В учебниках логики эта ошибка рассуждения называется подменой основания: при доказательстве использовано как факт то, что надо доказать. И очевидный автору факт (к мысу Фаддея легче попасть через Хатангу) отвергнут им тоже путём подмены понятия: Хатанга названа местом назначения.
Тем более, нельзя принимать один вариант потому лишь, что отвергнут другой. (А если есть иные, неучтенные автором, варианты? А если оба невозможны?) И даже не поставлен вопрос: возможно ли в то время было такое плаванье в принципе? (Где, к примеру, пополняли запасы?) Вместо этого заявлено, что поскольку одни поморы достигали Енисея, значит, другие поморы могли огибать мыс Челюскин, а потому третьи в самом деле его обогнули.
Как можно было такую бессмыслицу напечатать? Почему никто не указал на неё автору? Оказывается, всё можно и никто не возразит, если ответ на всё вопросы заранее задан политически. И Долгих прямо его сформулировал:
«После находок на о. Фаддея и на берегу залива Симса приоритет русских мореплавателей в открытии и использовании Северного морского пути можно считать окончательно установленным». Надо изменить и представление о развитии коренных народов, которые, оказывается, «ещё до официального присоединения их территорий к Российскому государству были в сфере влияния передовой русской культуры и экономики» (с. 226).
«После находок на о. Фаддея и на берегу залива Симса приоритет русских мореплавателей в открытии и использовании Северного морского пути можно считать окончательно установленным». Надо изменить и представление о развитии коренных народов, которые, оказывается, «ещё до официального присоединения их территорий к Российскому государству были в сфере влияния передовой русской культуры и экономики» (с. 226).
Словом, раз так нужно нам, значит, так и было у них.
Снова простим автору, этнографу, незнание морской истории: без захода в порты такое плавание никогда не было возможно, а в те годы никто из европейской России давно не мог даже обогнуть Ямал (поморам пришлось освоить очень трудный и маломощный Ямальский волок см. Очерк 1).
Но как он мог забыть им же описанные сибирские вещи и жительницу Сибири? Очень просто: там Долгих доказывал одно (вот они, наши сибиряки!), а тут другое (вот она, великая Россия!) Каждый довод призван работать здесь и сейчас, а затем о нём можно и нужно забыть. Это логика мифа, а не науки, что давно и основательно описано мифологами.
Увы, такой уровень обсуждения таймырских находок стал нормой. Впрочем, не следует во всем винить этнографа другие, даже историки флота, писали в те годы ничуть не лучше. Его текст, полный противоречий и прямых ошибок, как историко-географических, так и логических, казалось бы, можно только забыть, однако он сразу же был востребован и принят.
Надо понять: шла война, патриотический настрой был общим, а того главного довода, который прямо опроверг идею северного пути (на кочах везли много пушнины), еще не было. Довод появился только в 1945 году, и оба (Долгих и Косой), к их чести, никогда больше на данную тему не выступали (хотя оба, бывший ссыльный Долгих и «безродный космополит», нуждались в укреплении своего шаткого положения). Их, однако, никто и не спрашивал.
Вскоре вышла книжка о Семёне Дежнёве [Белов, 1948], где в обстоятельной вводной главе версия северного пути ПСФ приведена как факт и, что хуже, начисто опущена вся история освоения бассейна Хатанги, поскольку она несовместима с данной версией. А ведь сам Белов эту историю и разрабатывал.
Но то, что мы видим у Долгих, Белова и других ранних авторов, были всего лишь детские игры, всерьёз за дело взялся Окладников. Хатангу как место отправки он отверг, причём опускал факты ещё более откровенно, чем до него: не могло ПСФ прийти ни с Хатанги, ни с Оленька, ибо «первые русские появились на Лене только в тридцатых годах XVII в.» [ИПРАМ, с. 32]. Вот так.
На самом деле таймырские находки не слишком занимали Окладникова: всю жизнь он изучал иные регионы Сибири и Среднюю Азию (став их большим знатоком), так что в лето 1945 года он успел побывать и на других раскопках. В бухте Симса он провёл меньше двух недель, а на острове Фаддея вообще работал пять суток. Тем удивительней дальнейшее.
В ноябре он уже выступает с докладом в Арктическом институте, а до конца года успевает выпустить на эту тему брошюру в издательстве Главсевморпути и статью в «Проблемах Арктики». Статья лишь начинает тему (кратко описаны лишь находки на о. Фаддея), причем автор выражает удивление:
«Так могло случиться лишь вследствие какой-то катастрофы, не позволившей владельцам временно разложенного на камнях имущества взять его с собой или сколько-нибудь надёжно предохранить Этот общий вывод целиком подтверждается и обстановкой, с которой связаны были находки в заливе Симса: и те и другие одинаково отмечены печатью какой-то трагедии» [Окладников, 1945].
Других статей не появилось, что для научного описания странно. Зато в 1948-м вышла небольшая книга [Окладников, 1948], а в апреле 1949-го в печати уже было объявлено, что готов, отредактирован и сдан в издательство весь сборник итогов поездки Окладникова к мысу Фаддея [Пинхенсон, 1949].
Другого такого оповещения не припомню. Чья-то весьма сильная рука влекла Окладникова и его тему, нужную в год начала «борьбы с космополитизмом», к большой известности. Но готовый сборник был подписан к печати лишь через 2 года, в мае 1951. Что произошло?
А вот что: основной редактор сборника, член-кор Владислав Равдоникас, известный археолог, ярый марксист и поклонник учения востоковеда Николая Марра (каковое незадолго до этого осудил сам Сталин), был ещё в марте 1949 года снят со всех постов, и второго редактора, Окладникова, тоже обвинили в симпатии к Марру. Неудивительно, что сборник столько пролежал, удивительно другое Окладников не только не последовал за шефом, но ненадолго занял его пост (зав. Ленинградским отделением Института истории материальной культуры) и не пожалел сил, хуля прежнего шефа и единомышленника есть стенограммы Алымов С. С. Космополитизм, марризм и археологи на рубеже 19401950-х годов // Новое литературное обозрение, 2009, 97).
В 1950-м Окладников получил Сталинскую премию (за работу по палеолиту Узбекистана), а ещё через год издал-таки сборник ИПРАМ, где стал основным редактором. О поверженном Равдоникасе, разумеется, там ни слова. Вторым редактором стал Дмитрий Пинхенсон, историк Арктики, а бравурное предисловие подписано: «Арктический институт», но кто его писал, не знаю.
Алексей Павлович Окладников
Конечно, хорошо бы узнать, кто спас Окладникова и весь сборник (что мог сделать только кто-то из ближайшего окружения Сталина или он сам), но эту работу оставим изучающим сталинизм. Замечу лишь, что сборник никак нельзя считать обычным научным трудом, где описано всё, что найдено, и где авторы пишут именно то, что думают. Был жесткий заказ, и многие статьи выглядят спешными набросками, к которым спешно добавлены далеко идущие выводы, подчас слабо обоснованные материалом, а то и прямо ему противоречащие. Многое просто изъято.
Прежде всего, нет Описи. О ее существовании мы знаем лишь из незаметной реплики:
«В описи перечисляются древки (стрел Ю. Ч.) тростяные, камышевые, березовые, яблоневые, кедровые, кипарисовые» [ИПРАМ, с. 99].
Но в «Описании остатков древесины» есть (на с. 202) всего две стрелы (кедр) из 60, названных на с. 218. Ближайший к пути ПСФ кипарис рос в Персии, откуда, кстати, через Среднюю Азию возили и шёлк. Не в Мезень, конечно, а на Иртыш и Обь. Сколького из Описи мы еще не знаем?
К таймырским находкам Окладников никогда не вернулся, хотя после той поездки прожил 36 лет. Туда никогда не попал и никто из археологов, несмотря на многие призывы, так что ИПРАМ остался единственным трудом на нашу тему. В заключении его читаем: «бесспорно и к этому приходят все авторы что её участники, следуя с запада на восток обогнули мыс Челюскина».
Это неправда: многие авторы не коснулись той темы, а один, как увидим, даже выступил против. Но после такого безоговорочного заключения «открытие русскими XVII века Северного морского пути» стало догмой, которую долго повторяли все. Вот что писало известное (и в целом добротное) руководство, притом в более позднее время, сравнительно неопасное [Магидович, 1967, с. 250]:
«Найденный материал не оставляет никакого сомнения в том, что это остатки именно русской экспедиции первой четверти XVII в. Шла она, безусловно, с запада, так как в это время русские ещё не достигли моря Лаптевых».
Но с запада можно попасть к мысу Фаддея и через Хатангу, а ее бассейн открыт и освоен раньше ПСФ (см. п. 4). И вот, в угоду мифу, у Иосифа Магидовича (а от него и у других) зияет провал: отсутствует весь процесс освоения огромного бассейна Хатанги.
Лишь с крушением советской цензуры стало можно сказать, что
«выводы эти (о северном пути Ю. Ч.) делались в конце 40-х годов, в печальной памяти период антикосмополитизма, когда главный вывод был весьма созвучен приметам времени усиленного восстановления чаще всего дутых приоритетов отечественных открытий» [Троицкий, 1991, с. 155].
До этого кумир, сотворённый при позднем Сталине, «дутый приоритет», продолжал царить, хотя все давно забыли породивший его заказ. Чем же он после смерти вождя держался?
В его пользу (заметил Троицкий) нет доводов, однако оказалось, что его сторонникам хватало, даже не так давно (см.: [Свердлов, 2001]), трех пололожений. Во-первых, это ссылка на датировку монет, уже нам известную, хотя она не позволяет выбрать между северным и южным путями. Во-вторых, ложное утверждение, что Хатанга тогда не была еще освоена (не был освоен как раз арктический берег Таймыра). И в-третьих, указание на изъяны иных вариантов. То есть: достаточно, следуя «методу» Долгих (напомню, что сам он никогда более им не пользовался), указать на какой-то изъян какого-то допущения о южном пути, чтобы счесть северный путь действительно в XVII веке пройденным. Так, Сергей Обручев [1973, с. 35], географ и историк географии, писал:
«экспедиция не могла добраться сюда (к мысу Фаддея Ю. Ч.) ни волоком через южный Таймыр, ни водным путём из Лены. В эти годы (16171619) плавания с Лены ещё не производились», они начались в 1630-х годах.