Да и нравы в общем-то были достаточно свободными. Как и во все времена, женщины тянулись к радости и веселью. Любили поплясать, покачаться на качелях. Девушки собирались с парнями за околицей покружиться в хороводах, попеть задорные частушки, порезвиться в молодых играх, зимой покататься на коньках, на санках с горы. На каждый праздник существовали свои обычаи. На Успение «дожинки», на Рождество колядки, на Масленицу блины, штурмы снежных крепостей, а женихи с невестами и молодые супруги лихо мчались на тройках. Как и во все времена, людям хотелось семейного счастья. В Устюге в 1630 г. объявили набор 150 девушек, желающих поехать в Сибирь «на замужество» там не хватало жен казакам и стрельцам. Нужное количество набралось мгновенно, покатили через всю Россию!
Впрочем, русские бабы были не чужды и обычных женских слабостей, как же без этого? Допустим, при очередном пожаре в Москве начали выяснять причину оказалось, что вдовушка Ульяна Иванова оставила непогашенной печку, вышла на минутку к соседу, дьячку Тимофею Голосову, да и засиделась, заболталась в гостях. Чесала языком, пока не закричали, что ее дом полыхает. Олеарий описывает случай в Астрахани. Немцы здесь тоже надумали посмотреть на русских купальщиц, пошли гулять к баням. Четыре девицы выскочили из парной и плескались в Волге. Немецкий солдат вздумал окунуться с ними. Они принялись в шутку брызгаться, но одна зашла слишком глубоко, стала тонуть. Подруги воззвали к солдату, он вытащил молодку. Все четверо облепили немца, осыпая поцелуями благодарности. Что-то не слишком похоже на «закрепощенность». Очевидно, сами же девушки разыграли «несчастный случай», чтобы поближе познакомиться.
Посол Фоскарино похвалялся, как несколько московских бабенок очутились в объятиях итальянцев из любопытства, захотели сравнить их с соотечественниками. Олеарий и Таннер упоминали, что в Москве были и девицы легкого поведения. Они околачивались возле Лобного места под видом продавщиц холста, но обозначали себя, держа в губах колечко с бирюзой. Очень удобно если появится наряд стрельцов, спрятать колечко во рту. Хотя до повального распутства, как во Франции или Италии, дело не доходило. Причем ситуация получалась во многом парадоксальной. В большинстве стран Европы сохранялись средневековые драконовские законы, за блуд полагалась смертная казнь. Но об этих законах никто не вспоминал, разврат процветал открыто. В России таких законов не было. Вопросами нравственности занималась только Церковь. Но моральные устои оставались куда более прочными, чем на Западе.
Конечно, не в каждой семье воцарялись «совет да любовь». Иногда случались супружеские измены это был грех, и духовники назначали покаяние, епитимью. Но если муж обижал супругу, она тоже могла найти защиту в церкви священник разберется, вразумит главу семьи. В подобных случаях вмешивался и «мир» деревенская, слободская, ремесленная община. А общины на Руси были крепкими, могли обратиться к властям, воеводам, к самому царю. До нас дошла, например, общественная жалоба на посадского Короба, который «пьет и бражничает безобразно, в зернь и в карты играет, жену свою бьет и мучит не по закону» Община просила унять хулигана или вообще выселить вон.
Да и сами русские женщины были отнюдь не беззащитными тепличными созданиями, умели постоять за себя. В народной «Притче о старом муже и молодой девице» (XVII в.) богатый вельможа сватает красавицу вопреки ее желанию принуждает к браку родителей. Но девица заранее перечисляет арсенал средств, которыми будет его изводить, от угощения сухими корками и недоваренными мослами до побоев «по берещеной роже, неколотой потылице, жаравной шее, лещевым скорыням, щучьим зубам». Действительно, бывало и так, что не жена страдала от мужа, а мужу доставалось от жены. Так, дворянин Никифор Скорятин дважды обращался к царю Алексею Михайловичу! Жаловался, что жена Пелагея била его, драла за бороду и угрожала топором. Просил защитить или дозволить развестись.
Конечно, я привожу этот пример не в качестве положительного и не в качестве оправдания склочных баб. Но он тоже подтверждает, насколько же несостоятелен «общепризнанный» стереотип о несчастных русских женщинах, всю жизнь сидевших за запертыми дверями и стонавших от побоев.
Моряки средневековой Руси
Традиции русского кораблестроения и мореходства с какой-то стати принято связывать только с Петром I. А до этого, получается, наши предки разве что тупо смотрели на приплывающих к ним высокоразвитых иноземцев. Да, регулярный военный флот в нашей стране действительно строил Петр. Однако начало русского мореплавания теряется в глубине веков.
Моряки средневековой Руси
Традиции русского кораблестроения и мореходства с какой-то стати принято связывать только с Петром I. А до этого, получается, наши предки разве что тупо смотрели на приплывающих к ним высокоразвитых иноземцев. Да, регулярный военный флот в нашей стране действительно строил Петр. Однако начало русского мореплавания теряется в глубине веков.
О славянских эскадрах византийцы довольно часто упоминали с VII в. В 773 г. в составе армии императора Константина Копронима, воевавшего против болгар, была отмечена целая флотилия «русских кораблей». Еще одна флотилия примерно в эти же годы напала на Крым, с нее высадилась «великая рать новгородская» князя Бравлина, проутюжила берег от Херсонеса до Керчи, после десятидневной осады взяла штурмом Сурож (Судак).
В дальнейшем подобные упоминания стали постоянными. Русские приплывали к греческим берегам то торговать, то сражаться. Одной из главных причин периодических войн с Византией были как раз попытки греческих императоров лишить нашу страну выхода к морю, оттереть ее от выгод торговли (а заодно обезопаситься от набегов с моря). Угроза была и в самом деле нешуточная. Эскадры с севера неоднократно появлялись на подступах к Константинополю, громили греческие владения в Крыму и в Малой Азии. Иногда заключали и союзы, выходили по Волге в Каспийское море, наносили удары по византийской противнице, Персии.
В 937944 гг., при великом князе Игоре, русичи построили постоянные портовые базы. Высадились на Кинбурнской, Тендровской косах, в Крыму. Арабский историк Аль-Масуди в эти годы называл Черное море «морем русов, по которому не плавают другие племена, и они обосновались на одном из его берегов». Утвердиться еще не удалось. После ряда столкновений греки навязали мирный договор, запретивший русичам останавливаться на побережье даже на зимовку. Славянские суда этой эпохи представляли собой «моноксилы», лодки-однодревки. Ствол большого дерева выдалбливался или выжигался, досками наращивались борта, ставилась мачта с прямым парусом. Но не позднее середины X в. русичи научились строить большие корабли, с каютами.
В 957 г. великая княгиня Ольга нанесла визит в Константинополь, с ней ехало внушительное посольство, 35 дам ее свиты, 88 бояр, купцов, представителей городов. Греки всячески силились обозначить дистанцию с «варварами», три месяца тянули с аудиенцией у императора и не позволяли приезжим сходить с кораблей. Ясное дело, что правительница великой державы и придворные дамы жили не на лодках, а с относительными удобствами. А внук святой Ольги Владимир Креститель около 985986 гг. присоединил хазарские города Таматарха и Самкерц (Тамань и Керчь), здесь было основано Тмутараканское княжество, наша страна наконец-то приобрела портовые ворота на юге.
Такие ворота издревле существовали и на западе Ладога, Новгород. Здешние мореходы бороздили просторы Балтики, поддерживали регулярные связи со скандинавами, с княжествами прибалтийских славян ободритами, ругиями, ваграми. В Германии около 750 г. ладожским купцам были выделены подворья в городе Дорестад в низовьях Рейна, а император Карл Великий назначил для торговли с ними особых чиновников. «Варяги-русь» появлялись у берегов Испании, взяли штурмом и разграбили Севилью. Купцы через Константинополь доплывали до Сирии, Египта. Былина о Садко сочинялась еще в языческие времена. Новгородский архиепископ Василий Калика в XIV в. ссылался на предания, в чём-то сходные с древнегреческими мифами о мореплавателях, как некий Моислав на трех ладьях достиг края света, видел там райскую землю. Легенды рассказывали и об островах, населенных чудовищами, «песиголовцами». Были и военные походы. В 1187 г. в ответ на нападения шведов новгородская эскадра захватила их столицу Сигтуну, трофейные медные ворота привезли для своего Софийского собора.
Однако в 1093 г. византийский император Алексей Комнин провернул блестящую интригу поддержал в междоусобице князя Олега Святославича, а тот расплатился за помощь, отдал грекам Тмутараканское княжество. Русь лишилась выхода к Черному морю. А Прибалтику в XIII в. захватили немецкие крестоносцы, активизировались и шведы, препятствуя русским выходить на Балтику. В 1230 г. Новгород соблазнился вступить в Ганзу, торгово-политический союз германских городов. Но альянс получился неравноправным. Ганзейцы монополизировали торговлю на Балтике, основали подворья в Новгороде, там разместилась одна из главных контор Ганзы. Русских же на свои рынки не пускали, навязывали собственные цены. Новгородское мореплавание было постепенно задушено.
Но искусство кораблестроения на Руси не исчезло. На севере поморы строили довольно большие суда, кочи. По размерам они не уступали испанским или португальским каравеллам. Коч имел одну мачту с парусами, крепившуюся с помощью «ног» (ванты), рулевое управление на корме. Если корабль был военным, могла ставиться пушка. Команда составляла 612 человек во главе с кормщиком-вожем, а на борт брали до 50 человек. Имелись одна-две каюты для хозяина и кормщика, трюм под палубой. Там размещались припасы, товары и остальная часть команды жилая часть отделялась от грузовой перегородкой. На борту были специальные приспособления для стаскивания с мели (кочна род ворота) и водоотливные устройства гидравлические насосы, приводимые в действие ветряками. При попутном ветре коч мог пройти до 250 км за сутки.
Имелись компасы («матки»), они обнаружены при раскопках Мангазеи и при находках следов погибших экспедиций на берегах залива Симса, на о. Фаддея у Таймыра. Также употреблялись глубинный лот и солнечные часы все эти навигационные приборы изготовлялись поморскими мастерами. А главной особенностью кочей была малая осадка, позволявшая им плавать в прибрежной полосе, очистившейся ото льда. Борта имели выпуклую, «бочкообразную» форму. Если судно все же попадало во льды, его не раздавливало, а выжимало на поверхность. Оно могло дрейфовать вместе с ледяным полем.