И коли уж зашла речь о питерском криминале, нельзя не упомянуть известнейшее когда-то дело «червонных валетов». Это был рекорд не только для того времени 48 обвиняемых. Следствие по делу велось семь лет. Обвинительное заключение содержит десятки эпизодов, случившихся на протяжении девяти лет.
Это уже были не музейный смотритель с сопляками-дружками и уж никак не обитатели городского «дна». Значительную часть шайки составляли «люди из общества»: дворяне, офицеры, многие приняты в свете, где об их «двойном дне» никто не подозревал. Один из них, Николай Дмитриев-Мамонов, принадлежал к старинному роду с графской ветвью, из которого произошли многие выдающиеся военные и гражданские деятели Российской империи (и, кстати, один из фаворитов Екатерины II). Между прочим Рюрикович. Как и его сообщник из не менее знаменитой фамилии Долгоруковых, князь Всеволод (князь, правда, бывший он уже судился за разные веселые дела и был лишен всех прав состояния, то есть и дворянства, и княжеского титула).
Мошенничали они главным образом с деньгами. В те времена сплошь и рядом было принято брать у принимаемых на работу (особенно связанную с материальной ответственностью) денежный залог. Наши персонажи создавали фиктивные предприятия типа «Рогов и копыт», давали объявления, собирали деньги с принимаемых на работу служащих, после чего, как легко догадаться, от очередной «фирмы» оставалась только вывеска и почесывающий в затылке дворник, совершенно искренне клявшийся-божившийся, что понятия не имеет, «куды господа съехали».
Все перечислять было бы слишком долго: мошенничество с подложными кредитными документами, доверчивые жертвы, у которых, обещая нешуточную прибыль под обещание войти в дело, выманивали деньги и векселя
Но самый, пожалуй, сногсшибательный номер отколол с помощью «московского филиала» «червонных валетов» их глава Шпейер. Тут наши мазурики, пожалуй что, перещеголяли и французов
Наверняка некоторые слышали краем уха, что в свое время французские аферисты как минимум дважды ухитрялись продать денежным простакам (и успешно) Эйфелеву башню! Технология была отработана: наметив подходящую жертву (из тех, кто имел отношение к торговле металлом), аферисты с ней сближались, а потом, уже став своими в доску, выдавали государственный секрет: правительство в самом скором времени намерено продать частным подрядчикам Эйфелеву башню. Старушка, мол, обветшала, дорогонько стало поддерживать ее в прежнем состоянии, так что проще и выгоднее продать на металлолом, пока, боже упаси, не рухнула
Жертва мгновенно настораживала ушки, живо представляя, какую выгоду могут принести десятки тысяч тонн стали. И наконец сама заикалась: а нельзя ли как-нибудь за нами не пропадет
Ну конечно! с энтузиазмом восклицали мошенники. Для своего-то в доску парня! Можно и устроить подряд по самой низкой цене, есть нужный человечек в одном министерстве. Придется, правда
Попавшийся на удочку прекрасно понимал, что придется: чиновники во Франции хапали взятки так, что невозможно и определить, кто тут идет впереди: Франция или Россия. А потому намеченный к ощипыванию петушок ничуть не удивлялся, когда оказывалось, что с «господином из министерства» придется встретиться в номере хорошего отеля. Что тут непонятного: конкуренты, полиция, пронырливые газетчики
Встреча, сдобренная шампанским, происходила очень быстро. «Господин из министерства» был сама любезность. Иногда он даже украдкой показывал «петушку» совершенно секретный циркуляр касаемо продажи и подрядов ну что стоит умелым людям смастерить такую бумажку? Раз плюнуть Получив пухленький конверт, и «чиновник», и его подельники улетучивались, оставляя облапошенного простака ждать соответствующего письма из министерства. Почему-то так никто и не дождался
Так вот, наши «червонные валеты» ухитрились переплюнуть лягушатников. Они продали заезжему денежному иностранцу резиденцию всесильного московского генерал-губернатора Долгорукова (нынешнее здание Московской городской думы, только два этажа надстроены позже). Можно сказать, вместе с князем ну, по крайней мере как бы с его согласия
Помянутый Шпейер был вхож на приемы к Долгорукову. И однажды по-дружески попросил у него разрешения показать дворец своему знакомому, английскому лорду. Гость из туманного Альбиона никогда не бывал во дворцах русских вельмож, ему страшно интересно, а князю, в общем, ничего не стоит
Помянутый Шпейер был вхож на приемы к Долгорукову. И однажды по-дружески попросил у него разрешения показать дворец своему знакомому, английскому лорду. Гость из туманного Альбиона никогда не бывал во дворцах русских вельмож, ему страшно интересно, а князю, в общем, ничего не стоит
Князь по доброте душевной разрешил. О последующем лучше всего расскажет дореволюционный «король репортеров» В. А. Гиляровский.
«На другой день Шпейер привез лорда, показал, в сопровождении дежурного чиновника, весь дом, двор и даже конюшни и лошадей. Чиновник молчаливо присутствовал, так как ничего не понимал по-английски. Через два дня, когда Долгоруков отсутствовал, у дома остановилась подвода с сундуками и чемоданами, следом за ней в карете приехал лорд со своим секретарем-англичанином и приказал вносить вещи в кабинет князя»
Естественно, подчиненные Долгорукова возмутились: это вы что тут творите, мистер из Англии? Тут вам не Индия какая! В случае чего и за полицией послать недолго
Мистер из Англии скандалил и грозил, что сам пошлет за полицией, ругал варварские российские порядки, когда законного владельца не пускают в его собственный дом!
Как-кой такой дом? малость ошалели подчиненные.
Мой собственный! гордо объявил англичанин, предъявляя купчую, по всем правилам заверенную нотариусом. Из купчей следовало, что лорд и в самом деле самым честным образом купил этот самый дом у дворянина Шпейера за сто тысяч рублей вместе со всем движимым и недвижимым имуществом и вот, приехал жить!
Подчиненные ошалели вторично. Примчались сыскари. Гиляровский: «Это мошенничество не разбиралось в суде, о нем умолчали, и как разделались с англичанином, осталось неизвестным. Выяснилось, что на 2-й Ямской улице была устроена на один день фальшивая контора нотариуса, где и произошла продажа дома. После этого только началась ловля червонных валетов, но Шпейера так и не нашли».
Интересно, поделился Шпейер со своими сообщниками или в одиночестве сдернул куда-нибудь за границу, где со ста тысячами рублей мог прожить долго и небедно? Учитывая, что в те времена русский рубль был конвертируемой валютой?
Читатель, возможно, удивится, но в описываемые времена в Петербурге существовали и речные пираты. Правда, это было не более чем бледное подобие как импортных Джонов Сильверов, так и наших «воровских» казаков. Нынешние всего-навсего, выбрав ночку потемнее, разъезжали на лодках возле стоявших на Неве груженых судов, сдергивая с них баграми мешки, ящики с товарами, всевозможную кладь, а некоторые специализировались исключительно на дровах.
Еще один интересный факт к вопросу о пресловутой честности наших соседей-финнов уж такой честности, что слеза прошибает
В 1876 году один из членов петербургской санитарной комиссии, остановив по пути в столицу обоз из пятидесяти возов с телятиной, подверг груз тщательному осмотру. Оказалось, две трети телят не были зарезаны, а сдохли своей смертью. Недавно созданная санитарная полиция начала расследование и выяснилось немало интересного. Оказалось, это не единичный эпизод, а часть давно сложившейся системы, и сообразительные финские парни (судя по всему, совсем не похожие на тугодумов из анекдотов) давно наладили поставку в Петербург дохлой телятины. В основном поступавшей на отдельные сосисочные фабрики. Сведущие люди дали показания: как только у финна околеет теленок, он хранит его в снегу или на леднике до приезда скупщика, который и организует целый обоз (точности ради стоит уточнить, что этими скупщиками были в основном русские, да и сосисочными заведениями владели не румыны).
Это еще цветочки. Жил-был в Петербурге оборотистый немец, некий Геймерле, занимавшийся вроде бы благим делом истреблением бродячих собак. Однажды ему в голову пришла гениальная, с его точки зрения, идея, и он, устроив натуральную бойню, стал сбывать собачье мясо иным производителям колбас и сосисок. Промысел был организован на широкую ногу, пока не появилась санитарная полиция
А мы пока что вернемся в Москву, потому что о тамошней дореформенной жизни (первой половины 60-х годов XIX века) можно рассказать немало интересного сегодняшнему читателю.
Как и пару столетий назад, правительство смотрело сквозь пальцы на взяточничество, преследуя его только в тех случаях, когда оно переходило в открытый грабеж или вымогательство. Причины были те же самые, что и двести лет назад: жалованье всех, сверху донизу, было едва ли не нищенским. Будочник, то есть тогдашний городовой (будки были разбросаны по всему городу) получал жалованья три рубля в месяц. Прокормить семью на эти деньги было решительно невозможно. У нас частенько любят писать о фантастической, с нынешней точки зрения, дешевизне продуктов в то время, но при этом забывают крайне существенную деталь: мало того, что нужна еще и одежда (отнюдь не копеечная по ценам), необходимы еще жилье и дрова для отопления. У городового по крайней мере была будка собственно, маленький домик, где с ним обитала и его семья, но опять-таки необходимы и одежда, и дрова. Бесплатно их никто не выдавал (бесплатные дрова привилегия чиновников, достигших определенного, достаточно высокого положения). А вот коллегам городового, пусть и получавшим больше его (ненамного), жилье уже приходилось снимать, а это опять-таки стоило недешево. Даже высший в квартале полицейский чин надзиратель получал 50 рублей (но из них, во-первых, делались еще разнообразные вычеты, а во-вторых, сплошь и рядом часть жалованья приходилось пускать на служебные нужды казенных денег, отпускавшихся на содержание квартальной канцелярии, катастрофически не хватало). Так что наверху сидели тоже живые люди, все они знали и понимали и следили лишь, чтобы побочные доходы не переходили в нечто, смыкавшееся с уголовщиной
Как и пару столетий назад, правительство смотрело сквозь пальцы на взяточничество, преследуя его только в тех случаях, когда оно переходило в открытый грабеж или вымогательство. Причины были те же самые, что и двести лет назад: жалованье всех, сверху донизу, было едва ли не нищенским. Будочник, то есть тогдашний городовой (будки были разбросаны по всему городу) получал жалованья три рубля в месяц. Прокормить семью на эти деньги было решительно невозможно. У нас частенько любят писать о фантастической, с нынешней точки зрения, дешевизне продуктов в то время, но при этом забывают крайне существенную деталь: мало того, что нужна еще и одежда (отнюдь не копеечная по ценам), необходимы еще жилье и дрова для отопления. У городового по крайней мере была будка собственно, маленький домик, где с ним обитала и его семья, но опять-таки необходимы и одежда, и дрова. Бесплатно их никто не выдавал (бесплатные дрова привилегия чиновников, достигших определенного, достаточно высокого положения). А вот коллегам городового, пусть и получавшим больше его (ненамного), жилье уже приходилось снимать, а это опять-таки стоило недешево. Даже высший в квартале полицейский чин надзиратель получал 50 рублей (но из них, во-первых, делались еще разнообразные вычеты, а во-вторых, сплошь и рядом часть жалованья приходилось пускать на служебные нужды казенных денег, отпускавшихся на содержание квартальной канцелярии, катастрофически не хватало). Так что наверху сидели тоже живые люди, все они знали и понимали и следили лишь, чтобы побочные доходы не переходили в нечто, смыкавшееся с уголовщиной