Люди суземья - Петухов Анатолий Васильевич


Анатолий Петухов

Люди суземья

Повесть


1

Колхозный грузовик целый час петлял по извилистому проселку в светлых березняках и в густом мелколесье, и вот, наконец, впереди из-за поворота показались на холме тесовые и шиферные крыши домов.

Василий Кирикович разволновался, снял шляпу, протер стекла очков носовым платком.

Это, Гера, и есть Сарга, объявил он сыну. Последняя деревня перед Ким-ярь... Отсюда начинается страна Вепсария.

Герман, юноша лет семнадцати, с девически свежим и чистым лицом, живо обернулся к отцу, спросил:

И здесь живут чухари?

Да. Только запомни еще раз говорю! не чухари, а вепсы. Вепсы! Чухарь это по-старому, вроде прозвища...

Усвоил... Русский язык, надеюсь, они знают?

Разумеется! Причем великолепно.

Василий Кирикович смотрел на деревню и не узнавал ее. Ему помнились серые приземистые домишки в одном из них он много раз ночевал в далекие годы юности, когда учился в Чудринском педагогическом училище; помнилось, что слева, на окраине, между сараями и дворами возвышалась выбеленная дождями и солнцем силосная башня. Но теперь ничего этого не было: ни тех домишек, ни сараев, ни башни. Обновленная деревня, выросшая по крайней мере втрое, широко раскинулась по холму. Высокие дома обшиты вагонкой и покрашены, и почти над каждым телевизионная антенна. На месте силосной башни и сараев длинные скотные дворы, крытые шифером.

Машина пропылила по центральной улице мимо изб с резными наличниками и зарослями черемух в палисадниках и остановилась возле почты.

Сгружай багаж, а я справлюсь, приехали ли за нами, сказал отец сыну и осторожно спустился на землю.

В просторном помещении почты, со стен которого яркие плакаты призывали подписываться на газеты и журналы, за столиком возле коммутатора сидела чернобровая девушка с коротенькими косичками. Она приветливо улыбнулась Василию Кириковичу, но, выслушав его, помрачнела.

Понимаете, вашу телеграмму вручить не удалось...

Как? Василий Кирикович поднял брови. Я подал ее неделю назад!

Знаю. Но у нас нет связи с Ким-ярь.

Что значит нет связи?! Кто здесь начальник?

Начальник я...

Почему вы не приняли мер по исправлению линии? Сколько времени она не работает?

Пожалуйста, не кричите. У нас нет связи с Ким-ярь двенадцать лет. Что на меня так смотрите? Двенадцать лет нет ни телефона, ни телеграфа.

Василий Кирикович почувствовал слабость. Поглаживая грудь, он вышел на улицу. Запоздало подумалось, что нужно было переговорить с шофером, и тот, быть может, согласился бы доехать до Ким-ярь. Но грузовик уже пылил в конце улицы.

Ну что, пришла за нами тачка? спросил Герман.

Зайди ты, поговори, Василий Кирикович тяжело опустился на чемодан. Я не могу!..

Герман сунул руки в карманы брюк и нехотя отправился на почту.

Ух, какая милая крошка! воскликнул он, переступив порог.

Девушка смотрела хмуро, темные глаза ее были влажными.

Чем обидел тебя мой невоспитанный предок? Между прочим, и ты его малость шибанула. Валидол сосет...

Я не виновата, что не с кем было отправить вашу телеграмму!

Усвоил. Телеграмма не вручена. Нас не встретили. Но это же сущий пустяк! Сейчас мы позвоним в эту самую... Кимору и вызовем тачку.

Видно, вы в самом деле ничего не знаете. В Ким-ярь нет телефона, и машины туда не ходят. Нет дороги.

Улыбка сошла с лица Германа.

Тогда я не понимаю, кто и как должен был нас встретить. Сколько туда километров?

До Лахты тридцать шесть. Вас могли встретить только на лошади.

Гм... Это уже совсем интересно. Ну, спасибо!..

Василий Кирикович, ссутулясь, сидел на чемодане. Герман закурил «Столичную», лег на траву и уставился в безоблачное июльское небо.

Выяснил что-нибудь?

Выяснил. К твоим предкам нужно добираться на динозаврах.

Я серьезно спрашиваю!

А я серьезно отвечаю. Если не найдем динозавра, можно взять копытное и катить на телеге. Ни много ни мало, тридцать шесть кэмэ... Словом, начинается романтика-экзотика, о которой ты так много говорил.

Василий Кирикович вздохнул и снова побрел на почту.

Раз телеграмму не вручили, подскажите, что нам делать?

Идите к бригадиру и наймите лошадь, сухо ответила девушка.

Лошадь? В наше время ехать на лошади?! Неужели невозможно найти машину?

Но я же сказала: туда нет дороги. Понимаете? Нет до-ро-ги! по слогам повторила она.

Не понимаю. Дорога была, и она должна быть! Ездят же люди.

На лошадях и ездят.

Удивительно!.. Столько суток ехать, добраться до Сарги и застрять здесь в таком нелепом положении...

Да вы напрасно расстраиваетесь, уже мягче сказала девушка. Бригадир у нас хороший, поможет. Сейчас он на пожнях. Ким-ярской-то дорогой пойдете, так за мостиком, налево... Там совсем близко!..

Василий Кирикович без труда отыскал эту пожню. Он еще издали услышал шум машин и людской гомон.

Работа была в разгаре. Два трактора «Беларусь» один с граблями, другой с копновозом стягивали сено к центру пожни. Там медленно двигался неуклюжий стогометатель, сновали женщины в белых платках, подростки, несколько мужчин.

Василий Кирикович был одет в легкий бежевый костюм, белую шляпу держал в руке и шагал по пожне медленно, в расчете, что его заметят издали и бригадир сам выйдет навстречу. Люди у стогометателя, действительно, скоро увидели его, но встречать никто не спешил. Шагах в десяти от работающих Василий Кирикович остановился, стер с лица пот и густым баритоном, внушающим невольное уважение, крикнул:

Кто тут бригадир?

Подошел загорелый сухощавый мужчина с лоснящейся от пота грудью, негромко и почтительно поздоровался.

Я Тимошкин, сказал Василий Кирикович. Еду в Ким-ярь. Мне срочно нужна хорошая лошадь.

Бригадир понимающе кивнул, вытащил из кармана мятую пачку «Севера», постучал мундштуком папиросы о коробку.

Чего же... Раз надо, какую-нибудь найдем.

Мне нужна не какая-нибудь, с нажимом произнес Василий Кирикович. И надежный сопровождающий. Нас двое, да и порядочно багажа.

Рабочие лошади все заняты сенокос!.. бригадир долго прикуривал, спрятав огонь спички в ладонях и что-то прикидывая в уме, потом обернулся, позвал: Ванько!..

Прибежал подросток, такой же сухой и смуглый.

Придется съездить в Лахту, по-вепсски сказал ему бригадир.

Парнишка настороженно зыркнул глазами на Василия Кириковича, и лицо его с облупившимся носом стало по-взрослому озабоченным.

Запряжешь Мальку. Волокуши за конюшней. Слабенькие, но в одну сторону выдержат. Там их и бросишь. Обратно приедешь верхо́м... Да почту не забудь взять. И Василию Кириковичу, уже по-русски: Подите с ним. Он все сделает. За лошадь на́ сторону десять рублей в сутки. Так в колхозе постановлено.

Это что же, он и повезет нас? Василий Кирикович с недоверием оглядывал подростка, которому было лет одиннадцать-двенадцать. А если по дороге что случится?

Все будет ладно! бригадир махнул рукой и направился к стогометателю.

Спустя полчаса подвода стояла у почты. Белая лошадь старая мослатая кобыла Малька была запряжена во что-то несуразное: две длинные жерди, они же и оглобли и полозья, с набитыми поперек досками.

Как что-то очень далекое, виденное в пору детства, вспомнилось Василию Кириковичу, что на таких волокушах возили в Ким-ярь во время бездорожья соль, спички, другие необходимые товары и почту.

Ты хочешь везти нас на этой... штуке? спросил он у Вани.

Не вас, а вот это! и показал на гору багажа.

А мы на чем поедем?

Ни на чем. Пешком пойдете.

Во! Это правильно, засмеялся Герман. Полезно для здоровья и для связи с жизнью. А то привык на черной «Волге» катать...

Хватит зубоскалить!.. оборвал сына Василий Кирикович.

Ваня размотал длинную веревку, что лежала на волокушах, расстелил на досках широченный брезент и начал деловито грузить вещи. Неторопливый, в сером латаном пиджачке, в больших резиновых сапогах и с полевой сумкой на боку, он представлялся Герману, с интересом наблюдавшему за этими приготовлениями, маленьким мужичком. И руки у Вани были совсем взрослые, темные от загара, с широкими мозолистыми ладонями.

Не знаю, как ты все погрузишь на эти жерди... Неужели настоящей телеги нет? ворчал Василий Кирикович, прохаживаясь вокруг повозки.

Телеги-то есть... Ваня ворочал громоздкий рюкзак, который никак не вмещался на волокуши между чемоданами.

Так в чем же дело?

Вы, дяденька, будто с луны свалились.

Герман расхохотался.

А ты скажи толком! начал кипятиться Василий Кирикович.

Да чего говорить-то! Вот поедем, и сами увидите, какая туда дорога.

Василий Кирикович вздохнул. Он же великолепно помнил эту дорогу, потому что много раз хаживал по ней еще до войны, когда учился в педучилище. Но сейчас подавленно молчал: если уж телефонной связи нет между Саргой и Ким-ярь, вполне возможно, что и дороги не стало...

Уложив багаж, Ваня завернул углы брезента наверх и долго и старательно увязывал поклажу веревкой.

Ну, все! объявил он. Вот квитанция. За лошадь десять рублей.

Василий Кирикович рассчитался. Ваня сбегал на почту, вынес сверток в целлофановом мешочке, сунул его между вещами, проверил, хорошо ли держится прилаженный сверху топор, и взялся за вожжи. Но тут увидел, что Василий Кирикович и Герман в полуботинках.

У вас разве сапог нету? спросил недоуменно.

Сапоги? Есть. В рюкзаке. А что?

А ничего!.. и Ваня стал развязывать веревку...


2

Тридцать шесть километров пешком!.. Такого в жизни Германа еще не бывало. Распахнув полы пиджака и засунув руки в карманы брюк, он бодро шагал за повозкой.

Укатанная машинами дорога тянулась краем полей к синему лесу. Идти было легко: ни пыли, ни грязи; под сапогами поскрипывал песок. Пахло травами, а от поспевающей ржи наносило влажным теплом. Когда поля остались позади, начались пожни с высокими, поразительно схожими меж собой стогами сена каждый стог как гигантское яйцо, поставленное тупым концом. Все они однотонно поблекли под солнцем, а на пожнях сочно зеленела отава.

Но вот и пожни кончились. Опять, как перед Саргой, дорога нырнула в мелколесье.

А полуденное солнце пекло, становилось жарко ногам. Герман уже хотел было выразить свое неудовольствие и недоумение зачем, собственно, переобувались? как вдруг перед стеной высокого леса эта сухая плотная дорога вильнула вправо, а лошадь пошла прямо то ли просекой, то ли тропой.

Ты правильно поехал? крикнул сзади Василий Кирикович.

Правильно!.. не оборачиваясь, ответил Ваня. Та дорога на Первомайский, в лесопункт.

Василий Кирикович только плечами пожал: раньше В этих краях не было никаких лесопунктов...

В лесу пахло хвоей, древесной прелью, папоротниками. Герман, задрав голову, таращил глаза на островерхие ели, в сравнении с которыми новогодняя елка на городской площади выглядела бы просто карликом. Это уже была настоящая тайга, какую он до сих пор не видал. С еловых лап свисали мохнатые лишайники. Он трогал их руками мягкие, нюхал ничем не пахнут, вернее, пахнут лесом, и качал головой: деревья-то, оказывается, как и люди, разные! Есть блондины у них бороды светло-зеленые, но есть и брюнеты у тех бороды дымчатые, почти черные. А какие осины в этом лесу!.. Он не утерпел и привернул к особенно могучему дереву с темной щербатой корой. Раскинул руки полных два обхвата!..

Дальше