Опять нарастает вой. Ииииииооооииии.
Я пытаюсь размышлять над ее словами и тихонько урчу. Если бы этот чертов вой стих, у меня была бы возможность подумать
Одна из нас ненастоящая, произносит она, и это не я.
Уходи! Прекрати! Убери этот вой!
Оливия, отвечает она, ну сама посмотри, что ты делаешь.
Моя лапка вытянута вперед с выпущенными коготками, которые скрежещут по поверхности металлического морозильника, издавая страшный, мучительный визг.
Ииииииииоооиииии Они снова и снова с воем скользят по металлу. Этим страшным звуком все это время была я сама. Но как такое вообще возможно?
Я ведь так долго пыталась обратить на это твое внимание, говорит Лорен.
Скрежет когтей по стальной поверхности нарастает. Мир вокруг как-то странно мерцает. Вместо своей лапки я вдруг вижу руку с длинными, грязными ногтями, которая все бороздит и бороздит металл Ииооооииииииии. «Когтями по железу», шепчет чей-то голос, я истошно мяукаю и ору, но все равно не могу перекрыть скрежет, который набирает силу до тех пор, пока не превращается в чисто физическую сущность в стену внутри моего естества, которая рушится с оглушительным грохотом.
Когда я прихожу в себя, Лорен гладит мою спинку, хотя опять же каким-то непонятным образом не снаружи, а изнутри. Из моих глазок брызжут слезы, с губ срывается жалобное, как у маленького котенка, мяуканье.
Ну тихо, тихо говорит она. Расслабься, успокойся, если можешь.
Оставь меня в покое, говорю я и сворачиваюсь тугим калачиком.
Но у меня все равно такое чувство, будто она обвилась вокруг меня.
Я не могу, говорит Лорен, вижу, ты все равно ничего не понимаешь, так?
Лорен опять принимается меня гладить.
Когда я впервые попыталась бежать, продолжает она, Тед отнял у меня ноги зажал меж двух досок и раздробил деревянным молотком. А после второй попытки из моей головы появилась ты.
Я не могу, говорит Лорен, вижу, ты все равно ничего не понимаешь, так?
Лорен опять принимается меня гладить.
Когда я впервые попыталась бежать, продолжает она, Тед отнял у меня ноги зажал меж двух досок и раздробил деревянным молотком. А после второй попытки из моей головы появилась ты.
Когда я была на полпути к двери, он схватил меня за волосы. Поскольку мне было лучше умереть, нежели возвращаться обратно в этот морозильник, настрой у меня был самый решительный. Но вместо этого произошло что-то еще. Меня не стало. Уж каким образом, мне неведомо. В мозгу будто образовалась глубокая воронка, в которую меня затянуло. Из пустоты появилась ты и вышла вперед. Я могла тебя видеть и чувствовать, что ты делаешь. И в то же время слышала все, что говорил он. Но это было примерно то же, что смотреть телевизор. Ты существовала наяву. Урчала и садилась к нему на колени, каждый раз принося успокоение. Тебя породила тьма, чтобы меня спасти.
Нет, звучит мой ответ, я помню, как появилась на свет. Все было совсем по-другому.
Да знаю я эту историю, возражает Лорен, твои воспоминания у меня как на ладони. Или по крайней мере то, что ты таковыми считаешь. Кошка-мама родила тебя в канаве
Ну да, отвечаю я, чувствуя облегчение от знакомых слов.
В действительности этого никогда не было, говорит Лорен, разум очень хитер и, когда жизнь становится слишком уж невыносимой, умеет подсовывать версии, которые ты в состоянии принять. И если человек называет тебя котенком, но при этом держит взаперти, почему бы мозгу не подбросить мысль о том, что ты и в самом деле котенок. Он вполне способен придумать историю твоего спасения в грозовую ночь. Только вот на деле ты родилась не в лесу, а во мне.
Нет-нет, все это было на самом деле, отвечаю я, а как же иначе? Мои мертвые кошечки-сестрички, дождь
В определенном смысле оно и правда так и было, печально произносит она, в лесу действительно похоронены котята. Их закопал там Тед.
Я думаю о земле, которая прилипает к его ботинкам, когда он порой возвращается ночью из леса. Исходящий от него дух костей. Мне словно не хватает воздуха, хотя я как можно шире открываю ротик, дабы сделать вдох. Правда давит всей своей тяжестью, оставляя отпечатки в мозгу. Лорен гладит меня и что-то нашептывает, пока в моих ушах не перестает гулко барабанить кровь.
А почему ты все время делала вид, что сидишь в морозильнике?
Знала, что ты все равно мне не поверишь, отвечает она, надо было найти способ продемонстрировать тебе, что в действительности мы с тобой единое существо.
О боже беспомощно говорю я. Ты только что назвала меня своей психологической проблемой.
Не расстраивайся, произносит она, после твоего появления все стало чуточку лучше. Он стал периодически выпускать тебя и кормить. Ты превратилась в его домашнего питомца и научилась его успокаивать. Да и морозильник тебе нравится, потому как в нем ты чувствуешь себя в безопасности. И чем больше даешь ему счастья, тем добрее он к нам с тобой относится. Не использует больше ни уксуса, ни кипятка. Отправляет меня спать и зовет тебя.
Благодаря моим усилиям нам с тобой здесь хоть как-то можно существовать, говорю я, мы позволяем ему себя гладить.
Ты действительно сделала все, чтобы мы выжили, говорит Лорен, и по моему мозгу разливается теплота, я обнимаю тебя, ты чувствуешь?
Да, отвечаю я.
У меня действительно такое ощущение, будто кто-то заключил мое тельце в любящие объятия. Мы немного так сидим, прижимаясь друг к дружке.
Тед в гостиной стонет.
Он скоро явится сюда, говорит она, мне пора. Я постараюсь скоро вернуться.
Она слегка касается меня, дабы утешить, и добавляет:
Ты открыла между нами дверь, Оливия. Теперь все будет по-другому.
А потом уходит.
Раньше я все время проводила в ожидании, желая, чтобы как можно быстрее пришел Тед. Но теперь хочу только одного чтобы его вообще больше не стало.
Меня одолевают странные чувства, ведь хотя ситуация поистине ужасна, мне нравится, что рядом со мной Лорен. С ней так забавно говорить. Мы разговариваем, играем или просто вместе сидим. И это действительно здорово примерно то же, словно на моей подстилке обосновалась еще одна киска. Полагаю, что Лорен такова и есть может создавать ощущение, будто обнимает меня или гладит, хотя в действительности это происходит только в голове. Когда звучит музыка, она совершенно не в состоянии пользоваться своим телом. По ее собственным словам, примерно то же ты чувствуешь, когда тебя связывают, но не затыкают кляпом рот, и ее сухой тон, которым она лишь констатирует факт, повергает меня в дрожь, потому как голос у нее совсем юный, а о подобных вещах лучше не знать никому.
Вечером мы на пару сворачиваемся калачиком на диване в погруженном во мрак доме. Снаружи в лунном свете растопыривают пальцы деревья. Веревочка сегодня тускло-черная, незримая на фоне ночи. Тед наверху отключился намертво. Мы тихонько перешептываемся.
Если бы я по-прежнему чувствовала ноги, мы могли бы бежать, говорит Лорен, просто бежать, и все.
А ты меня видишь? спрашиваю я.
Нет, но хотелось бы. Я не прочь узнать, как ты выглядишь.
Тед позаботился о том, чтобы в доме не осталось ни одной отражающей поверхности.
А я рада, что ты меня не видишь, говорит она, над нашим телом слишком поиздевались. При этом я тебя чувствую. От тебя исходит тепло, и это просто восхитительно рядом со мной словно кто-то сидит.
Я стараюсь не думать о своем тельце, точнее о теле Лорен, в котором, по ее словам, мы вместе с ней живем. Будто я поверила ей только наполовину. Я чувствую шерстку, усы, хвост. Ну как это все может быть ненастоящим?
Знаешь, а ведь в действительности с нами есть еще один кот, так что нас не двое, а трое, говорю я. Его зовут Мрак.
Мне думается, нас больше трех, отвечает на это она. Иногда, уйдя на самую глубину, я их слышу, хотя и стараюсь отгораживаться. Не люблю, когда плачут малыши.
На глубину?
Да, есть и другие уровни, я должна тебе все это показать.
Меня зловещим перышком щекочет страх. Я встревоженно урчу, стараясь избавиться от этого чувства.
Оливия, как ты думаешь, может, нам с тобой лучше было вообще не появляться на свет?
В ее голосе пробиваются слезы.
Никоим образом, отвечаю я, как по мне, так нам просто повезло родиться. И еще больше повезло выжить. Беда лишь в том, что сейчас мне уже не понять, что означает родиться или жить. Что я собой представляю? У меня такое чувство, будто все, что мне когда-либо довелось узнать, в одночасье оказалось ложью. Однажды я подумала, что узрела Господа. Он со мной заговорил. Это было на самом деле?
Никаких богов нет, разве что тедовы, отвечает она, те, которых он сотворил в лесу.
Мой хвостик щекочет холодное перышко и движется дальше по позвоночнику.
Мы не допустим этого, говорю я, и выберемся отсюда.
Ты только и делаешь, что говоришь об этом! рявкает она и на миг превращается в бывшую Лорен, пронзительно визжащую и злую.
Однако уже в следующее мгновение вновь смягчается.
А что ты будешь делать, когда мы окажемся на воле? Я буду носить юбочку и закалывать волосы розовыми заколками. А то он никогда мне этого не позволяет.
А мне хочется поесть настоящей рыбы. (Про себя я строю планы отыскать мою возлюбленную кошечку.) А как насчет твоей семьи? спрашиваю я Лорен. Может, их можно найти?
Она несколько мгновений молчит, потом отвечает:
Не хочу, чтобы они меня такой видели. Пусть лучше и дальше думают, что я умерла.
Но где ты тогда будешь жить?
Думаю, что здесь.
Судя по голосу, ей это совершенно не важно.
Мне не составит особого труда обойтись без Теда. Хочу остаться одной, чтобы меня все оставили в покое.
Каждому, Лорен, нужно, чтобы кто-то был рядом, неодобрительно говорю я, это даже мне известно. Чтобы кто-нибудь тебя гладил, говорил всякие приятные слова, а порой даже и злился.
Но у меня есть ты.
И то правда, удивленно отвечаю я, мне такая мысль почему-то даже в голову не пришла.
Мой хвостик принимается ее энергично щекотать, и она смеется. К счастью, я оптимистка и это, думаю, нам пригодится.
Лорен вздыхает как каждый раз, когда собирается сказать что-нибудь, что мне не понравится, и говорит:
Когда придет время, это придется сделать тебе. Ты ведь и сама знаешь об этом, Оливия, правда? Кроме тебя больше некому. Я телом пользоваться не могу.
Сделать? Но что? спрашиваю я, хотя и так понимаю.
Она не отвечает.
Нет! восклицаю я. У меня ничего не получится.
Тебе придется печально произносит она. Иначе Тед зароет нас в землю, как других котят.