Дед Шаня взвился, всем корпусом повернулся с переднего сиденья к бабушке и начал подробно пересказывать их последний неудачный поход за грибами, поминая все супружнины причуды, подробно комментировал ее коронные реплики и театрально сокрушался по поводу несносного бабушкиного характера. Баба Сима в долгу не осталась, и салон Бегемотика превратился в настоящее поле брани. Но тут Мишка помахал «Веселыми картинками» перед лицами деда с бабкой, словно рефери на ринге, и деловито произнес:
Брейк! Было б из-за чего ругаться! Да пассажиры эти до Борисовой Гривы своим ходом вряд ли доберутся, тем более до «нашего места». Мы ж далеко от станции ходим, народу там никого. Где ж им самим-то потом твой осинник, дед, отыскать?
Бабушка поняла Мишкины слова как безоговорочное принятие ее стороны в споре и с умилением потрепала внука по голове.
Дядя Толя затормозил, и Бегемотик с ревом остановился возле газетного киоска, гостеприимно распахнув дверь.
Здравствуйте!
В салоне появилась нежно-розовая шляпка с приколотой веточкой тряпичной сирени, а за ней и сама шляпкина хозяйка пожилая дама в светлом болоньевом плаще и розовых, в тон к шляпке, резиновых сапогах. Таких сапог Сережа отродясь не видал, все в округе ходили в зеленых и синих, с черной полоской у края и эмблемой «Красного треугольника». За дамой в салон заглянула большеглазая девочка в чем-то воздушно-желтом, похожая на майский одуванчик. Обе они, бабушка и внучка, казались случайно вытащенными из какого-то нездешнего города оттуда, где нет дождя и слякоти и можно вот так запросто ездить в лес в чистых розовых сапогах.
Милости просим, прекрасные дамы! засиял дед Шаня. Попутчикам всегда рады!
Баба Сима зыркнула на него и, с недоверием оглядев новых спутников, велела Сереже сдвинуть корзинки, чтобы было где всем разместиться.
Баба Сима зыркнула на него и, с недоверием оглядев новых спутников, велела Сереже сдвинуть корзинки, чтобы было где всем разместиться.
Дама одарила всех милейшей улыбкой и, кокетливо придерживая край плаща, пробралась к заднему сиденью. Ее желтая внучка долго гнездилась рядом с Сережей, придвигаясь то к нему, то к бабушке, и наконец угомонилась и повернула голову к окну. Жулька ликующе гавкнула и лизнула кончик ее дождевика. Сереже и самому хотелось лизнуть уж больно леденцово-конфетной была блестящая одежка девочки, казалось, она даже на вкус, как лимонная тягучая подушечка.
Дверь закрылась, и Бегемотик стартовал с молодецким ревом.
Давайте все познакомимся! сказала тетя Валя. Это Матильда Юрьевна и Анечка.
Гостьи синхронно кивнули головами.
А это моя семья: мама Серафима Никитична, отец Александр Иванович, муж Анатолий, сын Миша и племянник Сережа.
Все прозвучало чинно и, как любила говорить баба Сима, «будто в приличном доме».
Очень, очень приятно, сиял дед Шаня. Меня можно без отчества, просто Александр. А хотите Сашей или Шурой зовите. Можно Шаней, как домашние.
Шаня! Какая прелесть! Правда, Анюта? звонко отозвалась Матильда Юрьевна. Тогда и меня без отчества. Просто Мулей. Нечего нас в старики записывать!
Мулечка! повернулся к ней дед. Мулечка! Вы украсили наше авто!
Баба Сима чуть заметно фыркнула и села так, чтобы заслонить спиной гостью от деда Шани:
А вот меня, будь-любезны, по имени и по отчеству.
Дед недобро зыркнул на нее и вытянул шею, чтобы видеть на заднем сиденье гостью.
У Мулечки было аккуратное, почти детское личико, острый подбородок, трогательный вздернутый носик и восторженное выражение нарисованных дугой черных бровей. Слово «бабулечка», с которым обращалась к ней внучка, никак не вписывалось в ее образ и не хотело укладываться в Сережиной голове. Оказывается, бабушки бывают и такие элегантные, в шляпке и розовых сапогах.
Дед Шаня поминутно поворачивался, выглядывал из-за бабы Симы и пытался вести с Мулечкой светскую беседу. Гостья отвечала охотно, с колокольчиком в голосе, пока дед не оседлал любимейшую тему: грибы. Тут вставить слово уже не мог никто, и Мулечка постепенно скисла, хотя из вежливости и кивала чуть ли не на каждое слово, но Сережа приметил, как безучастно стало выражение ее лица и как она, сложив накрашенные губки в тонкую ниточку, пытается незаметно зевнуть.
А вот ложные опята, сволота такая, маскируются, как фашист под Брянском, разглагольствовал, размахивая руками, дед Шаня, уже не особо следя за выраженьями. Баба Сима, заметив в зеркале заднего вида, как поскучнело лицо спутницы, с ухмылкой отодвинулась к окну, предоставив той полный доступ к ораторствующему деду и зная наперед, что муку эту терпеть под силу было не каждой фифе в розовой шляпке.
Сережа начал втихаря рассматривать глазастую девочку. Она была какая-то волшебная в своем желтом плащике, с очаровательными пружинками темнорыжих волос, торчащих из-под берета, и россыпью медных веснушек на загорелых щеках. Анечка казалась серьезной во всяком случае, серьезней, чем ее бабушка, и Сережа поймал себя на мысли, что надо с ней, наверное, для приличия поговорить, а вот о чем, он понятия не имеет.
А ты в каком классе? начал он.
Девочка оторвалась от созерцания мелькавших за окном деревьев и посмотрела на Сережу глазами лемура.
Во второй перешла.
Я тоже! радостно выкрикнул он.
Анечка зачем-то удивленно пожала плечами и сняла берет. В ее кудряшках оказалось, наверное, штук десять маленьких белых пластмассовых заколок, будто это не голова, а клумба с маргаритками. Сережа с горечью ощущал рядом с ней всю комичность собственного «грибного» гардероба: и старую рубашку, из которой, точно палки, торчали выросшие руки, и штаны, заправленные в носки, и злился на бабу Симу, заставившую его все это надеть.
Анечка придвинулась ближе, и внутри у Сережи разлилось что-то горячее, будто пролили кипяченое молоко.
Смотри, у меня переводная картинка на руке! она показала размытую сине-малиновую бабочку на тыльной стороне ладони.
Здорово! пролепетал он.
Мишка повернулся к ним и хмыкнул почти синхронно с бабушкой правда, у нее это относилось исключительно к дедовой болтовне.
А откуда у вас с бабушкой такие красивые сапоги? спросил Сережа, не зная, как продолжить разговор.
Как откуда? Из магазина! надменно произнесла Анечка.
Сережа хотел было сказать что-то галантное, но такое откровенное вранье его возмутило.
Что ты врешь! Не продается такое в магазинах!
И вовсе я не вру! надула губки Анечка. Мы на каникулах в ГДР жили. Там какие хочешь резиновые сапоги, всех цветов!
А жвачка у тебя есть? обернулся к ней Мишка. Миша, как тебе не стыдно! шикнула на сына тетя Валя.
Нет у меня жвачки. Бабуля говорит, что некрасиво жевать, как коровы.
Мулечка, услышав «бабуля», с радостью отвлеклась от дедовой грибной лекции и, достав из корзинки яблоки, принялась всех угощать.
Но мы все равно жвачку покупаем, продолжала Анечка. Из-за вкладышей. Я с Микки-Маусом меняю, у меня их много. У тебя есть Лелек и Болек? Только на голубом фоне?
«А она воображуля», с досадой подумал Сережа.
Дед Шаня тем временем, повысив голос тона на два, чтобы всем его было слышно, рассказывал про то, как надо срезать гриб, чтобы не повредить грибницу. Чего молчишь? дернула Анечка за рукав.
Сереже совсем не хотелось говорить о вкаладышах, которых у него и было-то полторы штуки целая с «Ну, погоди» и половинка с Чебурашкой точнее, одно левое Чебурашкино ухо и надпись, и то не вся, и он решил сменить тему беседы.
У твоей бабушки зыкинская шляпка.
Мулечка снова была рада отвлечься от моховиков и маслят.
Да, молодой человек! Это моя любимая! Она почесала наманикюренным ногтем тряпичную сирень на тулье. Я называю ее «шляпка-волнушка». Но у волнушки края загнуты вниз! сказал Сережа.
Мулечка засмеялась, забавно положив язычок между зубами, как Мишкина морская свинка Зулька. «Волнушка», мой хороший, не потому что гриб, а потому что мужчины волнуются, когда я ее надеваю! Баба Сима повернулась, ехидно скосив на гостью глаза, и скучающим голосом протянула:
А, действительно, Сергунь, на волнушку похожа, такая же розовая. Молодец, выучил-таки грибы, весь в деда.
Мулечка перестала улыбаться и надвинула «волнушку» чуть набок, отгораживаясь от недоброго глаза бабы Симы.
Девочки, не пререкайтесь! прогремел дед Шаня. А вы, Мулечка, мне какую-то актрису напоминаете, из кино.
Ну, вряд ли вы этот фильм смотрели, оживилась гостья. Я там в эпизоде Но со словами. И давно это было. Совместная с болгарами лента.
Так я прав? Вы актриса?
Тридцать лет в рижской оперетте, Мулечка снова поправила шляпку.
Дед Шаня нарочито ойкнул и захлопал в ладоши. И спеть нам можете? А то у нас в авто музычки-то нет.
Ну, спеть изобразила смущение Мулечка. Я вообще-то не распевалась сегодня
Ты про валуй, про валуй-то еще не рассказывал, ехидно вставила баба Сима.
И дед Шаня снова завел свою шарманку, будто кто-то одним щелчком переключил тумблер у него в голове:
Значицца Валуй кольчатый. Ножка у него полая внутрях, а шляпка слизкая такая. И пластинки, пластинки под шлямпомпэ Запах бывает не ах. Но ежели отмочить негодяя часа три
Мулечка тяжело вздохнула и снова погрустнела.
А ты грибы собирать умеешь? спросил Сережа Анечку.
Только благородные. Белые и красные. Мы солонухи не берем. И подберезовики редко.
Как же солонухи не брать? удивился Сережа. Мы вон ведра взяли для них. Знаешь, какие они вкусные, когда засолить! Грузди особенно.
Ты прям как твой дедушка, хмыкнула Анечка и в солидарность с Мулечкой отвернулась к окну, натянув на личико унылую гримаску.
Когда дед Шаня перечислил почти все грибы, какие знал, и перешел на партизанские воспоминания, Бегемотик наконец вырулил с шоссе на кривоватую проселочную дорогу, потрясся на ней еще минут пятнадцать и остановился, съехав на траву и уткнувшись лобными буквами VW в куст дикой малины. Ну все! Станция «Вылезайка»! радостно заявил дядя Толя.
Баба Сима, растирая поясницу, вышла из машины и взяла руководство грибным походом в свои руки. Живо были распределены корзины и ведра, всем без исключения «через-не-хочу» нахлобучены кепки и панамы и прочитана заготовленная агитка о недремлющем «нежрамшем» большеротом клеще. Из кармана синего пальто бабушка вытащила пузырек с одеколоном «Гвоздика» и обрызгала пахучим парфюмом с головы до пят всех, даже Жульку. Это, как она говорила, вместо дуста, верное средство от насекомышей, потому что соседка Клавдия Гурьевна так сказала.