Гордиевский оставался в своем потайном убежище в форте. Изредка он покидал его стены и исследовал окрестности, но всегда под пристальным присмотром охраны. Он ежедневно бегал трусцой вокруг крепости или по лесу Нью-Форест в сопровождении сотрудника МИ-6 Мартина Шоуфорда. Но он не мог заводить новые знакомства или видеться со старыми друзьями в Британии. МИ-6 всячески пыталась сделать его жизнь похожей на нормальную, но пока Гордиевский поддерживал социальные контакты исключительно с представителями разведсообщества и членами их семей. Он всегда был занят, но остро ощущал одиночество. Разлука с семьей стала для него постоянной мукой, а полнейшее отсутствие известий о жене и дочерях источником страдания, которое периодически прорывалось наружу горькими упреками. Чтобы заглушить душевную боль, он с головой погружался в составление отчетов и старался работать до глубокой ночи. Он метался между покорностью судьбе и надеждой, между гордостью за свои достижения и отчаянием при мысли о том, какой личной ценой все это далось. Вот что он писал Тэтчер: «Хотя я молился о том, чтобы как можно раньше воссоединиться с женой и детьми, я полностью принимаю и понимаю те соображения, исходя из которых выбор был сделан в пользу решительных действий. Однако я должен и дальше надеяться на то, что будет найден какой-нибудь способ добиться освобождения моей семьи, потому что без нее моя жизнь лишена смысла».
Тэтчер ответила ему: «Мы продолжаем тревожиться за вашу семью и не забудем о ней. Я сама мать и потому хорошо понимаю те мысли и чувства, с которыми вам приходится жить каждый день. Пожалуйста, не говорите, что жизнь лишена смысла. Всегда остается надежда». Затем премьер-министр, упомянув о том, что хотела бы когда-нибудь лично встретиться с Гордиевским, добавила: «Я очень ценю ваше личное мужество и вашу твердость в отстаивании свободы и демократии».
Внутри КГБ известие о бегстве Гордиевского в Британию вызвало мощную вспышку взаимных обвинений. Все принялись осыпать друг друга упреками и сваливать вину на кого угодно, лишь бы не брать ее на себя. Чебриков, председатель КГБ, и Крючков, глава Первого главного управления, обвиняли в случившемся Второе главное управление, которое, по идее, отвечало за внутреннюю безопасность и контрразведывательные операции. Начальство ПГУ винило во всем Управление «К». Грушко валил вину на Грибина. И все дружно винили группу наружного наблюдения, которая, занимая низшую ступень в иерархии, уже никого не могла ни в чем обвинить. Непосредственным виновником позора назначили ленинградское отделение КГБ, отвечавшее за слежку за британскими дипломатами, и многих его старших сотрудников или уволили, или понизили в должности. Среди тех, кого коснулись эти события, оказался и Владимир Путин: он служил тогда в ленинградском КГБ, и большинство его друзей, коллег и покровителей лишились своих мест из-за побега Гордиевского.
КГБ, находившийся в замешательстве и в ярости и все еще не знавший точно, как именно Гордиевскому удалось сбежать, ответил кампанией дезинформации: начал распускать ложные сообщения, будто британцы вывезли шпиона прямо из посольства во время дипломатического приема, сильно его загримировав и снабдив поддельными документами. При этом звание и должность предателя намеренно занижались. Позднее КГБ заявил (в точности как некогда МИ-6 про Кима Филби), будто Гордиевского с самого начала подозревали в измене. В мемуарах Евгения Примакова, бывшего министра иностранных дел, есть намек на то, что во время допроса Гордиевский якобы выражал желание переметнуться обратно на советскую сторону. «Гордиевский был близок к признанию, и он стал зондировать возможность своего активного использования против англичан, даже предлагал различные гарантии того, что будет надежно действовать на этом направлении. Об этом результате первого дня работы с Гордиевским доложили руководству КГБ. Работники внешней контрразведки были уверены, что на следующий день он полностью признается во всем. Но вдруг поступил приказ: дебрифинг прекратить, наружное наблюдение с Гордиевского снять, направить его на отдых в подмосковный санаторий. Оттуда он и сбежал через границу с Финляндией»[88]. Версия Примакова не выглядит вразумительной. Ведь если Гордиевский лишь «был близок к признанию», значит, он ни в чем не признавался; а раз он не признавался в том, что является британским агентом, то с чего бы он вдруг вызывался стать двойным агентом?
И Примаков, и Виктор Черкашин из КГБ, первый куратор Эймса, утверждали, будто еще за несколько месяцев до возвращения Гордиевского в Москву некий неназванный источник известил КГБ о его предательстве. Но, сколько бы КГБ ни врал и ни юлил, его руководство прекрасно знало правду: оно уже держало в руках самого значительного шпиона эпохи холодной войны а потом дало ему ускользнуть сквозь пальцы.
Через два дня после англо-советской дипломатической расправы по шоссе от Ленинграда в сторону Выборга покатилась длинная колонна легковых машин всего около двадцати. Из них восемь были дипломатическими автомобилями британцев, а каждая вторая машиной наружного наблюдения КГБ. Дипломатов выдворяли через Финляндию: Аскоту и Джи пришлось еще раз проехать по хорошо знакомому им маршруту побега, только на сей раз их выпроваживали из СССР «как пленников, которых победители проводят в триумфе у всех на виду». В багаж Джи бережно уложил пакет от Harrods и кассету с «Финляндией» Сибелиуса. Когда автоколонна подъехала к тому самому съезду на запасную полосу с характерным большим валуном, машины КГБ замедлили ход, все советские соглядатаи вдруг повернули головы и, проезжая на малой скорости мимо, во все глаза смотрели на этот съезд и этот камень. «До них вдруг дошло».
Но и на этом КГБ, до конца верный букве закона, не покончил с делом Гордиевского. 14 ноября 1985 года его заочно судили на Военном трибунале, признали виновным в измене и приговорили к смертной казни. Семь лет спустя Леонид Шебаршин, сменивший Крючкова на посту главы ПГУ, давая интервью, выразил надежду на то, что Гордиевского когда-нибудь убьют в Британии, и намекнул на то, что эти слова стоит истолковать как угрозу. «В принципе, сделать это несложно»[89], сказал он.
Но и на этом КГБ, до конца верный букве закона, не покончил с делом Гордиевского. 14 ноября 1985 года его заочно судили на Военном трибунале, признали виновным в измене и приговорили к смертной казни. Семь лет спустя Леонид Шебаршин, сменивший Крючкова на посту главы ПГУ, давая интервью, выразил надежду на то, что Гордиевского когда-нибудь убьют в Британии, и намекнул на то, что эти слова стоит истолковать как угрозу. «В принципе, сделать это несложно»[89], сказал он.
Олег Гордиевский стал гастролировать со своим «театром одного разведчика». Он ездил по миру в сопровождении кураторов из МИ-6, рассказывал о работе КГБ и развеивал мифы, окружавшие эту чрезвычайно таинственную организацию. Среди прочих стран он побывал в Новой Зеландии, ЮАР, Австралии, Канаде, Франции, Западной Германии, Израиле, Саудовской Аравии и во всех странах Скандинавии. Через три месяца после эксфильтрации в Сенчури-хаус была устроена встреча, на которую пригласили представителей всех разведывательных служб, а также избранных правительственных чиновников и союзников из других стран. Их целью было изучить «трофеи» Гордиевского и понять, какие выводы из этих данных следует сделать в области контроля над вооружениями, отношений между Востоком и Западом и дальнейшей разведывательной деятельности. Сотни папок с докладами громоздились на столе для совещаний, будто «гора закусок», и в течение нескольких дней собравшиеся разведчики различных рангов рылись в этих богатствах и угощались как могли.
В Британии МИ-6 купила Гордиевскому дом в пригороде Лондона, где он и зажил под фальшивым именем. МИ-6 и МИ-5 отнеслись к угрозам расправы со всей серьезностью. Гордиевский читал лекции, слушал музыку и писал книги в соавторстве с историком Кристофером Эндрю. Эти научно обоснованные работы до сих пор остаются наиболее подробными и обстоятельными трудами, посвященными советской разведке. Он даже давал телевизионные интервью, нацепив немного нелепый парик и фальшивую бороду. Конечно, в КГБ прекрасно знали, как он выглядит, но англичане рассудили, что береженого бог бережет. По мере того как в Советском Союзе начинались горбачевские реформы и становилось понятно, что коммунистический режим уже шатается, откровения Гордиевского делались все более востребованными.
В мае 1986 года Маргарет Тэтчер пригласила Гордиевского в Чекерс, свою официальную загородную резиденцию. Почти три часа она беседовала с человеком, которого сама когда-то прозвала мистером Коллинзом: она говорила с ним о контроле над вооружениями, о советской политической стратегии и о Горбачеве. В марте 1987 года он снова консультировал Тэтчер (на сей раз на Даунинг-стрит) накануне ее очередного успешного визита в Москву. В том же году он встретился с Рональдом Рейганом в Овальном кабинете, где они обсуждали советские шпионские сети и позировали перед фотокамерами. Встреча с лидером свободного мира длилась двадцать две минуты (как с удовлетворением отметил Гордиевский, на четыре минуты дольше, чем президент США беседовал с лидером партии лейбористов Нилом Кинноком). «Мы вас знаем, сказал Рейган Гордиевскому, приобняв его за плечи. И мы ценим то, что вы сделали для Запада. Спасибо! Мы помним о вашей семье и будем добиваться ее освобождения».
В первые годы своей свободы Гордиевский был занят по горло, но часто ощущал себя несчастным.
Семья Гордиевского оставалась в заложниках у мстительного КГБ. Олегу снова и снова снился один и тот же сон: будто он встречает жену и дочерей в зале прилета в Хитроу, они радостно обнимаются Но всякий раз он просыпался и опять оказывался в одиночестве.
В Москве же Лейла жила фактически под домашним арестом: за ней вели пристальный надзор, опасаясь, как бы и она ненароком не сбежала. Ее телефон прослушивали. Письма перехватывали. Она не могла устроиться на работу, ее содержали родители. Друзья один за другим куда-то поисчезали. «Я оказалась в абсолютном вакууме. Все боялись со мной видеться. Я поменяла детям фамилии на Алиевых, потому что Гордиевские слишком запоминающаяся фамилия. Моих детей ждала бы травля». Лейла перестала стричься и заявила, что не будет стричь волосы до тех пор, пока не воссоединится с мужем. Много лет спустя, когда один журналист спросил ее, что она почувствовала, узнав о перебежке мужа в Британию, она ответила: «Я просто обрадовалась тому, что он жив». Поскольку Гордиевского признали виновным в измене родине, по условиям судебного приговора его с женой совместная собственность подверглась конфискации: это были квартира, машина и движимое имущество, в том числе видеомагнитофон, привезенный из Дании. «Складная кровать с дырками в матрасе, утюг. Им особенно приглянулся утюг он был импортный, марки Hoover».