«Что за наказание иметь такой неугомонный характер, думала Асмик. Даже шофер и тот смеется над старухой!»
Однако, высаживая Асмик и бабушку у подъезда дома, шофер неожиданно обратился к бабушке.
Вот это по мне, мамаша, сказал он. Люблю таких вот, как вы он поискал слово, горячих душой
Бабушка ошеломленно взглянула на него и, не долго думая, чмокнула розовую, небрежно выбритую щеку шофера.
После жаркой улицы комната Асмик казалась землей обетованной.
Неужели тебе жарко? удивилась бабушка, глядя на Асмик, бессильно упавшую на тахту. А вот мне ни капельки. Хотя ты ведь толстая, а я как былинка!
И тут же принялась распаковывать свои вещи.
Бабушка! сокрушенно произнесла Асмик. Ну зачем вы беретесь сразу за все чемоданы?
Ищу мыло и простыню, ответила бабушка.
Вскоре уже вся комната приняла самый что ни на есть разлохмаченный вид. Повсюду валялись бусы и браслеты, которые бабушка обычно привозила в подарок москвичам, тюбики с зубной пастой, ночные рубашки, туфли, какие-то шарфики, косынки, пояса.
Асмик только и оставалось подбирать все это добро и складывать обратно в чемоданы.
Бабушка отличалась, как говорила Асмик, непревзойденной широтой чисто купеческой натуры.
Зарабатывала бабушка много, но у нее никогда не было свободных денег, она раздавала их всем, кто бы ни попросил, лаборантам, ассистентам, сторожам института, уборщицам, соседям по дому и без конца делала всем подарки. Сама же она не терпела никаких знаков внимания.
«Итак, начинается веселая жизнь, радостно подумала Асмик, прислушиваясь к звуку льющейся в ванной воды. Теперь ни днем, ни ночью покоя уже не будет».
Так и вышло. Бабушка вставала рано утром, писала или переводила с английского, говорила по телефону, потом уходила и приходила поздно, вконец измотанная, но веселая, и, еще стоя в дверях, начинала докладывать Асмик, кого видела, с кем ругалась, кому выложила всю правду в глаза.
Асмик покорно слушала и мечтала втайне лишь об одном: чтобы бабушка подольше прожила с нею, в Москве.
4
Утренняя конференция, как и обычно, происходила в кабинете заведующего отделением.
Когда Асмик вошла в кабинет, все уже были в сборе. Заведующий отделением профессор Ладыженский неодобрительно покосился на нее. Он не признавал опозданий даже на одну минуту. Асмик смутилась и села на первый попавшийся стул возле окна.
Ее сосед, Володя Горностаев, молодой и, как все считали, перспективный хирург, мрачно насупившись, смотрел вниз, скрестив на груди руки.
Вы похожи на Бонапарта, шепнула ему Асмик.
Не поворачивая головы, Володя пробормотал:
В самые последние дни изгнания.
Володя недавно работал в Москве. Всего каких-нибудь несколько месяцев. До этого он практиковал в провинциальной больнице, где на него, по слухам, молились все окрестные пациенты.
Он так и говорил о себе:
Там я был нормальный земский врач, един во всех лицах.
И, должно быть, поэтому считал самого себя непререкаемым авторитетом, а тут еще профессор Ладыженский подлил масла в огонь, заявив как-то, что Володя, по его мнению, будет со временем светилом.
Но сейчас от привычной самоуверенности Володи и следа не осталось. Он сидел угрюмый, расстроенный. Асмик даже пожалела его от души.
Как дела? тихо спросила она.
Все так же, уныло ответил Володя.
Неделю тому назад Володя оперировал молодую девушку. Оперировал, как и всегда, быстро и ловко, щеголяя своим уменьем, тем более что сама операция была не из самых серьезных аппендицит.
Володя предпочитал подражать хирургам, для которых главное быстрота действий, уменье мгновенно ориентироваться и отточенная техника. И он старался выработать в себе такой же почерк хирурга.
Но операция прошла неудачно. У больной начался перитонит, повысилась температура, роэ скакнул до сорока.
Но операция прошла неудачно. У больной начался перитонит, повысилась температура, роэ скакнул до сорока.
Пришли бы чуть раньше, услышали бы, как меня долбали, сказал Володя.
Асмик кивнула на профессора Ладыженского:
Сам?
Еще как!
Асмик вздохнула. Чем утешить его? Когда-то, когда она окончила институт, бабушка сказала ей:
У каждого врача к концу жизни образуется свое кладбище.
Уголком глаза глянула на угрюмое лицо Володи. Пожалуй, лучше не лезть к нему сейчас с подобными утешениями. Отбреет запросто и будет прав.
Позднее она пришла в палату, где лежала его больная.
Володя сидел на краю кровати, следил, как сестра вводит в руку больной кордиамин. Асмик подошла ближе. Володя искоса глянул на нее.
Сердце, нехотя бросил он.
Больная открыла глаза. У нее были голубые глаза, негустые, слипшиеся от жара ресницы. По розовой, пылавшей горячечным румянцем щеке медленно катилась слеза.
Асмик склонилась над ней, положила прохладную ладонь на ее лоб.
Подожди, милая, скоро тебе полегчает
Володя встал, зашагал по палате, опустив руки в карманы халата.
Вчера достал олеандромицин.
Прекрасно, обрадовалась Асмик.
Чего там прекрасного?
Взял с тумбочки градусник.
Тридцать восемь и восемь. Каково?
Кажется, еще немного и заплачет. Или выругается от души. Или закричит во весь голос.
На редкость возбудимая натура. Решительно не переносит неудач.
«Он из породы врачей, которые сердятся, если больной поправляется медленно», подумала Асмик.
Посмотрела на его страдальчески сдвинутые брови. Мальчик, обиженный, неухоженный, сердитый мальчишка!
Володя подошел к ней. Он говорил злым шепотом.
Я сам виноват, один я, он бросал слова как бы против воли. Тоже мне, возомнил себя Юдиным, Сергей Сергеичем, за молниеносной техникой погнался
Зачем-то снова взял градусник.
Температура-то все время как черт держится!
Если бы сигмомицин, начала Асмик.
Где же его достать? спросила сестра, протирая руку больной.
Но это то, что нужно, сказала Асмик.
Язвительная усмешка тронула Володины губы.
Спасибо, утонченно вежливо произнес он. Большое спасибо. Америку открыли, а то я не знал.
Я достану, сказала Асмик.
Володя недоверчиво хмыкнул:
Достанете? Ну-ну!
Постараюсь, сказала Асмик.
Весь день ее не оставляла мысль как бы достать сигмомицин. Могучее средство, новый и еще редкий, превосходно действующий антибиотик.
Достать его было трудно, но она достала. И ночью привезла красную с белым коробочку в больницу.
Володя сидел в дежурке, откинувшись на стуле, вытянув длинные ноги. Глядел прямо перед собой.
Асмик ворвалась в дежурку, в руках драгоценное лекарство.
Вот, возьмите!
Он вскочил со стула.
Что это?
То самое, ответила Асмик.
Он растерянно посмотрел на коробочку:
Сигмо?
Он самый. Пошли в палату!
Больная не спала, бредила. Из пересохших губ рвались слова:
Зачем? Я не хочу Перестань Больно
Асмик взяла в свою ладонь влажную тоненькую руку.
Жарко тебе?
Больная приоткрыла один глаз.
Хочешь пить? спросила Асмик.
Взяла поильник, осторожно поднесла длинный носик ко рту девушки.
Володя молча смотрел то на Асмик, то на больную.
Ну как, Лена, напилась? спросила Асмик.
Лена ответила едва слышно:
Да
Володя удивленно усмехнулся:
А вы такая, неожиданная какая-то
Чем неожиданная? спросила Асмик.
Ну, в общем, вы словно капли Зеленина или таблетки Бехтерева. Со мной она отказывалась говорить, а вот вам ответила
Асмик повернулась к нему:
Идите спать. Вы же с ног падаете
Нет, сказал Володя. Ни за что на свете!
Идите, спокойно повторила Асмик. Я посижу с Леной, а вы идите. Слышите?
И он пошел.
На рассвете Володя зашел в палату. Асмик стояла у окна. Сказала тихо:
Спит
Он глядел на нее с молчаливым вопросом.
Пока еще жар держится, сказала Асмик. Температура начнет падать только к вечеру
Он нагнулся, послушал дыхание больной. Она дышала спокойно, почти неслышно. На лбу блестел пот.
Мой отец говорил когда-то: сном все проходит
Мой отец говорил когда-то: сном все проходит
А вы поспали хоть немного? спросила Асмик.
Как убитый.
Он посмотрел на нее с виноватым видом.
Я-то спал, а вот вы
Ну и что?
В сущности, это даже не ваша больная
Так я и думала, сказала Асмик. Просто ждала, когда вы наконец это скажете
Он пожал плечами:
Вас не поймешь.
Помолчали немного. За окном светлело. Розовые текучие тени прорезали потолок, заиграли на стенах.
Все-таки скажите теперь, как это вам удалось так быстро достать? спросил Володя.
Фронтовые друзья, сказала Асмик. Вы ведь на фронте не были? А я была.
Так вы же старше меня, сказал Володя и добавил: Правда, кажется, ненамного.
Асмик невольно вздохнула:
Как сказать
5
«Пойти или не пойти? думала Туся. Или все-таки пойти?»
Пойти хотелось.
В последний раз они виделись с Ярославом летом, в начале войны. С тех пор прошло четверть века.
Тогда был тоже жаркий день, августовское солнце палило нещадно.
Ярослав пришел к Тусе, сказал твердо:
Вот что, Рыжик, война войной, а жизнь идет своим чередом.
Туся зевнула. Она пришла с ночного дежурства и хотела спать.
Давай распишемся, сказал Ярослав.
А ты не уйдешь на фронт? спросила Туся.
У меня зрение плохое, и пока меня не возьмут, сказал Ярослав. А что будет дальше поглядим.
Туся снова зевнула, прикрыла рот ладошкой.
Спать, умираю, сказала она, улыбаясь. Ночная смена самая тяжелая.
Он взял ее на руки, перенес на диван.
Спи, Рыжик, пока я не приду, а потом пойдем погуляем
Туся закрыла глаза и словно провалилась куда-то. Он постоял над ней, глядя на ее бледное, усталое лицо, на тени под глазами.
Вышел в переднюю, снял с вешалки старый шерстяной платок, накрыл Тусины ноги.
Спустя три часа пришел снова. Туся, свежая, умытая, как и не спала вовсе, встретила его на пороге.
А я уже давно проснулась, все жду тебя
Он молча привлек ее к себе. Надо же было так случайно зимой познакомились в кино, потом он проводил ее до дома.
Ему приходилось встречать девушек интереснее, веселее, умнее Туси, но ни одна из них не запала ему в сердце.
Он и отцу писал на Дальний Восток:
«Я на всю жизнь приговорен к ней».
Он говорил Тусе:
Ты навечно прописана в моем сердце.
Туся смеялась.
Значит, я имею право на половину.
На все, серьезно отвечал он. На все полностью.
Небо за окном внезапно потемнело, заметались в разные стороны раздираемые ветром деревья.
Будет дождь, сказала Туся. Гулять отменяется.
Ярослав охотно согласился:
Посидим дома вдвоем.
Вынул из кармана небольшой сверток в розовой глянцевитой бумаге.
Отец прислал тебе с оказией. Можешь считать свадебным подарком.
Туся проворно развернула бумагу; не сдержавшись, ахнула. Тончайшего шелка кимоно скользнуло на пол. Блеснули при свете лампы серебристые птицы, расшитые золотом диковинные цветы.