Сбежать от преследования властей Пятунька не сумел и вместе с партией других колодников из Тотьмы был отправлен для разбирательства своего дела в стольный град. Что с ним сталось в дальнейшем, документы умалчивают Поэтому и в случае с Федосьей, возможно, обучившейся использованию лечебных трав у Афонки Куракина, последний также мог быть подвергнут наказанию.
К сожалению, цитируемый выше документ умалчивает, каким образом и при каких обстоятельствах тотемская «жонка Федоска» познакомилась с солигалицким «ведуном» Афонкой Куракиным. Ведь географически их разделяло расстояние более ста вёрст. Однако, учитывая развитые торговые связи, существовавшие между Солигаличем и Тотьмой в XVII веках, о которых свидетельствуют и «Таможенные книги» того периода, удивляться этому факту не приходится. В. А. Дудин в книге «Из истории Совеги» приводит многочисленные примеры торговых операций жителей Солигалича и солигаличских волостей на рынке в Тотьме. Кроме соли, туда везли изделия из дерева, в частности домашнюю утварь, а также лён и сельскохозяйственную продукцию, особенно хлеб и мясо домашней птицы. Обратно привозили меха пушных зверей, рыбу; осуществляли различные имущественные сделки. Торговля стимулировала и развитие деревенских ремёсел и сельского хозяйства. В свою очередь, ремесленники и крестьяне, работая на рынок, способствовали развитию внутренней торговли, а значит, уменьшали замкнутость отдалённых уголков сельского мира тотемской и солигаличской земель[74].
Костромской краевед Д. Ф. Белоруков, автор книги «Деревни, сёла и города Костромского края», считал, что Федоска сама родилась в деревне Пензино (ныне территория Солигаличского района)[75]. Но, по-видимому, слова из «Отписки» «велено ее, Федоску, в том воровстве допросить, подлинно ли она Соли Галицкой Зашугомские волости деревни Пензина Троицкого монастыря у крестьянина у Афонки Никитина сына Куракиных тому воровству училась» Д. Ф. Белоруков истолковал неверно. В Пензине жил именно Афонка Куракин, а сама Федосья, как говорится в заголовке «Отписки», проживала в Тотьме: «о сделании допроса тотемского жителя жене Федосье и о казнении ее смертию»[76]. Каких-либо других сведений о её происхождении и социальном статусе в указанном источнике нет
Вступивший в 1674 году в должность новый тотемский воевода князь Иван Михайлович Волконский, исполняя полученный на запрос царский указ, повторно допросил находившуюся под стражей Федосью. При нём она показала, что Татьянку из Тиксненской волости «не портила, а кто ее испортил, про то не ведает». Также Федосья настаивала, что «у Афонаски Куракиных тако ж воровству она не училась и про то дело ни про што не ведает. А что, де, она перед воеводою перед Федором Квашниным в том воровстве винилась, будто тою жонку Татьянку испортила она, Федоска, и она, де, тем себя поклепала, говорила на себя напрасно, непретерпя пыток»[77].
Тем не менее воевода Волконский к оправданиям Федосьи остался равнодушен и, опираясь на «Соборное Уложение» и царские указы, повелел женщину казнить: «зжечь в струбе при многих людех, чтоб то смотря иным людям впредь неповадно было так воровать и людей портить». Иными словами, воевода дал согласие на публичную казнь с «профилактическими» целями «чтоб другим неповадно было» заниматься порчей и ведовством.
Заключительные строки «Отписки» звучат так: «И по твоему Великого Государя указу и по грамоте та жонка Федоска на Тотьме казнена смертию, сожжена в струбе при многих людех в нынешнем году сентября в 29 день»[78].
Это была единственная огненная казнь человека в Тотьме за всю её известную историю. Почему же в XVII веке людей сжигали в срубах? Что за странный способ лишения жизни?
В Древней Руси у язычников существовал обряд огненного погребения в срубе или на костре, который был призван помочь усопшему сразу уйти в блаженные дали потустороннего мира. При первом русском царе Иване Грозном об этом обряде вспомнили снова, но стали применять его уже как способ казни к различного рода «еретикам», то есть к людям, чьи взгляды или действия отличались от государственной, а в особенности от религиозной, доктрин. Русская православная церковь в своё время восприняла ветхозаветную традицию погребения тел умерших в земле (сожжение мёртвых у древних евреев применялось только в качестве позорного наказания). Подобная позиция подразумевала важность захоронения тела умершего христианина и, соответственно, нежелательность его сожжения[79].
Для обречённых на подобную казнь рубились небольшие срубы, похожие на колодезные. Иногда в них устраивалась даже дверца, иногда обходились без неё. Внутрь сруба помещался осуждённый человек. Всё оставшееся пространство сруба заполнялось хворостом, паклей и смольём. В отличие от стран Западной Европы, где «ведьм» и «еретиков» инквизиция жгла преимущественно на открытых кострищах и страдания людей были видны собравшимся на площади зрителям, русский способ можно признать даже в чём-то «гуманным».
Где произошло тотемское «аутодафе»? В сохранившейся «Отписке» данных об этом нет. Но можно предположить, что несчастную «жонку Федоску» сожгли там, где ныне в Тотьме находится Торговая площадь. Сам посад Тотьма во второй половине XVII века представлял собой несколько улиц и переулков, протянувшихся ниже острога по берегу Сухоны до Крутого (Дмитриевского) ручья и вдоль левого берега реки Песьей Деньги. Все строения посада, включая церкви, были деревянными. В переписной книге Тотьмы 1676-78 годов упоминаются такие отдельные части посада, как Верхний посад, Всполье (Сполье), Притыкина слободка, Саблин конец, Звоз. Главной улицей была Большая Пробойная, которая вела от берега Сухоны (чуть ниже устья Песьей Деньги) через весь посад до Новых Варниц и Старого посада на Ковде. В конце, на незастроенном участке, эта улица называлась ещё Варнишной дорогой. Другие тотемские улицы носили следующие названия: Дерябинская, Даниловская, Ратовская, Ерзовка, Воскресенская, Егорьевская. Улицы соединялись и пересекались короткими переулками: Дудин, Носырев, Кошелев, Ерзов, Климантовский. Через посад протекало несколько ручьёв с глубокими долинами: Ковалев, Киселев, Лысаков, Вараксин, Исаковский, Куимов, Поповский. По происхождению все перечисленные топонимы связаны либо с именами-прозвищами людей, либо с наименованиями городских церквей. Кроме Варнишной дороги, от Тотемского посада в разные стороны расходились другие значимые дороги: Кулуйская (на север), Царевская (на запад), Вожбальская (на северо-запад), а Овдокимовская, Пустошная и Заболотная дороги вели к ближайшим деревням. Посад был окружён сенными покосами, полянками пашенными, пенниками и лягами, а в самом городе у многих изб были хмельники. Тотьмичи, кроме торговли и промыслов, занимались ещё и сельским хозяйством[80].
Известно, что в XVII веке по русским городам с очень плотной деревянной застройкой каждое лето издавались указы о запрещении топки печей в избах и каменок в банях, с целью предотвращения пожаров. И хотя Федосью казнили осенью, для сожжения в срубе, конечно же, требовалось открытое место, каким на тогдашнем тотемском посаде и была Торговая площадь, чуть пониже Климентовской деревянной церкви.
Сказ об Ивашке «царева роду»
В мае месяце 1667 года, на праздник Николы Вешнего, наконец-то пришло долгожданное тепло. Крестьяне Уфтюжской волости Тотемского уезда в большинстве своём закончили пахоту и сев зерновых. Появилась возможность немного отдохнуть от дел. В деревнях спешно варили пиво
Ивановская раскинула свои избы, амбары, гумна и сенники по левому берегу реки Уфтюги. В одном из домов жил Ивашка Меркурьев, простой крестьянин. Так бы он и остался никому не известным уфтюжанином, если бы в самый главный приходской праздник Николин день не сболтнул лишнего
В Москве, в Российском государственном архиве древних актов в фонде «Приказных дел старых лет», хранится «Отписка тотемского воеводы Пимена Орлова о крестьянине Иване Меркурьеве, который называл себя царевым родом». Документ датирован 30 июля (по старому стилю) 1667 года[81].
Вот несколько цитат из «Отписки», которые раскрывают суть дела: «Привели на Тотьму крестьян Ивашка Меркурьева сына Белого, да Онашку Гневанова, Ивашку Карпова, Трифона Еремеева. Да они привезли две явки Онтипки Ермолина про Ивашковы непристойные речи, что он назвался царева рода А в роспросе он Ивашка Меркурьев сказал: в нынешнем, де, году в Николин день Вешний после обеда, пьючи пиво в том Никольском приходе в деревне Ивановской у земского целовальника у Ивашки Федотова роспоровали, де, между собою пьяны Ивашко с Онашком Гневановым сыном Кривошеина на улице. И он, де, Ивашко назвал ево Онашку, что отец их бывал, де, вор и становщик. Но он, де, Онашка, спросил ево Ивашку, чьево Ивашка роду. И я, де, Ивашко, молвил пьяной, что царева роду. В том, де, он Ивашка, пред тобою Великим Государем, виновен, мол, де, такое непристойное слово хмельным делом пьяным, а не с умыслу и нихто не научал».
Итак, сидючи на тёплой весенней травке и под воздействием градусов свежесваренного к празднику пива, Ивашка Меркурьев из деревни Ивановская много чего наговорил спьяну: обозвал отца Онашки «вором и становщиком», а иными словами разбойником, который якобы прятался на лесном стане (в уединённой избушке). Кстати говоря, недалеко от Ивановской была деревня Кривошеина, основанная кем-то из предков Онашки. Если этот навет Онашка Кривошеин ещё стерпел, то утверждение Ивашки, что он «царева роду», произвело на односельчанина глубокое впечатление. Слова эти слышали ещё несколько мужиков, пивших пиво вместе с Меркурьевым, и вскоре «доложили куда следует».
Любопытно, что раньше, во времена первого русского царя Ивана Грозного, употребление слова «царь» в крестьянской среде не считалось чем-то предосудительным. Например, крестьянин Ермачко по прозвищу Царь, а по отчеству Федотов, в 1544 году жил в деревне Ермаково, им же основанной на Словенском Волочке в Белозерском уезде. И никто на него никуда не доносил, никто не собирался его наказывать за «царское» прозвище. Времена и нравы были тогда иные. В середине XVI века в документах отмечено и существование отчеств (будущих фамилий) Царёв так именовались русские люди в Белозерске в 1552 году (вполне возможно, что это был сын Ермачка Царя) и в Кольском уезде в 1563 году. И опять никакой реакции со стороны властей по поводу возможного «самозванства». Но всё изменилось после Смутного времени 15981613 годов: в настрадавшейся от десятков различных самозванцев России стали зорко отслеживать всякое проявление непристойного употребления государева имени вот и попал Ивашка Меркурьев под гнёт государственной машины при царе Алексее Михайловиче. Чем кончилось дело, из текста «Отписки» неизвестно от документа сохранился лишь один столбец, да и тот без начала и конца
Скорее всего, за свою пьяную болтовню отделался самозванец Ивашка распространённым тогда наказанием: после тюремного расспроса с пристрастием «на дыбе» и «огненной» пытки был бит в Тотьме «на торгу кнутом нещадно», дабы впредь ему и другим неповадно было. Ибо на настоящего государственного преступника, умыслившего супротив «царского величества», он никак не тянул
Скорее всего, за свою пьяную болтовню отделался самозванец Ивашка распространённым тогда наказанием: после тюремного расспроса с пристрастием «на дыбе» и «огненной» пытки был бит в Тотьме «на торгу кнутом нещадно», дабы впредь ему и другим неповадно было. Ибо на настоящего государственного преступника, умыслившего супротив «царского величества», он никак не тянул
В наши дни деревня Ивановская относится к Нюксенскому району. Она почти заброшена. Верхнеуфтюжский погост с Николаевской церковью (каменное здание которой было возведено в 1826 году), расположенный на окраине деревни, в XX веке был разорён. Дорога к Ивановской от райцентра Нюксеница в плохом состоянии. Осталось в деревне всего несколько постоянных жителей. И кто знает, может, среди них до сих пор живут потомки Ивашки «царева роду»?