в форме».
В каком бы порядке они ни предпочитали ехать, все равно это был усиленный надзор без малейшей попытки замаскироваться. Аскот совсем приуныл. «Я думал, что нам готовят двойной захват. Я прямо-таки видел эту картину: вот мы приезжаем на условленное место, а там нас уже ждет целый комитет и из кустов вылезает толпа людей в форме».
У дороги один за другим мелькали километровые столбы. «У меня не было никакого плана, подготовленного на такой случай: я просто не представлял себе, что нам предстоит двигаться к месту встречи в сопровождении КГБ в нескольких метрах и впереди, и позади нас». Пока одна машина едет впереди, а позади еще три, сворачивать на запасную полосу просто немыслимо. «Если они не отстанут от нас, когда мы туда подъедем, думал Аскот, операцию придется отменить». Тогда Пимлико и его семья, если они собрались бежать все вместе останутся ни с чем. Если, конечно, им вообще удалось выехать из Москвы.
Первой машиной, ехавшей в сторону Выборга, оказалась «лада», и она охотно остановилась, как только Гордиевский проголосовал. В СССР был распространен автостоп, власти даже поощряли его. И в районе, где повсюду размещались воинские части, автостопщик-одиночка, в принципе, не вызывал особых подозрений. Молодой водитель был в гражданской одежде, но Гордиевский принял его за военного или кагэбэшника. Впрочем, он оказался совсем не любопытен, ни о чем его не спрашивал, и всю дорогу до окраины города в машине гремела западная поп-музыка. Выходя, Гордиевский протянул водителю трехрублевку (очень много за такую короткую поездку), тот принял деньги, не сказав ни слова, и поехал дальше, не оборачиваясь. Через несколько минут Гордиевский уже сидел в кафетерии. Он заказал жареную курицу и две бутылки пива.