Перси Джексон и похититель молний - Рик Риордан 22 стр.


Гроувер дрожал и стонал, его большие козлиные глаза были полны ужаса, а зрачки превратились в щелки:

 Милостивые! Все три сразу!

Я и сам еще не успел оправиться от шока. Звон лопнувших автобусных окон все еще стоял у меня в ушах. Но Аннабет тащила нас вперед, приговаривая:

 Пошли! Чем дальше мы уйдем, тем лучше.

 Там остались все наши деньги,  напомнил я.  Еда и одежда. Вообще всё.

 Ну, может, если бы ты не стал ввязываться в драку

 А что мне было делать? Смотреть, как вас убивают?

 Там остались все наши деньги,  напомнил я.  Еда и одежда. Вообще всё.

 Ну, может, если бы ты не стал ввязываться в драку

 А что мне было делать? Смотреть, как вас убивают?

 Меня не нужно защищать, Перси. Ничего бы со мной не случилось.

 Нарезали бы тебя, как хлебушек на бутерброды,  вмешался Гроувер.  А так ничего.

 Заткнись, козлоногий,  огрызнулась Аннабет.

Гроувер снова застонал:

 Жестянки целый мешок жестянок!

Меся слякоть ногами, мы продирались сквозь запутанные ветки и стволы, от которых несло мокрым бельем.

Пару минут спустя ко мне подошла Аннабет.

 Слушай, я  она не договорила.  В общем, спасибо, что вернулся за нами. Это было очень смело.

 Мы ведь команда.

Она помолчала еще немного.

 Просто если бы ты погиб конечно, тебе бы пришлось несладко, но еще это значило бы, что квесту конец. А для меня это, возможно, единственный шанс увидеть реальный мир.

Гроза наконец утихла. Свет города позади потускнел, и мы оказались практически в полной темноте. Я почти не видел Аннабет, только ее светлые волосы белели во мраке.

 Ты с семи лет не покидала Лагеря полукровок?  спросил я.

 Да была только на небольших экскурсиях. Мой папа

 преподаватель истории?

 Ага. Дома у меня жить не получилось. Нет, конечно, Лагерь полукровок тоже мой дом.  Она говорила так торопливо, словно боялась, что кто-то ее остановит.  В лагере ты только и делаешь, что тренируешься. И это здорово но монстры-то в реальном мире. И только здесь можно понять, стоишь ли ты чего-нибудь.

Не знай я ее так хорошо, решил бы, что в ее голосе звучит сомнение.

 Ну, с ножом ты отлично управляешься,  сказал я.

 Правда?

 Как по мне, те, кто может вот так оседлать фурию,  вполне ничего.

Лица ее было не видно, но мне показалось, что она улыбнулась.

 Знаешь,  начала она,  наверное, стоит тебе рассказать Там, в автобусе, кое-что странное

Ее прервали пронзительные звуки «туу-туу-туу», такие жалобные, как будто кто-то истязал сову.

 Эй, моя свирель все еще играет!  воскликнул Гроувер.  Вот бы еще вспомнить мелодию для поиска пути и мы выбрались бы из леса!

Он сыграл пару нот, правда, выходило у него что-то, подозрительно похожее на песни Хилари Дафф.

Вместо того чтобы выйти на верный путь, я тут же врезался в дерево и заработал себе приличную шишку на голове.

Очередная суперсила, которой я не владел: инфракрасное зрение. Можно добавить в список.

Еще милю пришлось идти спотыкаясь, ругаясь и страдая, но потом впереди забрезжил свет: это были огни неоновой вывески. Запахло едой. Чем-то жареным, жирным и потрясающим. Я вдруг понял, что не ел ничего «вредного» с тех пор, как впервые оказался на Холме полукровок: в лагере мы питались виноградом, хлебом, сыром и самым постным на свете жареным мясом, которое готовили нимфы. Кое-кому просто необходим был двойной чизбургер.

Наконец мы вышли из леса на пустынную двухполосную дорогу. На противоположной стороне мы увидели закрытую заправку, побитый жизнью билборд с рекламой фильма 1990-х годов и единственное открытое заведение с той самой неоновой вывеской. Вот откуда так вкусно пахло.

Вопреки моим ожиданиям, это был не фастфуд, а один из странных придорожных магазинчиков с сувенирами, где продают садовые фигуры фламинго, деревянных индейцев, медведей-гризли, сделанных из цемента, и тому подобные штуки. Здание магазина оказалось длинным низким складом, окруженным бесчисленными статуями. Прочитать неоновую вывеску над входом я не мог, потому что если для моей дислексии и есть что-то хуже текста на английском, так это текст, написанный на английском красным светящимся курсивом.

Я смог разобрать что-то вроде «МАЗАИГН СОВАДХЫ ВОГНОМ ТЕШТУКИ МЭ».

 Что там написано?  спросил я.

 Не знаю,  ответила Аннабет.

Она так любила читать, что я совсем забыл, что у нее тоже дислексия.

Гроувер перевел:

 «Магазин садовых гномов тетушки Эм».

По обе стороны от входа, подтверждая сказанное на вывеске, стояли два садовых гнома из цемента: уродливые бородатые коротышки, они улыбались, подняв руки в приветственном жесте, словно позируя для фотографии.

Следуя за запахом гамбургеров, я перешел через дорогу.

 Эй  запротестовал Гроувер.

 В магазине горит свет,  сказала Аннабет.  Может быть, он работает.

 Буфет,  мечтательно проговорил я.

 Буфет,  согласилась она.

 Вы совсем чокнулись?!  возмутился Гроувер.  Это место какое-то подозрительное.

Мы пропустили его слова мимо ушей.

Перед магазином расстилался настоящий лес из статуй: здесь были животные, дети и даже сатир, играющий на свирели,  все сделанные из цемента. При виде последнего Гроувер задрожал.

 Мее-е-е!  проблеял он.  Совсем как мой дядя Фердинанд!

Мы остановились перед дверью склада.

 Не стучи,  взмолился Гроувер.  Я чую монстров.

 У тебя нос забит вонью фурий,  возразила Аннабет.  Я чувствую только запах бургеров. А ты разве не голодный?

 Мясо,  с презрением фыркнул Гроувер.  Я вегетарианец.

 Ты ведь ешь энчилады с сыром и алюминиевые банки,  напомнил я.

 Это всё овощи. Да ладно вам, ребята. Давайте уйдем. Эти статуи они на меня смотрят.

Дверь со скрипом открылась, и мы увидели высокую женщину с Ближнего Востока по крайней мере мне показалось, что она с Ближнего Востока, из-за длинного черного платья, которое оставляло открытыми только кисти ее рук, и вуали, полностью скрывающей ее лицо. За черной сетчатой тканью сверкали ее глаза, но больше ничего разглядеть было невозможно. У нее были старушечьи руки кофейного цвета, правда, довольно изящные и с красивым маникюром, и я решил, что в молодости эта бабулька была хороша собой.

Акцент у нее тоже был похож на ближневосточный. Она сказала:

 Дети не должны гулять одни в столь поздний час. Где ваши родители?

 Они э-э  начала Аннабет.

 Мы сироты,  ответил я.

 Сироты?  переспросила женщина. В ее устах это слово прозвучало непривычно.  Ах, милые! Неужели?!

 Мы отстали от бродячего цирка,  продолжал я.  Мы там работаем. Шпрехшталмейстер[16] сказал, что, если мы отстанем, он встретит нас на заправке, но, наверное, забыл. А может быть, он имел в виду другую заправку. В общем, мы заблудились. У вас тут пахнет едой.

 Ах, милые мои!  воскликнула женщина.  Заходите, бедняжки. Я тетушка Эм. Идите в самый конец, там кафе.

Поблагодарив ее, мы вошли внутрь.

 Бродячий цирк?  шепнула мне Аннабет.

 Всегда нужна стратегия, ведь так?

 У тебя водоросли вместо мозгов.

Внутри склада оказалось еще больше статуй: люди в разных позах, в разной одежде и с разным выражением лиц. У меня промелькнула мысль, что сад должен быть внушительных размеров, чтобы разместить в нем хотя бы одну такую статую, так как все они были выполнены в полный рост. Но в основном я думал о еде.

Давай скажи, что я идиот, раз пошел в магазин странной тетки просто потому, что проголодался,  но иногда я действительно делаю что-то не подумав. И знал бы ты, как пахли бургеры тетушки Эм! Этот запах действовал как веселящий газ у дантиста: ни о чем другом ты просто не мог думать. Я почти не обращал внимания на то, как поскуливал Гроувер, на статуи, которые, казалось, провожали меня взглядом, и на то, что тетушка Эм заперла за нами дверь.

Мне хотелось поскорее добраться до кафе. И действительно, в дальнем конце склада оказалась стойка с фастфудом, грилем, газировкой, крендельками и сыром для начос. Здесь было все, чего можно пожелать, а рядом стояло несколько легких железных столиков.

 Прошу, садитесь,  сказала тетушка Эм.

 Потрясно,  восхитился я.

 Хм,  нерешительно проговорил Гроувер,  у нас нет денег, мэм.

Я уже хотел дать ему тычка под ребро, но тетушка Эм сказала:

 Нет-нет, детки. Не надо денег. Это же особый случай, да? Я хочу угостить таких милых сироток.

 Спасибо, мэм,  поблагодарила ее Аннабет.

Тетушка Эм замерла, как будто Аннабет сделала что-то не так, но через миг снова пришла в себя, и я решил, что мне просто показалось.

 Все в порядке, Аннабет,  ответила она.  У тебя такие красивые серые глаза, дитя.

Только позже я удивился, откуда она знала имя Аннабет, мы ведь так и не представились.

Хозяйка исчезла за стойкой и начала готовить. Мы не успели оглянуться, как она принесла пластмассовые подносы, на которых громоздились двойные чизбургеры, ванильные молочные коктейли и огромные порции картошки фри.

Я набросился на бургер с таким рвением, что чуть не забыл, как дышать.

Аннабет пила коктейль.

Гроувер ковырялся в картошке фри и поглядывал на бумажную подложку на подносе, которая, видимо, казалась ему аппетитной, но, судя по всему, он так и не успокоился и не мог проглотить ни кусочка.

 Что это шипит?  спросил он.

Я прислушался, но ничего не услышал. Аннабет покачала головой.

 Шипит?  переспросила тетушка Эм.  Должно быть, масло во фритюрнице. У тебя чуткий слух, Гроувер.

 Я пью витамины. Для слуха.

 Замечательно,  сказала она.  Прошу, не волнуйся.

Сама тетушка Эм ничего не ела. Она не снимала вуаль, даже когда готовила, и теперь продолжала сидеть в ней, подавшись вперед и переплетя пальцы, и наблюдала, как мы едим. Было немного неуютно оттого, что тебя разглядывает кто-то, чьего лица ты не видишь, но теперь я был сыт, меня стало клонить в сон, и я подумал, что в качестве благодарности нужно хотя бы немного пообщаться с нашей хозяйкой.

 Значит, вы продаете гномов,  начал я, стараясь показать, что мне это и правда интересно.

 О да,  сказала тетушка Эм.  И животных. И людей. Всё для сада. Индивидуальные заказы. Скульптуры, знаете ли, пользуются большим спросом.

 И много ли у вас покупателей?

 Ну, не то чтобы. С тех пор как построили автостраду машины редко сюда сворачивают. Я ценю каждого клиента.

По шее у меня пробежали мурашки, будто кто-то смотрел на меня сзади. Я оглянулся, но увидел только статую девочки с пасхальной корзинкой в руках. Корзинка была сделана великолепно: редко встретишь садовую скульптуру такой тонкой работы. Но с лицом девочки было что-то не так. На нем читался испуг нет, даже ужас.

Назад Дальше