Чего же хотите?
Ничего, ответил Родион. Я дал слово вашему отцу оставить вас в покое.
И собираетесь держать его?
Само собой. Какой смысл арестовывать ни в чем не повинную барышню, против которой завалящей улики не найти. Убийца сознался в совершенных злодеяниях и вынес себе приговор. Дела победоносно закрыты. Что остается скромному чиновнику полиции? Разве только немного благодарности
Я поняла вас, сказала Софья Петровна, краем глаза посматривая, как объемный чемодан благополучно упал на ступеньку вагона и далее на перрон. Назовите цену
Всего лишь скромный подарок.
Сколько?
Мне будет приятно оставить на память золоченую булавку с цифрой «один», которая предназначалась мне.
Дама великолепно владела собой, нет, в самом деле, редкое достоинство. Она лишь оправила и так идеальную пелеринку, переложила саквояж, тянувший руку, и мягко спросила:
Раз мы больше никогда не увидимся, скажите честно, Ванзаров: вы меня не любили? Это была тончайшая игра? Сразу начали подозревать?
Не умею говорить о чувствах, просто ответил Родион. Да и какая теперь разница Я старался быть слепым, сколько возможно. Два раза не попасть в рестораны, где как раз и требовалось быть, можно посчитать случайностью.
А что же тогда?
Только логика. Первые три убийства были сделаны так чисто, что при обычных обстоятельствах раскрыть их было трудно. Зато все остальные прямо указывали на виновника. Каждый раз нового. Такое возможно, когда кто-то очень близко знает, как идет следствие, и ему приятно дергать за ниточки. Чтобы чиновник полиции бегал, как белка в колесе за своим хвостом. Пристава и Лебедева пришлось исключить. Что у меня оставалось? Вот именно Но выдала вас маленькая деталь. Такая крохотная, что я заставил закрыть на нее глаза.
Ой как любопытно. Ну не томите, поезд уйдет.
С умением наблюдать мелочи, которое отмечает и запыленные ботинки, вы почему-то не обратили внимания на дамское зеркальце, что я вынул по ошибке. Стоило бы сразу задать простой вопрос: как такое возможно? Но я слишком опоздал Да и выбор пьески был тонким намеком: посмешище и дурак, который пытается копировать великого сыщика. Чего уж больше
Какой вы все-таки умница, сказала Софья Петровна, наградив невозможной улыбкой. С искренним облегчением Родион узнал, что колдовство васильковых глазок утратило всякую власть над ним. Это очень важно в такой непростой момент.
Так как мой подарок? напомнил он.
С огромной радостью, но Поверьте, у меня ее нет.
Именно поэтому прошу.
Софья Петровна, кажется, не нашлась, что сказать.
Золотая булавка теперь нацелена на вас. Забудьте про багаж и бегите от этого поезда. Спасите себя.
Вы просите, чтобы я осталась? в изумлении спросила Софья Петровна. Ах, Родион, какой вы романтик. Славный, милый, чудесный, любая женщина нашла бы с вами счастье всей жизни Мне очень не хочется делать вам больно. Но поймите же, я совсем другая. Семья, дети, тихая любовь это уже не мое. Даже вашей любовницей не могла бы стать, потому Потому что вы слишком хороший мальчик. Грех мучить такого доброго человека.
Прошу не остаться, а спасаться, уточнил Родион. После того как станет известно, что знаменитый доктор Карсавин оказался кровавым мясником, вы не сможете жить в столице. Но в России много городов. А в Европе еще больше. Бегите и прячьтесь. Вашего саквояжа хватит надолго.
Пробил второй удар перронного колокола. Пассажиров просили соизволить занять свои места в вагонах.
Вы самый удивительный человек, каких я встречала, рука в шведской перчатке легла на плечо чиновника полиции. Мне пора. Чемоданы изваляли в грязи и погрузили.
Зачем? Зачем вам это понадобилось? спросил Родион.
Васильковые глазки смежились, словно барышня погрузилась в невинные мечтания:
Знаете, что такое глубина удовольствия? Это волна жара, это стихия, которая уносит к высотам ощущения, это так прекрасно и необъяснимо, что хочется снова и снова наслаждаться божественным нектаром. Ни один мужчина не мог доставить подобного восторга. И ничто другое, а я много чего попробовала
Смотреть в глаза умирающему, чтобы испытать удовлетворение? Подругам, их мужьям и глупому сыщику?
Софья Петровна сладко улыбнулась:
Какой был соблазн Какое наслаждение заглянуть в лицо умирающего девственника О! Только представить Это был бы пик Но я не смогла Сама не знаю почему
Третий удар колокола прокатился по перрону. Проводники взошли на ступеньки вагонов. Даму попросили не задерживаться. Шум дальнего паровоза крепчал.
Оставлю-ка вам память
И в губы чиновника полиции вонзились другие. Поцелуй был крепости, от которой зубы заломило. Больше Ванзаров ничего-ничего не почувствовал. Но как только прохладная мякоть губ оторвалась, сказал:
Последний раз прошу: спасайтесь.
Усы вам очень пойдут
Отвергнув услуги проводника, барышня с саквояжем взбежала в глубину вагона.
Ванзаров быстро пошел в начало перрона.
Неуверенно вздрогнув, поезд лязгнул колесами, выпустил облака пара, словно седые бакенбарды, и, пронзив победным гудком вокзал, оторвался от рельсов. Состав неторопливо двинулся, поплыли борта с имперскими гербами, светлые окна в аккуратных занавесках, за которыми махали остававшимся или прощались с убегавшей из-под колес родиной.
Лебедев так спешил, что даже запыхался. Подбегая к Родиону, преспокойно заложившему руки в карманы, криминалист закричал:
Ах ты, холера! Опоздали! Что ж так поздно сообщили Я и подмогу собрал!
Действительно, рядом с Аполлоном Григорьевичем не могли отдышаться два господина. Один странно напоминал журавль колодца, таким нескладно высоким ростом наградили его родители. Зато другой, будто в насмешку, доходил ему до плеча невысокий, с решительным взглядом и в военной форме.
Выругавшись по обычаю затейливо и сочно, Лебедев представил добровольца. Худой дылдой оказался филер Афанасий Курочкин, которого криминалист подцепил в Департаменте полиции. Филер вернулся с долгой смены, но без возражений согласился помочь. Военный юноша выпрямился, щелкнул каблуками и доложил: корнет Мечислав Джуранский, выпускник Виленского пехотного юнкерского училища, прибыл в столицу в отпуск перед зачислением в 6й уланский Волынский полк. Что делать пехотинцу в кавалерии, Родион не стал выяснять, а искренно поблагодарил господ за помощь, оказанную полиции, особо отметив юнкера, который на пустом вокзале решительно бросился в погоню за двумя бегущими мужчинами.
Последний вагон миновал дальний край перрона, ныряя в дорожную тьму, как вдруг лязгнули тормоза, заскрежетали по рельсам колеса, и состав встал. Вдалеке обозначилось белое облако пара, сквозь которое чуть виднелись пятна семафоров.
Курочкин и Джуранский были отпущены, но Родион чего-то ждал. Мимо пробежали путейцы с вокзальными жандармами разбираться с внезапной остановкой. Лебедев вооружился сигаркой и принялся щелкать вечной зажигалкой трости. Кремний скрипел, сыпал искрами, но и только. Судьба трости решилась. Под отборные проклятия тому, кто ее придумал, деревяшка треснула об колено, обломки полетели на рельсы. Ужасный конец полезного изобретения.
У дальнего края перрона появилась фигурка в дорожном костюме. Лица не разобрать капюшон пелеринки накинут. Шла налегке: даже сумочки нет, только саквояж. Проходя мимо мужчин, и не взглянула, как полагается прилично воспитанной барышне, но Родион приподнял шляпу и пожелал доброго вечера. Принюхавшись, как добрая легавая, Лебедев заметил:
У дальнего края перрона появилась фигурка в дорожном костюме. Лица не разобрать капюшон пелеринки накинут. Шла налегке: даже сумочки нет, только саквояж. Проходя мимо мужчин, и не взглянула, как полагается прилично воспитанной барышне, но Родион приподнял шляпу и пожелал доброго вечера. Принюхавшись, как добрая легавая, Лебедев заметил:
О, модный аромат Как же называется?
«Черная маска», подсказал Родион, втайне поразившись, что проклятые сигарки не отбили обоняние криминалиста. Как же он курит с таким чутким носом? Вот где загадка.
Не желаете со мной к актрискам мадам Квашневской? Обещала свеженьких
А пойдемте, Аполлон Григорьевич, в вокзальный буфет, выпьем чего-нибудь.
Что празднуем?
Скорее с горя.
Не пойму вас, Ванзаров, сказал Лебедев, отправляя холодную сигарку вслед погибшей трости. Пристав о вас отзывается сегодня так, будто завтра повесит ваш портрет рядом с физиономией градоначальника. Оказывается, одним махом раскрыли пять своих дел и три с других участков, не считая самоубийства Карсавина. Подполковник уже готовит на груди место для ордена. А потом получаю от вас записку: «Если хотите узнать истину, поспешите» Странное поведение для чиновника полиции
Развернув мощное тело криминалиста, как шлагбаум, Родион потащил его прочь.
В поздний час вокзальный буфет пустовал. Половой удивительно быстро принес графинчик «Смирновской» и скромную, по меркам Лебедева, закуску. Ванзаров попросил добавить третий прибор с рюмкой.
Кого-то ждем? Что у вас за горе такое? И вообще, что происходит? Аполлон Григорьевич совсем не любил таинственных моментов, но к графинчику потянулся.
Родион попросил немного обождать и добавил:
Чтобы не скучать, готов развлечь историей про извилистые дорожки к простой истине.
Ну попробуйте безрадостно согласился Лебедев. И как предупреждение извлек сигарку.
Начнем с главного Помните, мы пытались понять, как убийца прячет шило
Не мы, а вы изображали нож в рукаве.
Это ошибка. Убийца действовал проще, у него не было навыка гайменника. А потому шило, вернее булавка, награждаемая за победу на конкурсе мод, была спрятана там, где и полагается, на самом видном и удобном для быстрого доставания месте в дамской шляпке. Кто заподозрит даму, поправляющую эгретку на шляпке? Это так естественно.
Вот же (дамам: прошу заткнуть уши на мгновение) так и знал, что какая-нибудь бабская дрянь!
Согласен, Аполлон Григорьевич, угол зрения приводит к опасным ошибкам. Мы видели то, что видит мужчина. Но даже если бы носили шляпки, упаси боже, все равно блуждали бы в потемках. Потому что все было слишком просто придумано. Так просто, что только особый взгляд помог.
Да не томите, Ванзаров! простонал Лебедев. А то напьюсь один. Будете мое тело до дома везти на себе.
Тогда просто и без затей сказал Родион. Колесо лечебной игры в «жертву и убийцу», придуманное доктором Карсавиным, большим ученым и начинающим велосипедистом, не желало крутиться. Барышни лениво фантазировали невероятные способы убийств, от которых никакого целительного прока. И тогда Карсавин решил подключить свою дочь, Софью Петровну, которую тоже требовалось лечить от нервного расстройства. Что говорил дочери Карсавин и как дело было, мы уже не узнаем. Важно другое: Софья Петровна загорелась идеей стать самой собой, разбудив зверя, дремавшего в душе и не дававшего насладиться радостями половой жизни сполна. Пользуясь тем, что пациентки отца были ее институтскими подругами, она стала рассказывать им, как умная женщина может просто убить другую женщину, получив от этого заряд бодрости и веселья, без всякого риска оказаться на виселице. Для этого есть главное оружие: шляпная коробка. В нее можно спрятать что угодно хоть крысу, хоть бомбу. Прислали коробку жертва испугалась, например, броска Гоголя, нашла записку с розой (память институтских забав в девичьи тайны) и поняла, что «убита». Подруги возгорелись, и началась активная подготовка. Доктор Карсавин, читая письма, не мог нарадоваться на талант дочери: пациентки выздоравливали на глазах. Только не знал он, что любимое дитя решило запустить собственное колесо. Софья Петровна почувствовала, что счастье, которого не могла обрести ни в одном опыте любви, может быть найдено на тонкой грани жизни и смерти