Вернее говорить даже о двух миллионах рублей. (См. Прилож. 4, п. 4.) Для сравнения: Программа возрождения флота, принятая Кабинетом министров почти одновременно с решением послать экспедицию на Камчатку, оценена была им в 2 млн. 674 тыс. рублей [П-1, с. 19]. Она была далеко не вся исполнена, так что морская война велась вяло, и причины этого толком до сих пор не раскрыты (это видно при чтении книги П-2 и других)[93]. Смею указать на три из них финансирование ВСЭ шло из флотских денег, снабжение её шло из флотских складов, она и гражданские службы изымали лучших людей из состава флота.
В неё ушло не менее 13 лейтенантов, что составило 10 % от числа лейтенантов и унтер-лейтенантов, фактически служивших тогда во флоте [П-2, с. 326], и ушли, в основном, лучшие так показал весь ход ВСЭ. При этом, в силу недофинансирования, должности их долго оставались незанятыми, о чём АК, ввиду войны, била тревогу, но без успеха [ВКЭ-2, с. 701]. Видимо, не ниже была доля ушедших в экспедицию штурманов. Ушли с флота и другие высоко активные офицеры, например, Соймонов (до этого воевал у Гданьска). Изъяты они были из плавсостава и (немногие) из береговых служб, а не из штабов и канцелярий.
Неужели никто не подсчитывал тогда расходов ВСЭ? Подсчитывали и, вне сомнения, ужасались. Видно это из того, как жестоко урезались расходы по мере развертывания экспедиции. Вот один пример.
Неужели никто не подсчитывал тогда расходов ВСЭ? Подсчитывали и, вне сомнения, ужасались. Видно это из того, как жестоко урезались расходы по мере развертывания экспедиции. Вот один пример.
Планируя всю экспедицию на одном корабле (его следовало строить в Охотске), Беринг расписал ему вполне приличный штат. В частности, число вахтенных начальников было приемлемо: кроме него самого, предусмотрено было 2 лейтенанта, 2 штурмана и подшкипер. То есть, четырехчасовые вахты в норме.
Но вскоре, в штате ДКО, планировалось уже иначе: на каждом его судне предполагался командир, 2 подштурмана, 2 геодезиста и 1 боцманмат[94] так что четырехчасовые вахты были там возможны лишь по привлечении в качестве вахтенных начальников обоих геодезистов и боцманмата; да и штурманы заменены (для экономии жалованья) на подштурманов.
На самом же деле в ДКО (в реально плывших экипажах) оказались повсюду лишь командир, штурман (или подштурман), геодезист и боцманмат. Вообще, при чтении документов ВСЭ поражает (помимо постепенного сокращения штатов и жалований) повальная замена специалистов помощниками даже стройку целого корабля (дубель-шлюпки Дмитрия Овцына «Тобол») правил не мастер, а подмастерье, и Беринг был им недоволен. Но, судя по успешности большинства работ, их вели настоящие мастера, получавшие жалованья помощников лишь ради экономии. Таким, например, был боцманмат Василий Медведев: он в 1737 году привел «Якуцк» из Усть-Оленька в Якутск без командира и штурмана. Служа, по сути, мичманом, он только в 1740 году получил чин боцмана.
Нельзя не назвать ещё матроса Алексея Лошкина (отряд Дм. Лаптева): он, словно офицер, сам вёл в 1739 году исследовательскую группу и описывал арктическое побережье. Лаптев все материалы «послал с А. Лошкиным в Петербург; тот быстро доставил их, но на обратном пути сошел с ума» [Магидович, с. 353]. (А участь сумасшедшего была тогда хуже, чем любого каторжника.)
Ни к чему путному запредельная экономия привести не могла, что мы ещё увидим.
Далее, Беринг записал в штат своего корабля 18 матросов (плюс 6 морских солдат, дабы отправка шлюпки не снижала дееспособность команды), а для кораблей ДКО лишь по 6 матросов, что означало их 8-часовые вахты как норму. Получил же Беринг лишь трёх матросов на каждый корабль ДКО. Наличие на вахте всего одного матроса, даже если он марсовый [95], само собой означало отказ от прямых парусов, то есть главного движителя (см. Прилож. 8). Остальных матросов предложили нанять в Сибири так, мол, дешевле. Но обучение матроса занимало тогда 5 лет [П-2, с. 268], и где было взять в Сибири обученных?
Не догадаетесь. Петербургское начальство предлагало (повторяя покойного императора Петра I) набрать их из массы «сылочных» (ссыльных). Сделать этого тоже не удалось, и в реальном списке личного состава «Якуцка» мы видим всего двух матросов в течение всех лет плавания, зато более двадцати солдат.
Как же он мог плавать, да ещё среди льдов? Плохой романист пишет, что матросское дело может из-под палки делать вчерашний каторжник, но плавать надо было не в романе. Палка была, конечно, важным средством обучения, но требовалось ещё время, и чтобы ученики не сбежали. А они бежали отчаянно.
На самом деле, как нетрудно понять, матросы исполняли роль боцманматов (отправляя, вместе со штатным боцманматом, 8-часовые вахты в норме), а роль матросов мастера[96] и «обученные» солдаты. Это означало примерно двукратную недоплату каждому в среднем[97], а по экспедиции в целом ещё больше из-за недокомплекта. Стоит сравнить и сами жалованья, в столице и в экспедиции.
Волынский (глава Кабинета министров) получал в год 6 тыс. руб., Головин (глава АК) 3 тыс. 500 р. плюс 600 р. на 11 денщиков и множество иных выплат, Кирилов (обер-секретарь Сената) 2100 р., контр-адмирал (чин, которого Беринг так и не получил) 1000 р. это петербургские данные из биографий.
В Сибири Беринг (глава ВСЭ) получал двойного жалованья 800 руб. с чем-то. А вот и двойные жалованья из платежных ведомостей ВСЭ.
В Тобольске, на весь 1734 год (для отряда капитана Шпанберга):
капитану 600 р. (плюс 36 р. на трех денщиков), шлюпочному мастеру 360 р., подмастерью 240 р., подлекарю (судовому врачу) 168 р., писарю 72 р.; сержанту 2160., капралу 1440, матросу 1-й статьи 2160, матросу 2-й статьи 1440, солдатам 26 р. 77 коп. на двоих [ВКЭ-1, док. 148].
В Обдорске, на весь 1735 год (для отряда лейтенанта Овцына):
лейтенанту 362 р. (плюс 6 р. на денщика), иеромонаху 238 р., подлекарю 166, боцманмату 71, писарю столько же, матросу 2-й статьи 24, ученику геодезии 13, конопатчику 12, а солдат получал 6 р. 26 коп. в год [ВКЭ-2, док. 80].
Как видим, двойное жалованье (а оно доставалось отнюдь не всем) оказалось для солдата вдвое меньше во льдах, чем в «столице Сибири». Отъехав от неё, Шпанберг также поневоле уполовинил выплату своим солдатам (которых было теперь у него не два, а 96): за первую треть 1734 года им выдано по 2 р. 14 к. «сполна» [ВКЭ-2, док. 79, с. 202]. Тоже бывало и с рабочими, даже умельцами[98].
Это одиноким. Но многие «нижние чины» ехали (притом принудительно [99]) с семьями, ибо оставить их было не на что и негде. Семейному выдавалась половина, а другая половина полагалась к выдаче семье. Если таковая осталась у него дома, то о смерти кормильца она узнавала примерно через год, когда в местную кассу не приходила очередная ничтожная выплата (пенсии существовали только для старшего командного состава, и те назначались по указу).
Теперь про двойное жалованье. Его обещали всем участникам, а выплачено оно было при отъезде в Сибирь только штаб- и обер-офицерам они получили двойное жалованье за год вперед, а все прочие за полгода [ВКЭ-1, с. 286]. Остальное предлагалось требовать с сибирского губернатора, каковой при всем желании оплатить столичную недоплату не мог (о чем и писал). В Двинском отряде было хуже: всем выдали полугодовую плату [Огородников, с. 107], а зимой все оказались на Карском берегу, и требовать вторую половину было не у кого.
Штурманам С. Вакселю и М. Плаутину был дан лейтенантский чин, однако из справки 1737 года видим, что жалованье им было назначено прежнее, штурманское [ВКЭ-2, с. 701]. Узнали они об этом, когда отказ уже был невозможен.
Кстати, деньги «нижних чинов» вручались командиру, что позволяло нещадно их обирать, поскольку ему официально разрешалось недоплачивать им до 2/3 жалованья, если он находил работу недостаточной.
Известны и кое-какие цены на ледовом берегу [ВКЭ-2, док. 237]:
фунт сахара 30 коп., рубаха холщевая ношеная 12 коп. (купил подлекарь, т. е. «богатый»), новая 50 коп.; башмаки ношеные 1025 коп., новые 66 коп.; сапоги новые 1 руб. 20 коп.[100]; суконная пара (кафтан и штаны) ветхая 12 руб.
В Якутске пуд хлеба стоил 20 коп., в Охотске около рубля [Покровский, 1941, с. 32], а на Камчатке 2 руб. на складе экспедиции и 4 руб. у торговцев [Ваксель, 1940, с. 134]. Притом как раз хлеб был на рынке сравнительно дёшев, так как полагался, если был в наличии, «в дачю», то есть в виде пайка, бесплатно. Но есть одну «дачю» (хлеб, кашу, постное масло, солонину и сушёную рыбу), означало умереть от цынги. Тем, кто был включён в штат уже в Сибири, двойное жалованье платили не всем; обмундирование полагалось одно на 3 года, да и его стоимость вычиталась из жалованья[101]. Как тут не грабить население?
А плата задерживалась, иногда на год, так что «дачю», довольно скудную, многим приходилось ещё делить с семьями. Так что реплика составителей: «Хотя все участники экспедиции получали двойное жалованье и многие имели с собой жён и детей, но многие все-таки упали духом» [ВКЭ-2, с. 10] звучит наивно.
Словом, беды были устроены самой властью. Листая массу жалоб, доносов и приговоров, видя массу имён сбежавших, погибших, осуждённых на каторгу и сошедших с ума, не устаю удивляться: как всё-таки обманутым людям, ежечасно избиваемым и пытаемым, унижаемым и обираемым, удалось так много свершить? Неужели можно всё списать на «дух Петра»?
Если и можно, то, полагаю, только в том смысле, что приказы из Петербурга следовало выполнять, независимо от того, были на их выполнение выделены местным властям деньги и средства или не были как это было при Петре I.
7. Как она двигалась
В феврале 1733 года около сотни подвод выехало из Петербурга в Тверь. То был передовой отряд Шпанберга. Начался неимоверно долгий путь к различным местам назначения от Тобольска до Охотска. Ещё полсотни подвод пристало к обозу на Волге и Урале, где были закуплены провиант и иные припасы (парусина, канаты, якоря, пушки, множество скоб и прочих железных частей). Общую картину передвижения частично обрисовал через 120 лет Соколов:
«Надобно было разчищать дороги, накидывать мосты, устраивать пристани, ставить магазины (склады Ю. Ч.), делать суда и перегружать с вьюков на суда и с судов на вьюки. Суда часто разбивались, лошади падали (гибли Ю. Ч.), проводники разбегались, многие люди заболевали и даже умирали в дороге. И не мало мы на себе важивали, говорил впоследствии Чириков» [Соколов, 1851, с. 238].