Кембриджская история капитализма. Том 2. Распространение капитализма: 1848 наши дни - Коллектив авторов 19 стр.


КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Степень развития и уровень интенсивности применяемых факторов производства влияют на выбор инноваций во всех секторах экономики, однако в сельском хозяйстве технический прогресс отличался тремя дополнительными особенностями.

1. Урожайность растений в том или ином районе зависит от окружающей среды, или, точнее говоря, от того, насколько обычные для данной местности условия (качество почвы, количество осадков, температура и т. д.) отличаются от идеальных условий. Олмстед и Род (Olmstead and Rhode 2008) приводят множество примеров подобной чувствительности к окружающей среде, однако самый поразительный из них сорта пшеницы в Соединенных Штатах. Сорта растений, подходившие к условиям Восточного побережья, также были устойчивы к климату северных штатов Великих равнин эти регионы превратились во всемирную житницу благодаря сортам, ввезенным из России. Подобная чувствительность означает, что для внедрения новых сортов растений нужен большой объем НИОКР применительно к данной местности. Чтобы отобрать наиболее подходящий вид семян, скажем, для Северной Дакоты, нужно перепробовать десятки, а то и сотни сортов в условиях штата, что требует больших затрат средств и рабочего времени специалистов на экспериментальных станциях. То же самое касается и подбора правильной смеси удобрений, идеальной схемы севооборота и т. д.

2. Многие так называемые биологические инновации не являются полностью монополизируемыми (appropriable)  изобретатели не могут полностью присвоить себе все выгоды от своих вложений в НИОКР. Удобрения и техника, напротив, в значительной степени монополизируемы, потому что их трудно скопировать (к примеру, лишь немногие фирмы могут производить тракторы) и можно запатентовать. С другой стороны, любой земледелец способен перенять успешную схему севооборота у своего соседа и получить столько семян нового естественного сорта из одного семечка, сколько ему захочется. Что касается гибридных сортов, то их получение требует определенных научных мощностей, которые, правда, можно создать при очень небольших инвестициях. Таким образом, вложения в НИОКР в сфере биологических инноваций, как правило, ниже общественно оптимального уровня, а технический прогресс медленнее, чем мог бы быть.

3. Последнее по порядку, но не по значению: взаимосвязь между интенсивностью использования факторов производства и выбором внедряемых инноваций более сложная, чем следует из простой модели выше, и тому есть две причины. Во-первых, классифицировать инновации по этому параметру не так просто, как кажется. Для каждой инновации нужно сочетание нескольких факторов, и эта комбинация с необходимостью меняется во времени. Удобрения требовали больше затрат труда, когда их необходимо было вносить вручную, а ранние модели машин, работавшие на конной тяге, требовали земельных ресурсов, чтобы кормить лошадей. В обоих случаях требования менялись в результате дальнейших инноваций (появления трактора, машин для внесения удобрений). Во-вторых, в сельском хозяйстве инновации часто дополняют друг друга или же взаимозависимы, то есть работают только тогда, когда их внедряют одновременно. Классический пример это высокоурожайные сорта растений, которые действительно повышают урожайность только в том случае, если их обильно снабжать удобрениями и водой. Если выявить взаимодополняющие эффекты не удается, то фермеры нередко отбрасывают потенциально полезные инновации, технический прогресс замедляется. Но без систематических испытаний на местности определить искомые эффекты едва ли возможно.

Эмпирический материал этих двух параграфов позволяет прийти к простому заключению: в XIX веке сельскохозяйственное производство росло в основном за счет увеличения затрат, а рост эффективности внес сравнительно небольшой вклад. В XX веке его роль неуклонно возрастала и продолжит расти. Пожалуй, в будущем рост эффективности останется единственным источником повышения сельскохозяйственного производства.

Права собственности современного типа: непременное условие?

В истории сельского хозяйства экономисты могут найти много подтверждений для своей веры в превосходство системы частных прав собственности над традиционными правами (De Soto 2000; де Сото 2004). Полное право собственности на землю, в том числе важнейшее право продавать ее и оставлять в наследство, сдерживает чрезмерную эксплуатацию земли ради краткосрочных выгод (так называемая трагедия общественного достояния), стимулирует вложения в улучшение отдельных участков, орошение, сельскохозяйственные постройки и многолетние насаждения, упрощает перемещение людских ресурсов внутри секторов экономики и между ними, а также дает фермерам гарантию под займы, которые можно потратить на улучшение хозяйства.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Эмпирический материал этих двух параграфов позволяет прийти к простому заключению: в XIX веке сельскохозяйственное производство росло в основном за счет увеличения затрат, а рост эффективности внес сравнительно небольшой вклад. В XX веке его роль неуклонно возрастала и продолжит расти. Пожалуй, в будущем рост эффективности останется единственным источником повышения сельскохозяйственного производства.

Права собственности современного типа: непременное условие?

В истории сельского хозяйства экономисты могут найти много подтверждений для своей веры в превосходство системы частных прав собственности над традиционными правами (De Soto 2000; де Сото 2004). Полное право собственности на землю, в том числе важнейшее право продавать ее и оставлять в наследство, сдерживает чрезмерную эксплуатацию земли ради краткосрочных выгод (так называемая трагедия общественного достояния), стимулирует вложения в улучшение отдельных участков, орошение, сельскохозяйственные постройки и многолетние насаждения, упрощает перемещение людских ресурсов внутри секторов экономики и между ними, а также дает фермерам гарантию под займы, которые можно потратить на улучшение хозяйства.

В начале XIX века современное право собственности на землю встречалось только в Западной Европе, в колониях, уже заселенных европейцами, и в некоторых регионах Азии, включая большую часть Китая (Kishimoto 2011; Pomeranz 2008). В некоторых регионах, в первую очередь в Восточной Европе и в отдельных частях Индии, феодалы или другие могущественные лица все еще сохраняли право на долю продукта и/или рабочего времени земледельца (барщина). Во многих других местах земля находилась в общинном владении тех, кто ее обрабатывал. Даже в Западной Европе сельские общины владели большей частью лесов и крупными полосами пашни. Народы с наиболее примитивным сельскохозяйственным укладом, к примеру, коренные народы Америки, охотились или занимались собирательством коллективно, однако земля в большинстве случаев была поделена между домохозяйствами, имевшими исключительное право на ее возделывание в течение установленного срока. Этот срок мог быть очень коротким, как в примитивных системах подсечноогневого земледелия Африки, или довольно продолжительным, как в России после отмены крепостного права в 1861 году, но по его истечению земля могла быть перераспределена между членами общины (по крайней мере теоретически). Кроме того, у общины сохранялся некоторый контроль над выбором сельскохозяйственных практик, который часто включал право на долю продукта, например в форме права выгуливать скот на земле под паром. Считается, что этот контроль стеснял технический прогресс, не давая склонным к инновациям земледельцам экспериментировать с новыми приемами. Исходя из данной логики, господство традиционных прав собственности отчасти объясняет застойность и отсталость традиционного сельского хозяйства. Отсюда же следует вывод, что права собственности это важнейшее условие роста производительности.

За последние два столетия система прав собственности прошла процесс модернизации, который тем не менее протекал медленно, далеко не линейно и до сих пор полностью не завершился. Первым регионом, который в рассматриваемый период включился в процесс модернизации, была Восточная Европа там феодальная система собственности исчезла в первой половине XIX века. Землю поделили между бывшими крепостными крестьянами и бывшими помещиками, во многих случаях получившими еще и денежный выкуп. Особенно выгодными условия этой сделки были для прусских юнкеров, которым заплатили большую сумму и отдали половину всей земли, после чего они наняли бывших крепостных как наемных рабочих. В России бывшие крепостные получили около четырех пятых своих бывших наделов, однако собственность на землю перешла не к частным хозяйствам, а к общине. Манифест об освобождении крестьян сильно улучшил их положение, однако в его цели не входило установить современные права собственности на землю. С этой точки зрения решительным шагом вперед стала столыпинская реформа, начатая после революции 1905 года. Реформа позволяла крестьянам получить полное право собственности на возделываемую землю или полностью распустить общину (при двух третях голосов за). Однако крестьяне встречали права собственности современного типа без особого энтузиазма: к 1916 году лишь четверть из них (с 15 % земли) предпочла покинуть общину. Во многих других странах, в том числе в Турции и Индонезии, продиктованные обычаем права на возделывание земли, пускай и не вполне определенные, постепенно превратились в полное право собственности. Этот процесс, как правило, осуществлялся поэтапно, и в ряде случаев эти этапы растягивались на долгое время. К примеру, земельный кодекс Турции 1858 года признавал за крестьянами право передавать в наследство обрабатываемую землю, хотя право продавать ее крестьяне получили лишь в 1940-е годы.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Переход от традиционных прав к полной собственности осуществлялся отнюдь не так плавно, если правящая элита имела чужеродное происхождение. В Мексике помещики, в основном испанских кровей, пользуясь Законом об отчуждении 1856 года[15], изъяли большую часть общинной земли и свели коренных крестьян к положению наемных рабочих на своих асьендах. Европейские завоеватели смотрели на охотничьи угодья коренных племен Америки и африканские саванны, находившиеся под паром в рамках подсечно-огневой системы земледелия, как на пустующие земли, которые можно самовольно захватывать, игнорируя при этом права коренного населения. То, как разворачивалась экспроприация, зависело от степени спроса на землю со стороны потенциальных переселенцев из Европы. Умеренный климат заморских регионов манил многих, и в итоге колониальные власти изъяли у коренного населения практически всю землю, ограничив его проживание резервациями. Способ распределения наделов между фермерами отличался не только по миру, но и в пределах одной страны. К примеру, в США около 30 % угодий было продано земледельцам, 30 % роздано железнодорожным компаниям, которые затем продали землю потенциальным фермерам, чтобы собрать средства для строительства трансконтинентальных путей, а остаток земель был бесплатно предоставлен всем, кто обещал их возделывать (так называемая система гомстеда). В большинстве стран тропической Африки спрос на землю со стороны европейцев был сравнительно небольшим, поэтому коренное население продолжало владеть большей частью земель в соответствии с традиционными правами собственности. В 1940-е годы колониальные администрации начали регистрировать права собственности («наделять титулами») индивидуальных фермеров, и с тех пор этот процесс не прекращался, получив всестороннюю поддержку от международных организаций, таких как Всемирный банк. В 1990 году, согласно Всемирной сельскохозяйственной переписи, на долю племенных земель приходилось лишь 0,34 % всех земель в мире, однако в Африке эта доля все еще равнялась 14 %.

Назад Дальше