Золотой век. Сборник классической фантастики - Хол Клемент 17 стр.


 А-а, да уж, конечно,  протянул Эл.

 Да любой из нас знает, что здесь к чему,  настаивал Деннис.  Так зачем над нами ставят еще кого-то? Вот чем ты хуже, Толстяк? Ты что, знаешь земляные работы и дренаж меньше, чем Том? А Том  он может срыть холм так же хорошо, как это сделаешь ты?

 Да, ясно, но в чем разница, когда мы поле построим? И вообще  к дьяволу должности. Я не собираюсь быть начальником. Кого обвинят, если все получится не так, как следует?

Деннис снял руку с плеча Толстяка и отступил назад, словно бы чему-то удивляясь. Он пихнул локтем Эла под ребра.

 Ты понял, Эл, старина! Нет, ну и умник! Вот это штука, о которой наш дядюшка Том не догадывался. Толстяк, ты можешь рассчитывать на Эла и на меня.

 Да в чем дело-то?  не выдержал Толстяк.

 А в том, что ты сам только что сказал. Ты отлично все придумал. Если работа пойдет не так, нашего начальника сделают виноватым. Значит, если Том поведет себе не так, как следует, с работой  кранты.

 Угу,  согласился Эл.

Толстяк подумал, потом подумал еще раз  и едва не задохнулся от гнева.

 Да не говорил я ничего такого! Мы должны просто выполнить работу  и все. Я не собираюсь никого надувать, ничего саботировать, и другим не позволю, если замечу что-нибудь такое!

 Да ладно тебе, ты что?  пошел на попятную Деннис.  Мы же только говорим. Мы лишь хотим показать этому выскочке, что мы думаем о таких типах, как он.

 Ты слишком много болтаешь,  сказал Толстяк и пошел прочь, стараясь сохранить остатки связного мышления. Всякий раз, после беседы с Деннисом, у него оставалось ощущение, будто ему в карман сунули членский билет партии, в которой он категорически не желает состоять, но выкинуть этот билет с чистой совестью не может.

РИВЕРА ДОЕХАЛ ПО ДОРОГЕ до обрыва, развернул Семерку, выжал сцепление и переключился на холостой ход. Том разравнивал дорогу грейдером. Как раз, когда он подъехал, Ривера стоял за бульдозером и ладонями ощупывал кожух двигателя, проверяя, нет ли перегрева. Том свернул и поставил рядом свою машину.

 Que pase, парень? Что-то не так?

Ривера тряхнул головой и улыбнулся.  Нет, ничего. Все в порядке. Она прекрасна, эта De Sieta.

 Это что? Дейзи Этта?

 De Sieta. Так будет по-испански Д-7. Это на английском что-то значит?

 Не совсем тебя понял,  улыбнулся Том.  Но, так или иначе, Дейзи Этта похоже на имя девушки.

Он тоже отжал сцепление, перешел на холостой ход и выскочил из машины. Ривера последовал за ним. Они влезли в кабину Семерки и Том сел за пульт управления.

 Дейзи Этта,  повторил Ривера и улыбнулся так широко, что откуда-то из горла послышался мягкий щелчок. Ривера протянул руку, слегка зацепил мизинцем один из больших ходовых рычагов и потянул. Том рассмеялся.

 Да, эта штука  нечто,  сказал он.  Самая легкая в управлении машина, какую когда-либо строили. Рычаги приводятся в движение гидравликой, а тормоза поставят ее, как вкопанную, стоит только плюнуть на них. Передний и поворотный приводы, так что можно, не сбавляя скорости, идти хоть вперед-назад, хоть боком. Она сильно отличается от прежних машин. Лет восемь-десять назад мы и понятия не имели о гидравлике. Чтобы передвинуть какой-нибудь рычаг, надо было приложить усилие фунтов в шестьдесят. Срезать склон холма  это была еще та работенка, не для слабаков. Попробуй-ка управлять одной рукой, другой придерживая нож, чтобы он не зарылся в землю и не задрался в небо. И так десять часов в день. А что мы имели? Восемьдесят центов в час и  Том вынул изо рта сигарету и ткнул горящим концом в загрубевшую ладонь,  вот это!

 Санта-Мария!

 Хочу с тобой поговорить, парень. Надо бы взглянуть на вершину холма. Видишь, вон тот камень? У Келли-то, наверное, не меньше часа уйдет, пока он туда доберется и столкнет его вниз.

Семерка взревела и направилась вверх по склону.

Том, чувствуя как дрожит земля под машиной, вел ее зигзагами, как по извилистой дороге в горах. И хотя Семерка несла глушитель на выхлопной трубе, которая торчала из кожуха как раз перед кабиной, грохот четырехцилиндрового двигателя, тащившего в гору четырнадцать тонн стали, перекрывал любые человеческие голоса, бесполезно было даже пытаться перекричать его. Поэтому они сидели тихо и молчали. Том управлял, а Ривера внимательно наблюдал, как ловко движутся его руки над панелью управления.

Холм начинался с низкой гряды, тянущейся почти во всю длину маленького острова, словно перекошенный позвоночник. В центре острова гряда резко поднималась и разделялась на отроги, один уходил к обнажению пород на берегу, где они выгрузили оборудование, а другой поднимался к небольшому, почти квадратному плато, со сторонами около мили. Издали в нем не было ничего необычного. И только оглядев плато целиком, операторы осознали, каким невероятно ровным было бы оно, если убрать растительность и руины. В центре  точно в центре  как они внезапно поняли  поднимался большой курган. Том выжал сцепление и остановил машину.

 В докладе о состоянии поверхности острова сказано, что там, наверху, камень,  сказал Том, спрыгивая на землю.  Давай-ка, прогуляемся немного.

Они подошли к кургану. Том внимательно осматривался. Он наклонился и поднял из густой травы небольшой камень  голубовато-серый, хрупкий и тяжелый.

 Ривера, погляди на него! Вот об этом в докладе. Смотри  вот еще. Но только мелкие. Много же потребуется времени, чтобы их собрать и засыпать трясину.

 Хороший камень?  спросил Ривера.

 Да, парень, но явно не отсюда. Остров-то весь из песка да известняка. А этот камень синий, точно алмазная глина. Он блестит как затвердевшее пламя. Никогда я такого не встречал на известняковом холме. Или поблизости от него. Во всяком случае, следует поискать еще. Неплохо бы найти камни побольше.

Они двинулись дальше. Ривера вдруг наклонился и раздвинул траву.

 Том, посмотри, вот большой.

Том подошел и глянул вниз на пробивающийся сквозь землю и корни травы выступ камня.

 Да, парень. Подгони-ка подружку и мы его выроем.

Ривера вернулся к тихо урчащему бульдозеру, и забрался в кабину. Подогнав машину к тому месту, где дожидался Том, высунулся наружу, определяя приблизительное расположение камня, затем сел и потянул рычаги. Прежде чем бульдозер сдвинулся с места, Том уже стоял в кабине рядом с Риверой и следил за работой, положив руку ему на плечо.

 Нет, парень, полегче. Не третью. Первую. И не с такой силой. Не пытайся выдернуть камень из земли. Подберись к нему плавно, направь нож и потихонечку вытаскивай камень, вытаскивай, а не дергай. Возьми его серединой ножа, а не краем, так нагрузка распределится на оба гидравлических цилиндра. Ну, кто тебя учил так работать?

 Да никто, Том. Я разок видел, как один человек так делал, ну и повторил.

 Да? И кто же это был?

 Деннис, но

 Слушай, парень, если хочешь научиться чему-то у Денниса, то понаблюдай за ним, когда он на катке. А бульдозером он управляет так же, как треплет языком. Кстати, я вот о чем с тобой хотел поговорить. Что у тебя с ним за неприятности?

Ривера развел руками.

 Да какие неприятности, когда он со мной вообще не разговаривает.

 Ну, ладно. Тогда все в порядке. Продолжай в том же духе. Деннис, конечно, ничего, но тебе лучше держаться от него подальше.

Том принялся говорить парню о словах Пиблза, насчет того, каково одновременно быть и оператором, и механиком. Ривера опустил голову, его смуглого вытянутого лица стало почти не видно. Но руки по прежнему лежали на панели управления, а пальцы машинально оглаживали рычаги и контргайки. Когда Том умолк, он сказал:

 Окей, Том. Если хочешь, пусть так  ты их ломаешь, я их чиню. Но если тебе понадобится помощь, я поработаю за тебя с Дейзи Эттой, ладно?

 Ну конечно, парень. Нет проблем. Но не забывай, что человек не может уметь все.

 Ты же умеешь,  сказал Ривера.

Том соскочил с машины.

Ривера переключился на первую скорость, подобрался к камню и осторожно направил на него нож. Почувствовав груз, могучая машина словно напрягла мускулы. Ривера чуть отпустил дроссель и нож плотно прижался к камню. Семерка всерьез взялась за него. Гусеницы скользили, вгрызались в почву, отталкивая назад землю с песком. Том поднял кулак с отставленным большим пальцем и Ривера начал поднимать нож. Семерка опустила морду, словно бык, пробирающийся через болото, гусеницы зарывались все глубже и глубже, нож подцепил краем камень, будто клыками. Камень сдвинулся и внезапно тяжело вышел из земли, дерн вспучился и разошелся, как вода перед носом корабля. И тут камень не удержался и соскользнул. Нож дернулся вверх, но не ударил в радиатор  Ривера успел перебросить рычаг. Он снова опустил нож, поддел камень, потянул и, наконец, вытащил на дневной свет.

Том стоял и смотрел на него, почесывая в затылке. Ривера соскочил с Семерки и встал рядом с ним. Долгое время они не произносили ни слова.

Камень представлял собой грубый прямоугольник, по форме вроде кирпича, с одной стороны он был обломан под углом градусов в тридцать. А на сохранившемся торце виднелись параллельные полосы, какие оставляет пила. Размерами камень был примерно 3 × 2 × 2 фута, и весил, должно быть, шестьсот-семьсот фунтов.

 Так, это явно не отсюда,  глаза у Тома от удивления выпучились.  А если оно здесь и было изначально, то уж точно не в таком виде.

 Una piedra de una casa,  тихо произнес Ривера.  Тут ведь был дом, верно?

Том резко повернулся и посмотрел на курган.

 А здесь и сейчас есть дом  вернее то, что от него осталось. Бог знает, какой он древний

Они стояли в медленно убывающем свете дня, стояли и смотрели на курган. На них навалилось ощущение подавленности, словно вокруг не было ни ветра, ни звука. Но ветер все же был, а позади них гудела и бормотала Дейзи Этта и вроде бы ничего не переменилось. Но так ли это? В самом ли деле ничего не переменилось? Неужели возможно, чтобы здесь ничего не могло перемениться?

Том дважды раскрывал рот, чтобы заговорить, но не смог или не захотел произнести ни слова  он не знал почему. Ривера внезапно сел на землю  с прямой спиной и выпученными глазами.

Сделалось очень холодно.

 Холодно,  произнес Том и собственный голос прозвучал для него слишком резко.

Дул теплый ветер и земля была теплая. Холод, который они испытывали, не был отсутствием тепла, во всяком случае, того, которое можно измерить в градусах, но отсутствием какого-то иного тепла, присущего, быть может, только самой жизненной силе.

Назад Дальше