После того как Сэм удалился, я попробовал заснуть, но мне это долго не удавалось. Все мои товарищи по лагерю были очень рады предстоявшему приезду киовов и так громогласно рассуждали об этом, что требовались большие усилия, чтобы заснуть под этот шум. Не давали мне покоя и собственные мысли. Сэм с такой уверенностью говорил о своем плане, как будто всякая неудача исключалась. Я не мог согласиться с такой точкой зрения. Мы решили освободить Инчу-Чуну и Виннету. Однако о других апачах, которые будут взяты в плен, не было и речи. Неужели они останутся в плену у киовов, между тем как их вожди получат свободу? Это казалось мне несправедливым. Освободить же всех апачей мы вчетвером не смогли бы, тем более что пришлось бы делать это в величайшей тайне, чтобы на нас не пало ни малейшего подозрения. Кроме того, возникал вопрос, каким именно образом удастся киовам захватить апачей в плен. Это возможно во время сражения, но в таком случае следует предположить, что как раз Инчу-Чуна и Виннету будут защищаться наиболее храбро и более остальных подвергнут себя смертельной опасности. Каким же образом предотвратить все это? Ведь если апачи не сдадутся, то киовы могут перебить их всех без исключения. Такого исхода нельзя было ни в коем случае допустить.
Я долго думал обо всем этом, но не мог прийти ни к какому решению. Только надежда на то, что хитрый Сэм найдет спасительный выход, немного утешила меня. Как бы то ни было, я твердо решил стать на защиту обоих вождей, даже жертвуя собой, если бы это оказалось нужным. Наконец я заснул.
На следующее утро я с удвоенным рвением взялся за работу, чтобы наверстать упущенное за предшествовавший день. Так как каждый из нас старался работать изо всех сил, то мы гораздо быстрее подвигались вперед, чем обычно. Рэтлер явно избегал нас. Он слонялся без дела по лагерю. Его вестманы относились к нему как и раньше, по-приятельски, как будто за последние дни ничего не произошло. Это привело меня к убеждению, что нам нечего рассчитывать на их помощь в случае нового столкновения с Рэтлером. К вечеру выяснилось, что мы измерили почти вдвое большее расстояние, чем обычно за это время, несмотря на то что местность была трудной. Неудивительно поэтому, что все мы чувствовали сильную усталость и сразу же после ужина легли спать. Лагерь наш, конечно, был уже перенесен в другое место, что всегда делалось по мере продвижения работ.
На следующий день мы продолжили работу с тем же усердием, но в полдень произошла крупная задержка в работе: к нам пожаловали киовы. Их разведчики легко нашли нас по следам, предварительно побывав на нашей предыдущей стоянке.
У индейцев был весьма воинственный вид: они ехали на превосходных лошадях и все без исключения были вооружены ружьями, ножами и томагавками. Я насчитал их более двухсот. Их предводитель выделялся своим внушительным ростом. У него были строгие черты лица и глаза хищника, б которых можно было прочитать необузданное желание грабить и насильничать. Его звали Тангуа, что означает «вождь». Из этого можно было заключить, что как вождю ему нечего было бояться соперников. Увидев его лицо и глаза, я испугался за Инчу-Чуну и Виннету: что если они действительно попадут ему в лапы!
Несмотря на то что Тангуа явился в лагерь в качестве нашего друга и союзника, он отнесся к нам далеко не приветливо. Вместе с Бао он стоял во главе всей банды краснокожих. Подъехав к нам, он не соизволил слезть с лошади, чтобы поздороваться, а сделал лишь повелительный жест рукой, после чего его люди немедленно окружили нас. Затем он направился к нашей повозке и принялся шарить в ней без стеснения.
Несмотря на то что Тангуа явился в лагерь в качестве нашего друга и союзника, он отнесся к нам далеко не приветливо. Вместе с Бао он стоял во главе всей банды краснокожих. Подъехав к нам, он не соизволил слезть с лошади, чтобы поздороваться, а сделал лишь повелительный жест рукой, после чего его люди немедленно окружили нас. Затем он направился к нашей повозке и принялся шарить в ней без стеснения.
Мы приблизились, держа наготове винтовки. Я чувствовал себя при этом крайне неловко. Сэм же обратился к нему с угрозой в голосе:
Разве славный вождь киовов желает отправиться в страну вечной охоты?
Нагнувшийся над повозкой предводитель киовов выпрямился, обернулся к нам и грубо ответил:
Зачем бледнолицый брат пристает ко мне с таким глупым вопросом! Пока Тангуа найдет дорогу в страну вечной охоты и сделается там великим вождем, пройдет еще немало времени.
Это время будет, пожалуй, длиться не более одной минуты!
Почему?
Слезай-ка с воза, и я скажу тебе. Эй, поворачивайся живее!
Я останусь здесь.
Отлично. В таком случае взлетай на воздух!
После этих слов Сэм повернулся и сделал вид, что хочет уйти. Заметив это, вождь быстро спрыгнул с воза, схватил Сэма за руку и воскликнул:
Взлететь на воздух? Что означают эти слова?
Я хотел предостеречь тебя.
Отчего?
От смерти, которая постигла бы тебя, если бы ты остался еще на несколько мгновений на возу.
У! У! Разве на возу находится смерть?
Да.
Где? Покажи мне ее!
Потом как-нибудь. Разве твоя разведка не донесла тебе, зачем мы явились сюда?
Да, я узнал, что вы собираетесь строить дорогу для огненного коня бледнолицых.
Совершенно верно! Эта дорога пройдет через реки и пропасти, а также через скалы, которые мы будем взрывать. Думаю, что все это ты знаешь?
Да, мне это известно. Но что в этом общего со смертью, которая якобы угрожала мне?
Очень много! Гораздо больше, чем ты подозреваешь. Ты, должно быть, слышал, чем мы взрываем скалы, стоящие на пути железного коня? Не думаешь же ты, что мы делаем это ружейным порохом?
Нет. Бледнолицые сделали другое изобретение, с помощью которого они могут взрывать целые горы.
Совершенно правильно. И вот это самое изобретение лежит в нашей повозке. Правда, оно хорошо запаковано, но если до этого пакета кто-нибудь дотронется, не зная, как обращаться с ним, то он погибнет, так как пакет моментально взорвется и разнесет его на мелкие куски.
У! У! воскликнул Тангуа, явно струсив. Неужели я был близко от этого пакета?
Так близко, что если бы ты вовремя не соскочил с воза, то находился бы уже в стране вечной охоты. Но в каком виде ты явился бы туда? Без скальпа и лечебных трав. От тебя остались бы только маленькие кусочки мяса и костей. Как бы ты мог сделаться там великим вождем и править страной? Ведь твои бренные останки были бы втоптаны в землю духами-лошадьми той страны.
Дело в том, что всякого индейца, попадающего в страну вечной охоты без скальпа и лечебных трав, умершие герои встречают с презрением, и он не смеет попадаться им на глаза. Таково представление краснокожих о загробной жизни.
Какое же несчастье попасть туда с разорванным в клочки телом! Вождь племени киовов так испугался этой перспективы, что у него не осталось ни одной кровинки в лице, и он воскликнул:
Как хорошо, что ты вовремя предупредил меня! Но зачем вы сохраняете это изобретение в повозке, где у вас так много разных полезных вещей?
Не класть же нам эти важные пакеты на землю, где при малейшем толчке они могут натворить беды? Ведь я сказал тебе, что они и так достаточно опасны. Если такой пакет взорвется, то все, что находится вблизи него, взлетит на воздух.
Неужели и люди?
Да, конечно! И люди и животные на расстоянии, равном десять раз по сто взятой длине лошади.
В таком случае я должен предупредить своих воинов, чтобы они не приближались к опасному возу.
Непременно сделай это! Очень прошу тебя об этом, иначе мы все можем погибнуть из-за неосторожности одного из твоих воинов. Видишь, как я забочусь о вас. И все потому, что считаю киовов нашими друзьями. Впрочем я, кажется, ошибся. Ведь друзья при встрече приветствуют друг друга и затем выкуривают трубку мира. А ты как будто не собираешься этого делать!
Но ты ведь курил уже трубку с моим разведчиком Бао?
Только я и вот этот белый воин, стоящий рядом со мной. Если ты не поздороваешься с остальными, то я должен буду заключить, что ваше дружелюбие неискренно.
Тангуа уставился в землю и, придумав отговорку, ответил:
Мы сейчас находимся в походе, и поэтому у нас нет с собой кинникинника для трубки мира.
Язык вождя киовов говорит не то, что думает его сердце. На его поясе я вижу мешочек с кинникинником. Но он нам не нужен, так как у нас достаточно своего табаку. К тому же вовсе не обязательно, чтобы все приняли участие в курении. Ты будешь курить за себя и своих воинов, а я за себя и присутствующих здесь белых. Тогда дружеский союз, заключенный нами, будет иметь силу для всех находящихся в лагере.
Зачем же нам курить с тобой, раз мы и так уже братья? Ведь Сэм Хоукенс может предположить, что мы с ним курили трубку мира за всех.
Как хочешь! Но тогда мы, белые, поступим по своему собственному усмотрению, и тебе не удастся победить апачей.
Не собираешься ли ты их предупредить? спросил Тангуа, грозно сверкнув глазами.
Нет, этого я не сделаю, потому что они наши враги и хотят нас убить. Но я не скажу тебе, каким образом ты смог бы поймать их.
Для этого ты мне вовсе не нужен. Я сам сумею сделать это.
Ого! Разве ты знаешь, когда и откуда они придут и где их можно застигнуть врасплох?
Я могу все это узнать, если вышлю им навстречу своих лазутчиков.
Ты этого не сделаешь, так как знаешь, что апачи заметят следы твоих разведчиков и приготовятся к сражению.
Они будут делать каждый шаг с величайшей осторожностью, и неизвестно еще, удастся ли тебе захватить их. А по тому плану, который я хотел тебе предложить, вы могли бы неожиданно их окружить и захватить в плен, если не ошибаюсь.
Я заметил, что этот разговор не преминул оказать свое действие. После короткого раздумья Тангуа заявил:
Я поговорю со своими воинами.
С этими словами он направился к Бао, пригласил жестом еще нескольких краснокожих, и мы увидели, что они начали совещаться.
Отправившись на совет со своими воинами, Тангуа в сущности признал, что замышлял недоброе против нас, сказал Сэм.
Это подло с его стороны! Ведь вы же его друг и ничего дурного ему не сделали, ответил я.
Друг? Что вы называете другом у киовов? Это настоящие мошенники, которые живут грабежом. Их другом считаешься до тех пор, пока с тебя есть что взять. Здесь у нас имеется целый воз съестных припасов и всевозможных других, ценных с точки зрения индейцев, вещей. Об этом разведчики сообщили своему предводителю, и с этого момента они решили разграбить наш лагерь.