«Принцип брака непристоен, потому что превращает в право и обязанность те отношения, которые должны быть основаны на добровольном взаимном влечении». Бернард Шоу говорил: «Удачный брак обеспечивается равновесием максимального соблазна с максимальным удобством». Вот высказанное с неприкрытым цинизмом мужское суждение. Возможный выбор пойти на содержание, и многие женщины так и поступают, что всего лишь разновидность проституции.
«Принцип брака непристоен, потому что превращает в право и обязанность те отношения, которые должны быть основаны на добровольном взаимном влечении». Бернард Шоу говорил: «Удачный брак обеспечивается равновесием максимального соблазна с максимальным удобством». Вот высказанное с неприкрытым цинизмом мужское суждение. Возможный выбор пойти на содержание, и многие женщины так и поступают, что всего лишь разновидность проституции.
Конечно, «большинство женщин и сегодня замужем, были замужем, собираются замуж или страдают оттого, что не замужем. Но женщину, вступившую в брак, поглощает мир ее мужа. Ее родители говорят, что отдают ее замуж, а муж что взял ее в жены. Как и прежде, считается, что акт любви для женщины это услуга, которую она оказывает мужчине; он получает удовольствие и взамен должен вознаградить женщину, обеспечив ее». Это значит, что женщина не вправе свободно выбрать спутника своей эротической судьбы. Она «принадлежит» мужчине. Для нее желание и наслаждение определяются браком, и мужчина в течение долгого времени даже не признавал за ней права на наслаждение. Монтень находил опасным «распалять» законную супругу: «Мы хотим видеть их здоровыми, крепкими, хорошо откормленными, упитанными и в то же время целомудренными, то есть быстро остывающими».
Вот она, мужская непоследовательность: он хочет, чтобы женщины были страстными в постели и вместе с тем холодными и равнодушными ко всем прочим мужчинам. Он требует, чтобы жена всегда была рядом и не навязывала ему своего присутствия; он хочет, чтобы она всецело ему принадлежала а сам принадлежать ей не желает; он хочет жить в браке, оставаясь свободным. «Таким образом, едва женившись, он вводит жену в заблуждение». Трагедия брака состоит в том, что он обещает счастье, но не дает его; в том, что он калечит молодую женщину, обрекая ее на рутину и однообразие. Она связана с одним-единственным мужчиной, у нее дети на руках, ее жизнь кончена. До двадцати лет ее жизнь была полна ее заполняли учеба, друзья, первые увлечения, ожидание любви. И вот уже у нее нет другого будущего, кроме будущего ее мужа, а часто она законного наслаждения не получает. Ибо «традиционный брак далек от создания наиболее благоприятных условий для пробуждения и развития женского эротизма. В первую брачную ночь девственнице, не подготовленной естественными предварительными ласками, муж представляется бесноватым, бьющимся в нелепом припадке».
Затем положение женщины будет определяться ее службой семье, где женщина обретает достоинство, лишь признав свою вассальную зависимость от сеньора, ментора и фавна в одном лице. Таким образом, свою супружескую жизнь она начинает с неискренности, убеждая себя, что испытывает к мужу большую любовь. Затем пробуждается, подобно Софье Толстой[307]. Она обнаруживает, что «перед ней не возвышенный образ Сюзерена, Вождя, Учителя», и не видит никаких оснований для того, чтобы рабски ему служить. И тогда она либо соглашается на роль жертвы, либо изменяет своему господину и повелителю. Оба выхода одинаково плохи.
Но «буржуазия» (поскольку Симона де Бовуар никогда не забывает о своем заклятом враге) «буржуазия выдумала эпический стиль; рутина рисуется приключением, верность возвышенным безумием, скука же прикидывается мудростью». На самом деле из всех человеческих отношений те, в которых двое ненавидят друг друга и все же не могут друг без друга обойтись, не самые подлинные и трогательные, а самые жалкие и ничтожные. Идеал, напротив, был бы таким: два вполне самодостаточных человека связаны друг с другом лишь свободным любовным согласием.
Правда, в настоящее время традиционный брак начинает меняться: девушки работают, знакомятся со многими мужчинами; работающую женщину не выдают замуж родственники; развод, ставший обычным делом, позволяет вступать в брак неоднократно. Тем не менее мужчина может успешно реализовать себя в работе и прочей деятельности, тогда как для женщины свобода оборачивается негативной стороной; мы очень хорошо видим это на примере Америки, где одни эмансипированные женщины предпочитают оставаться традиционными домохозяйками, а другие растрачивать силы на бесплодные занятия.
Утверждать, что «в материнстве женщина обретает реальное равенство с мужчиной», также означало бы вводить в заблуждение. Симона де Бовуар долго рассуждает о вынужденном материнстве, о матерях-одиночках и абортах. «Мать-одиночку все еще презирают». (В 1965 году дело обстоит уже не совсем так, и я знаю счастливых незамужних матерей, но в 1949-м Симона де Бовуар, вероятно, была права.) «Мать славят только в браке», другими словами только когда она подчинена мужу. До тех пор пока он остается экономическим главой семьи, дети в большей степени зависят от него, чем от матери, хотя она куда больше ими занимается.
Утверждать, что «в материнстве женщина обретает реальное равенство с мужчиной», также означало бы вводить в заблуждение. Симона де Бовуар долго рассуждает о вынужденном материнстве, о матерях-одиночках и абортах. «Мать-одиночку все еще презирают». (В 1965 году дело обстоит уже не совсем так, и я знаю счастливых незамужних матерей, но в 1949-м Симона де Бовуар, вероятно, была права.) «Мать славят только в браке», другими словами только когда она подчинена мужу. До тех пор пока он остается экономическим главой семьи, дети в большей степени зависят от него, чем от матери, хотя она куда больше ими занимается.
Вывод из этого таков: женщина, как и пролетариат, как угнетенные расы, должна быть раскрепощена. Вопреки легендам, не существует ни физиологической неполноценности, ни неизбежной вражды. Удерживаемая в имманентности женщина попыталась заточить в ней и мужчину; она упорно старалась искалечить его, истребить лучшее, что в нем есть. Но все это ответные действия рабыни; освобожденная женщина уже не будет пребывать в состоянии войны полов. Спасением для нее станет возможность благодаря профессиональной деятельности разделить с мужчиной ответственность, до сих пор лежавшую на нем одном. Симона де Бовуар возводит свой личный опыт в общее правило. Но у нее нет детей. Во всех странах, в том числе и социалистических, как только женщина становится матерью, ей приходится делать выбор. Симона де Бовуар верит в возможность синтеза материнства и свободы, и действительно, женщинам удалось их соединить. «Слова тайна, судьба удобное алиби, но женщина продукт цивилизации; ответственность за ее ограниченность, ее недостатки, ее несчастья и за противоборство полов лежит на человечестве. Будущее открыто, и цель этой книги быстро устареть».
За пятнадцать лет она не устарела. Она по-прежнему кажется убедительной, умной и необходимой. Обществом кое-что было сделано для того, чтобы расширить рамки женского удела. На уровне эмоциональной жизни тем не менее остается сделать еще многое. Естественно, равенство не будет означать тождественности. «Дать женщине свободу означает не отвергать те отношения, в которых она состоит с мужчиной, но прекратить замыкать ее в этих отношениях Признавая личность другого, каждый тем не менее останется для него другим Трогающие нас слова дарить, завоевывать, соединяться сохранят свой смысл; более того, когда будет отменено рабство, в котором пребывает половина человечества, а с ним и вся система лицемерия, являющаяся его следствием, человеческая пара обретет свое истинное лицо».
Три части автобиографии Симоны де Бовуар имели шумный успех. «Но от доброжелательного отношения буржуазии, говорит она, мне становится не по себе Слишком многие читательницы оценили в Воспоминаниях благовоспитанной девицы живописное изображение знакомой им среды, не обратив ни малейшего внимания на то, сколько усилий я приложила, чтобы оттуда вырваться». Не думаю, чтобы это было вполне справедливо, потому что «Зрелость» и «Сила обстоятельств», где описывались малознакомые буржуазному читателю круги, были приняты не хуже. Нет, эти книги вызывают интерес потому, что они производят впечатление по-настоящему правдивых.
«Очень легкая смерть» печальный рассказ о том, как уходила из жизни старшая госпожа де Бовуар, вызвал одновременно чувство неловкости и уважения. Неловкости потому что все-таки речь идет о смерти матери, уважения потому что это прекрасный, искренний и честный рассказ. «Должно быть, ей не слишком приятно было, писал критик Матье Галей, приводить слова умирающей матери: Ты внушаешь мне страх».
Симона де Бовуар сама себе противоречит, когда речь заходит об этих очень личных книгах. «Моя автобиография, говорит она, кое-где пересекается с другими моими произведениями». Мы встречаемся там с эпизодами из ее же романов, но совершенно по-иному освещенными и к тому же перекомпонованными. Это верно, но кто бы высказал недовольство этим? Напротив, мне кажется увлекательным измерять расстояние между предоставленным жизнью сырьем и тканью повествования. Всякий, кого занимает писательская алхимия, с увлечением разбирается в том, как реальная Ольга превращается в никогда не существовавшую Ксавьер. «В определенной степени я брала Ольгу за образец, создавая Ксавьер, но, делая это, систематически ее уродовала». Так Шарль Хаас, превратившись в Свана, обрел изящество, вкус и способность к страданиям, несопоставимые с теми качествами, какими его прототип обладал в земной жизни. Симона де Бовуар не настаивает на том, что ее биография произведение искусства. «Эти слова, говорит она, напоминают мне статую, скучающую в городском саду Не произведение искусства но моя жизнь с ее устремлениями, ее невзгодами, ее потрясениями». Она сделала именно то, что хотела.
«Я старалась быть беспристрастной Разумеется, я объективна в той мере, в какой моя объективность это позволяет». Это равносильно тому, чтобы сказать, что объективность здесь приглушена субъективностью мнений, недобрых чувств и тревог автора. «Надо научиться любить различия», говорил нам Ален. Невозможно сделать так, чтобы люди перестали испытывать страсти. Каждый судит о рынке по тому, что он там приобрел. Мысли и характеры сформированы опытом. Всякий писатель мыслит «в условиях, приближенных к действительным». Мы должны смириться с тем, что те, у кого жизнь сложилась по-другому, кто сталкивался с другими ситуациями, думают тоже не так, как мы. Симона де Бовуар не Вирджиния Вулф: одна бежала от своей среды, другая свой круг полюбила. Оба свидетельства выглядят правдивыми.