За что сожгли «Жонку Федоску»?
Скандальный роман череповецкой писательницы Елены Колядиной под названием «Цветочный крест» в своё время наделал много шуму[60]. Этому способствовало и присуждение его автору в 2010 году за упомянутое произведение премии «Русский Букер». Особенно много роман ругали учёные-историки, утверждая, что таким (в изображении череповчанки) наше прошлое никогда не было и не могло быть. На эти упрёки писательница отвечала, что сочинила отнюдь не историческое произведение, а «весёлую тотемскую галиматью». Основной сюжет «Цветочного креста» был построен вокруг приключений жительницы посада Тотьма Федосьи, которую в конце романа сжигают на костре. Действительно, в 1674 году в Тотьме на реке Сухоне была казнена огнём «жонка Федосья»
До Елены Колядиной на этот сюжет местной истории уже обращали внимание многие исследователи Русского Севера. Первым данный исторический факт обнародовал известный русский историк С. М. Соловьев в своём труде «История России»: «сожжена была в срубе, при многих людях, женщина Федосья, по оговору в порче: при казни она объявила, что никого не портила, но что перед воеводою поклепала на себя, не претерпя пыток»[61]. Чуть позже это сообщение слово в слово перепечатал в своей книге «Город Тотьма», изданной в 1886 году, один из первых тотемских краеведов В. Т. Попов[62]. Спустя несколько лет случай с Федосьей использовал в качестве иллюстрации к нравам русского общества XVII века известный бытописатель С. В. Максимов в книге «Нечистая, неведомая и крестная сила» (1903)[63]. В дальнейшем различные советские историки и краеведы лишь повторяли фразу о казни Федосьи либо из труда С. М. Соловьёва, либо из книги С.В.
Максимова, не добавляя при этом ничего нового. А что же произошло в Тотьме в 1674 году на самом деле?
Все подробности тотемской трагедии можно было бы узнать из материалов следственного дела, которое велось в 16731674 годах в Москве в «Разбойном приказе». Однако нам, к сожалению, указанный источник обнаружить пока не удалось. Тем не менее в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) в фонде «Приказных дел старых лет» сохранился другой документ, касающийся этих событий, «Отписка» об исполнении указа, отправленная в октябре 1674 года царю Алексею Михайловичу тотемским воеводой Иваном Волконским и подьячим Григорием Зыковым. На обратной стороне документа отмечено, что в Москву он был доставлен «декабря в 29 день с тотменином послужным человеком с Макарком Пивоваровым»[64].
Из текста «Отписки» видно, что жительница Тотьмы «жонка Федоска» была задержана и посажена в тюрьму «за воровство» (в старину так именовали широкий круг преступлений, а не только кражу) ещё при воеводе Фёдоре Андреевиче Квашнине, который правил в Тотьме в 1673 году. Федосью обвинили в том, что она наслала «порчу» на некую Татьянку, невестку Бориски Линькова из Тиксненской волости. Следуя законам того времени, обвиняемую подвергли жестоким пыткам. Не выдержав истязаний палача, несчастная Федоска во всём «винилась», то есть признала свою вину. После чего из Тотьмы в Москву последовал запрос о её наказании[65].
Согласно «Соборному Уложению 1649 года», отравление «зельем» квалифицировалось как умышленное убийство и виновный в нём подлежал казни. Наказание за колдовство тоже было страшным: по указу 1653 года «ведьмы», «колдуны» и их приспособления для предсказаний и сглаза (отреченные, гадательные, еретические книги) требовалось сжечь, а дома снести. Виновных лиц велено было, как «врагов божьих», жечь в срубах. Исследователи отмечали, что жертвами таких «ведовских» дел чаще всего были женщины. По представлениям того времени, именно они легче всего входили в сношения с дьяволом и иной нечистой силой. Женщин обвиняли в том, что они портят погоду, посевы, что они виновницы голода и неурожая, что они могут насылать болезни и порчу на других людей[66]. С. В. Максимов в качестве примера такого рода наказания привёл следующее: «При царе Алексее старицу Олену сжигают в срубе, как еретицу, с чародейскими бумагами и кореньями, после того, как она созналась, что портила людей и некоторых из них учила ведовству»[67].
Согласно «Соборному Уложению 1649 года», отравление «зельем» квалифицировалось как умышленное убийство и виновный в нём подлежал казни. Наказание за колдовство тоже было страшным: по указу 1653 года «ведьмы», «колдуны» и их приспособления для предсказаний и сглаза (отреченные, гадательные, еретические книги) требовалось сжечь, а дома снести. Виновных лиц велено было, как «врагов божьих», жечь в срубах. Исследователи отмечали, что жертвами таких «ведовских» дел чаще всего были женщины. По представлениям того времени, именно они легче всего входили в сношения с дьяволом и иной нечистой силой. Женщин обвиняли в том, что они портят погоду, посевы, что они виновницы голода и неурожая, что они могут насылать болезни и порчу на других людей[66]. С. В. Максимов в качестве примера такого рода наказания привёл следующее: «При царе Алексее старицу Олену сжигают в срубе, как еретицу, с чародейскими бумагами и кореньями, после того, как она созналась, что портила людей и некоторых из них учила ведовству»[67].
Оставленной «для покаяния» в тотемской тюрьме Федосье оставалось лишь ждать исполнения своей горькой участи. Тюрьма в Тотьме располагалась в стенах старинного, построенного ещё при царе Иване Грозном острога (и возобновлённого в начале XVII века), стоявшего на вершине плоского холма при впадении реки Песьей Деньги в Сухону. Кроме тюрьмы, в остроге находились также воеводский двор, изба приказная, «где сидят воеводы и приказные люди для всяких расправных дел», изба таможенная, две деревянные церкви (Богородицкая и Богоявленская), колокольня-четверик, часовня, колодезь, амбар оружейный, сторожня и осадные дворы «лучших» людей из посада Тотьмы и Усолья. Здесь, в острожной тюрьме, и провела Федосья несколько месяцев. Решивший её судьбу царский указ «за приписью» дьяка Семёна Домашнева был доставлен в Тотьму 25 августа 1674 года[68].
Рассматривая содержание последовавшей на этот указ «Отписки», обратимся к «Переписной книге Тотьмы и уезда 16761678 годов», которая также находится на хранении в РГАДА, и отметим, что в данном источнике ни в одной из деревень Тиксненской волости крестьянин Бориска Линьков не значится[69]. Вероятно, вскоре после завершения следственного дела он перебрался на жительство в одну из соседних весей. Однако возможны и иные причины его отсутствия. Для нас же важно, что «Отписка» 1674 года содержит первое известное документальное свидетельство о типичной тиксненской фамилии Линьков (в старину писалась и как Ленков, и Леньков). Упомянутый в ней Бориска вполне может быть предком всех современных Линьковых из деревень Тотемского района Вологодской области Погорелово, Горбенцево, Фоминское и заброшенной уже Тетеревихи.
Тиксненская волость в XVII веке находилась в западной части обширного Тотемского уезда. Более двух десятков её деревень стояли по берегам рек Тиксна, Вопра и Лизна. Через Тиксненскую волость проходила важнейшая сухопутная дорога из Вологды на Тотьму (и далее в Устюг). В центре волости находился Тиксненский Спасо-Преображенский погост, известный тем, что в первой половине XVII столетия на нём подвизался преподобный Вассиан Тиксненский местночтимый святой. От этого погоста, расположенного при слиянии рек Вопра и Тиксна, до Тотьмы было 45 вёрст. В Тиксненской волости начиналась и другая важная дорога, которая вела в южном направлении. Около села Благовещенского (ныне Красное) она пересекала реку Сухону, шла вдоль реки Толшмы (волость носила аналогичное название), затем через сухонско-костромской водораздел под названием Чаловы горы доходила до города Солигалича. От Тиксны до него было 70 вёрст. Соль Тотемская (Усолье Тотемское) и Соль Галицкая всегда были тесно связаны друг с другом через добычу и торговлю солью, а Тиксненская волость находилась как раз в самом важном узле этого торгового маршрута. В качестве любопытной взаимосвязи Тотьмы и Солигалича можно назвать также именование двух церквей Входа Господня в Иерусалим, которые располагались на въезде в каждый из этих городов, то есть в начале и в конце упомянутой выше торговой дороги. Кроме тотемского храма, в пределах всей Вологодской области есть ещё только одна Входоиерусалимская церковь (в бывшем Сосновецком монастыре на реке Глушице; храм надвратный, что и объясняет его наименование), и этот факт лишний раз указывает на тесную связь Тотьмы и Солигалича в старину[70].
Далее в «Отписке» говорится, что «велено ее, Федоску, в том воровстве допросить, подлинно ли она Соли Галицкой Зашугомские волости деревни Пензина Троицкого монастыря у крестьянина у Афонки Никитина сына Куракиных тому воровству училась, и травы ей он указывал». В этой фразе имеется явная ошибка.
Дело в том, что ныне заброшенная деревня Пензино (Пензина) стояла в старину в междуречье Тутки и Костромы к западу от города Солигалича, в пределах Березницкой волости. Прежде она в самом деле принадлежала монастырю, но не Троицкому, как указано в «Отписке», а московскому Успенскому Симонову[71]. Зашугомская же волость находилась к северу от Солигалича, на самой границе с Тотемским уездом, чуть в стороне от дороги, соединявшей Тотьму и Тиксненскую волость с солигаличскими землями. В списках деревень Зашугомской волости XVIIXVIII веков деревня Пензина не значится, но церковный погост (а не монастырь) именовался там Троицким. Даже на картах Костромской губернии XIX в. вместо современного села Зашугомье регулярно писалось село Троицкое. Кто тут напутал: сама Федосья на допросе или подьячий с воеводой при составлении «Отписки», сказать уже сложно.
Упомянутый же в документе крестьянин Афонка Куракин, возможно, был «ведуном», то есть знатоком трав, которыми он лечил людей. К таким знахарям во времена царя Алексея Михайловича светская и духовная власти относились враждебно. Часто дело доходило до преследования этих людей. Так, например, в 1647 году Василий Носов из Царевской волости Тотемского уезда во время драки со своим братом Осипом назвал его «ведуном»[72], о чём тут же свидетелями драки было донесено куда следует. И Осипу пришлось потом долго доказывать, что он не «ведун» В указной грамоте от 1625 года в Москву требовали доставить крестьянина Пятуньку из Вожбальской волости, который «лошадей лечит, а собою чермен (т. е. рыжий), а живут де их три брата в одной деревне»[73]. Название деревни, к сожалению, в документе не приводится. Беда и вина вожбаляка Пятуньки, с точки зрения тогдашней власти, заключались в том, что он, кроме лошадей, лечил ещё и людей разными травами и кореньями, а также ворожил. Эти действия «тянули» уже на состав преступления. Кто-то, по-видимому, донёс на Пятуньку, сломав ему размеренную жизнь.