Fuck, omg, outfit, some shit going и т. д.
В остальном серый суконный строй предложений, в которых стремится выглядеть молодежно. Однако, когда тебе скоро получать «Антоновку 40+», молодым быть нелегко.
Основной критерий современности обоих романов гиперактивность.
«Что-то происходит», «они там что-то затевают».
Такой привычный уже дорогим россиянам саспенс не разберешь ни что, ни кто. Однако имеется некая видимость жизнедеятельности, бурление, движуха. Ощущение постоянной, неумолимо приближающейся катастрофы: не то нового Фороса, не то Конституции. Вечно актуальная «Операция «Преемник». Перманентное, с 2011 года еще, противостояние: хмурые молодые люди с айфонами против теток с избиралки и безымянных вершителей судеб, стоящих за ними («они»). Люди с айфонами и аккаунтами прогрессивны, остальные да они и не люди вовсе, их распечатали на 3-D принтере в Администрации.
Типичный медийный подход тебя все время держат в повышенном тонусе, а по какой причине не разберешь. «Мы находимся в самом эпицентре событий. Оставайтесь с нами». Остались на триста страниц. Ничего не случилось.
Пока читаешь, как кто-то подсиживает кого-то, и где-то против кого-то собираются медийные тучи, возникают и чисто литературные ассоциации, ощущение, что такого рода «современное» уже ранее встречалось. Прям в таком виде: интриги, схватка бульдогов под ковром, наше будущее под угрозой. Приглядываешься, и проступают фамильные черты. Ба, это ж читано и премировано как современное и актуальное два десятка лет назад: «Господин Гексоген», сочинение Александра Проханова.
Перенесшись в былое, делаешь еще одно открытие: «актуальные романы» новое дыхание легендарной офисной прозы. Новые похождения рекламщика, правда, реклама нынче политическая, а не коммерческая. Дети Рублевки неактуально. Бери выше Барвиха, Оксбридж.
Мы стали еще более лучше одеваться.
Чем славилась некогда бульварная литература? Авантюризм, рассказ из жизни разных всяких там князьев да графинов, баранов и баранесс. И вот опять: в центре внимания сливки общества журналисты, пиарщики, золотая молодежь. Слава Богу, просвещенная и осветленная Галина Юзефович все объяснила низы поднялись наверх.
Oh shit, как говорит Игорь Савельев.
Вот для них и литература.
Литература о глистах, написанная для глистов и глистами же.
Вся Москоу состоит из журналистов, пиарщиков, гражданских активистов, агентов ФСО и прочих работников правоохранительных органов, навезенных из Тмутаракани (это уже представители народа).
Есть и новое веяние «образ гея в российской литературе» в исполнении Игоря Савельева (Захаров до такого не дорос гражданских активистов много, а геи и лесбиянки отсутствуют). Главный герой романа Савельева «Как тебе такое, Iron Mask?» не только сын oligarchа, практически второго лица в государстве.
Увы, тут у Савельева не все задалось. Скажем так, не Холлингхерст. Читая откровения Алекса, пребывающего более половины книги в закрытом помещении, с трудом веришь в то, что у него скрипит «потертое очко». Но большой достоверности, наверное, и не надо. У нас же русская литература, мы же не пиндосы. Главное призвать милость к падшим по заветам классики, донести до гомофобов России: знаете, есть такие люди геи. Им необязательно нужен гей-клуб или гей-парад. Это предубеждение, гомофобия. «Мы предпочитаем ходить в галереи, в театры».
В целом же из романа Савельева ясно Россия отстала от Запада и тут, в том числе по гей-клубам. Не тот размах, не та культура. Остается поверить знатоку на слово.
Ну да ладно, не будем мелочиться. Герои в обоих романах не главное.
В «Средней Эдде» Захарова их столько, что всех и не упомнишь, да и сразу не разберешь, чем Дима отличается от Саши или Ильюши.
За всеми авторскими петляниями и у Савельева, и у Захарова старый вопрос, тухлятина 90-х годов: «Что же будет с Родиной и с нами?».
Хотя почему старый? Акценты-то расставлены по-новому. Про то, что будет «с нами» гораздо интереснее. А страна Да какая тут страна, когда у Савельева герой, приехавший к папке-толстосуму, прикован к охраняемому помещению, а у Захарова свора пиарщиков и прочих «белых людей» перемещается из кабинета шефа на встречу с избирателями (одна из линий это такой литературный «День выборов», что конечно, тоже очень ново) и далее на ток-шоу. Страна это унылый пейзаж за окном машины, следующей к телестудии или редакции. У Идиатуллина почти та же мысль: родины приходят и уходят, а квартиры остаются, они величина постоянная.
«Мы живем в эпоху постмодерна». На этот «свежий» тезис Савельев потратил в своем романе аж две имитационные статьи. Боже мой, да форумные вояки по тысячному кругу прошлись по этой мудрости веков.
Захаров: «Оппозиция-то ненастоящая». А то мы не знаем. На всех заборах написано. Да и не слепые. Литературно тут со времен «Зияющих высот» Александра Зиновьева ничего нового. Скучно, вот и принялись играть в движуху, чтоб административный состав не тучнел. «Зарница» для председателя.
Все это известно, а более того, старо. Стало таким даже с точки зрения повестки. В свете ситуации с короновирусом и полного падения социальной и даже псевдополитической активности оба романа выглядят неадекватными и несовременными. Один полгода спустя, другой в момент публикации. «В Багдаде все спокойно, все болеют».
Предугадать такой исход было несложно. Перед нами картинки и анекдоты. Из этих «книг» изъяты люди, характеры. А они как раз более постоянная величина, чем ситуация или событие. Мы, может быть, и течем, но не до такой же степени.
Но я уверен, такое, про виртуальный шум в высоких кабинетах, будет выходить и далее. Это вопрос идеологии, а не эстетики. Вопрос естественного, присущего «лучшим современным авторам» мировоззрения. «Лучшее издание», «лучшее издательство», «лучшие люди», блат и дружба. Это их современность, их актуальность. Они ухватили литературного Бога за бороду. «Жизнь удалась».
Ребята не просто хотят убедить нас, что распространяемая ими деза и шиза (теперь и в вашем любимом издательстве) есть нечто реальное и актуальное. Они делают заявку на то, что это единственно возможная современность и актуальность. Альтернативы ей нет.
«Нет разницы, кто настоящий, если все продолжается».
Что ж, пора поломать этим людям малину и посмотреть, может вопрос о настоящем, станет все-таки современным и актуальным.
Собрано по лицензии
Алексей Поляринов. Риф. М.: Эксмо, Inspiria, 2020
Алексей Поляринов очередная надежда отечественной прозы.
Старые-то (Секисов, Гептинг, Рябов) уже отцвели, как хризантемы в саду.
Первый роман Поляринова «Центр тяжести» был скроен из нежных черт автобиографии и зарисовок гражданского активизма. Второй, «Риф», посвящен сектам, семье и памяти.
Большие вопросы. А проза маленькая.
Почему так получилось? Гигант интеллектуального перевода, сам потомственный интеллектуал, родил прозаическую мышь для чтения в кафе и на пляже.
Объяснений тому достаточно.
Начнем с того, что есть проза, которая прорабатывает и разрабатывает тему, а есть, та, что всего-навсего спекулирует на определенной тематике.
В первой присутствует поиск, а значит, на выходе получается какой-никакой результат некое новое знание. Во второй идет эксплуатация кем-то когда-то найденного, перетирание и реферативное изложение общеизвестного. Первая апеллирует к самопознанию и саморазвитию, вторая к ощущению, что ты не один такой дурак на свете. Есть люди и поглупее тебя герои, тот же автор.
В первой присутствует поиск, а значит, на выходе получается какой-никакой результат некое новое знание. Во второй идет эксплуатация кем-то когда-то найденного, перетирание и реферативное изложение общеизвестного. Первая апеллирует к самопознанию и саморазвитию, вторая к ощущению, что ты не один такой дурак на свете. Есть люди и поглупее тебя герои, тот же автор.
Но на чужом горбу въехать в рай трудно.
Поэтому вместо романа большой темы и проблемы, от которого гудит голова и роятся мысли, стоит шум по всей Вселенной, получаем псевдоинтеллектуальную жвачку, где витает флер научности и высоких дум (антропология, мифология, университеты, «большие ученые», «электроны»), и только.
Роман Поляринова может быть интересен лишь в том плане, что перед нами книга нового рода.
На Западе, правда, такого полно. Там теперь почти все книги так изготавливают. Пришла пора и нам научиться новым методам.
Некогда, в старые времена, книги писались, и слово «творчество» действительно имело смысл. Теперь романы не пишутся, а собираются как конструктор из типовых элементов по схеме. «Вставьте шплинт А в гнездо Б». Собственно, этому и учат в школах так называемого литературного мастерства.
Что необходимо для современного интеллектуального бестселлера?
Историческая, этнографическая и всякая иная экзотика. С этим у Поляринова все в порядке фермы аллигаторов, кладбище оленей, палеонтологический музей, статуя Ленина, секта, где полощут белье, собирают картошку и устраивают радения, плюс разные места отправления актуального искусства для эстетов.
Налет мистики и привкус триллера или детектива. Человек-тайна, прошлое тайна, чья-то смерть тайна. Коротышку доставать не надо, а вот маму из секты вызволять, пожалуйста.
Тема травмы. Ну, это вообще основное и обязательное. Без травмы нынче никуда. Она как смазка, как заменитель крови, которой раньше все скрепляли в одно целое.
Как следствие, уклон в психологию, но такую бытовую и популярную, практическую, правда, выдающую себя за нечто больше. «Надо разобраться со своим прошлым, иначе не сможешь двигаться в будущее».
Психологический коучинг неизбежно сопровождает назидательность и довольно плоское морализаторство: «Надо делать хорошо, и не надо плохо», «Позвони маме».
Далее, не помешает социально-ответственная, актуальная проблематика. Здесь вот секты, тема памяти.
Обязательно про семью, родство. В реале большинство терпеть друг друга не могут, но, говорят, это хорошо продается. Беда сплотила семью это самый попс.
Игра с формой: стенограммы, интервью, письма, сны и видения, мифы и бытовые байки. Немного нон-фикшна, это теперь любят.
Потребуется стандартный набор героев, сменяющих друг друга в ходе повествования. Ведь считается, что от одного центрального персонажа читатель сильно утомляется. А с несколькими панорамнее, да и мы все с детства помним: «если с другом вышел в путь, веселей дорога».
Никакой линейщины. По ходу изложения рекомендованы скачки из былого, нет, не в грядущее (оно в современной литературе табуировано), а в настоящее. Никакой цельности только мозаика, чтоб глаза разбегались.