Я в таком не разбираюсь, сочувственно пожала плечами Света. Но мы, конечно, спросим И кстати, сколько стоит саксофон? Мы Вовку музыке давно хотели поучить. И Катеньке, наверно, пригодится. И может, сможем.
Николай больше не хотел слышать эту пустую болтовню, а к нужной теме Лара возвращаться, кажется, не собиралась. Пришлось раскрыть свою заинтересованность:
Так что там про часы? спросил он прямо. Как выглядел обманщик-продавец? В какое время это было? На каком базаре? Куда он делся дальше?
Э-э-э Ларочка смутилась. Утром, в районе девяти. На Благбазе. Ну, то есть на Центральном рынке в дальней части. Обычно выглядел. Как отпетый спекулянт. Жуликоватый и в огромной кепке-аэродроме. Про дальше я не знаю. Крутился вокруг нас, крутился О! Вспомнила! В какой-то момент он достал газету, немного почитал и вдруг ушел с базара
«Прочел, похоже, некролог или заглянул в раздел происшествий нахмурился Коля. Вот говорил я нашим, что надо учитывать все варианты и дать команду прессе ничего не публиковать. Но нет! Коллегам покойного, видите ли, хочется дань уважения проявить! Хотя, конечно, вероятность, что убийца не затаится, а станет сдавать на рынок награбленное, была весьма мала»
А на что он тебе? спросила Ларочка.
Да тут такое дело Горленко понял, что, не приоткрыв завесу тайны следствия, полноценной помощи не получит. В списке вещей, которые пропали у Ярослава Гроха и компании, числятся именные наручные часы. Cartier. Мужские. Не подделка.
Чуяло же мое сердце надо брать! ахнула Ларочка, но тут же извинилась: Шучу. Что ж это, выходит, сегодня я могла поймать убийцу Ириного мужа, но все прошляпила?
Просаксофонила, мрачно поправил Коля. Судя по всему, преступник оправдывал его самые худшие опасения.
На фабрике Морской еще раз убедился, что работа, словно жидкость или кот, неизменно занимает всё доступное ей жизненное пространство. Правда, в редакции, когда этот шутливый тезис зародился, подразумевалось, что как бы быстро ты ни планировал освободиться, все равно найдутся неотложные дела и снежный ком проблем. Сейчас же, за четыре часа справившись с дневной нормой, Морской с досадой констатировал, что давно уже работает вполсилы, искусственно растягивая мизерные задачи на весь день. В который раз ощутив себя пушкой, из которой стреляют по воробьям, он пошел в подсобку. Там его ждал обед. Заботливая инженер Валентина смешная девочка, которая всегда представлялась только должностью и именем, прихватила из закрывающейся ровно в два столовой порцию Морского и припрятала внизу.
Подлизываешься к церберу, хитрюга? Заслышав о таком, пустились беззлобно насмешничать коллеги. В обязанности Морского входил контроль за качеством выпускаемых фабрикой копий фильмов и возврат на доработку, но «подлизываться» было бесполезно: он принципиально не читал фамилии ответственных, написанные на коробках с копиями, как и раньше в институте, когда оценивал работы безотносительно к личностям студентов. Все это знали и поддразнивали инженера Валентину просто от желания поболтать.
И вовсе нет! нахмурившись, ответила девочка. Я просто не переношу, когда еда пропадает. Не голодали вы, что ли, если таких простых вещей не понимаете?
Да мы же не всерьез, что ты! Не бери в голову! раздавалось отовсюду.
Питание в столовой было отвратительное шутки о «карательной кулинарии» в общепите по городу ходили неспроста, но Морской не мог не уважить инженера Валентину. Тем паче, что был голоден.
Владимир Савельевич! По лестнице навстречу поднимался замначальника главкинопроката Миша Сальман. Вы мне нужны! Зайдите в кабинет Ивана Симоновича, как освободитесь. Я вас там дождусь, предельно официальным тоном сказал он, но, оказавшись ближе, подмигнул.
Чтоб не мешать Морскому вживаться в коллектив, ни регулярно навещающий фабрику Сальман, ни директор Симонович не афишировали на работе близкого знакомства с подчиненным, но вне официальных встреч по-прежнему и в гости заходили, и к себе на преферанс частенько звали. Морской был благодарен, хотя авторитет среди коллег завоевал бы и без подчеркнутой отстраненности начальства: хороший анекдот или интересная история из биографии популярного артиста подкупали даже самых настороженных.
Савельич, ты куда? Отдыхающие перед ночным бдением рабочие дежурной смены были недовольны, что он, едва зайдя в подсобку, опять уходит, даже не поговорив. У нас наложено! И чайник закипел! С недавних пор ребята позволяли себе нехитрое лакомство черный хлеб с сахаром. Они ссыпали сахар на газету в центре стола, раскладывали по краям ломти хлеба и, наслаждаясь чаепитием, обсуждали крах мирового империализма и мелкие бытовые проблемы соседей.
Савельич, ты куда? Отдыхающие перед ночным бдением рабочие дежурной смены были недовольны, что он, едва зайдя в подсобку, опять уходит, даже не поговорив. У нас наложено! И чайник закипел! С недавних пор ребята позволяли себе нехитрое лакомство черный хлеб с сахаром. Они ссыпали сахар на газету в центре стола, раскладывали по краям ломти хлеба и, наслаждаясь чаепитием, обсуждали крах мирового империализма и мелкие бытовые проблемы соседей.
Начальство вызывает! оправдался Морской.
Раз надо, то иди, сочувственно закивали вслед ребята и вновь переключились на свои прерванные философствования: Так вот тот парень! Он был умный, но дурак! успел услышать Морской, прикрывая дверь. Во всем таком был умный: всё на свете знал вона, как Савельич, а в жизни ну такой дурак, прям жах
Морского эта фраза почему-то рассмешила, и в приемную он зашел с улыбкой.
Будут распекать за слишком много отбракованных копий? кивая на директорскую дверь, спросил он у степенно поливающей цветы Клавдии Петровны. Занимая должность секретаря, она по сути была равноправной участницей всех заседаний администрации и знала все фабричные новости наперед.
Господь с вами, голубчик! величаво поправив шаль, Клавдия вернулась за свой стол. Люди нашего круга за такое не распекают. Здесь, она обвела глазами приемную, все борцы за качество. Брак тут всем мешает! На этой фразе она густо покраснела, а Морской быстро отвернулся, уставившись на портрет Ильича. Сплетни о многолетней близости Клавдии и женатого начальника производственного отдела, кабинет которого находился тут же, по соседству с директорским, Морской, конечно, слышал, но выдавать свои познания не собирался.
Иван Симонович, к вам Морской! гаркнула Клавдия слишком громким для своего далеко уже не девичьего возраста голосом, нажав на кнопку коммутатора. Ой, чуть не забыла! Анкету надо новую заполнить. У нас опять проверка, она протянула бланк и покровительственно заверила: Не берите в голову! Всем бланки выдаю, все заполняют, читать никто не будет, это формальность.
Будучи лет на пять старше Морского и зная, кем он был до прихода на фабрику, Клавдия считала себя обязанной опекать его. Впрочем, она всех всегда опекала.
То есть как привезли? То есть как разгружайте? Иван Симонович ругался с трубкой телефона, и вызвавший Морского Сальман жестами показал, мол, подожди, сейчас договорит. У меня конец рабочего дня! не унимался директор. Ни один грузчик на ногах не стоит. Как что отмечали? Конец рабочего дня и отмечали. Будто у вас не так. Предупреждать надо было, когда везете! Что? Сами пусть и разгрузят. Да куда угодно! Оборудование? Ценные пленки на реставрацию? Ну проконтролируем, да. Никуда не денутся, ручаюсь. А завтра склад примет. Он наконец повесил трубку. Твоих рук дело? спросил Сальмана, но тот отрицательно замотал головой. Нам на дачу ехать, а тут, понимаете ли, машина пришла с оборудованием. Еще один послевоенный подарок: у этих, он кивнул на телефон, дошли руки расчистить завалы в очередном здании. Там был фашистский киноклуб. Среди прочего и для нас подарочки нашлись. Ладно, не важно, давайте поскорее все обсудим, нас с Мишей гости ждут на Донце, рыбалку затеваем, а тут Ой, извини! Он посмотрел на Морского и смутился. Раньше они были соседями по даче, и теперь вежливому Ивану Симоновичу казалось неприличным упоминать про рыбалку и тем самым подчеркивать образовавшуюся пропасть в материальном положении. Морского эти вечные извинения немного раздражали.
К делу! перевел разговор в конструктивное русло Сальман. Товарищ Морской, у меня доклад послезавтра. Не в службу, а в дружбу посмотри, вот я текст набросал. Глянь своим редакторским чутьем, может, подправить что. И спорные моменты есть, не знаю даже, не выкидывать ли. Все любят спорт, и я всегда в докладе рассказывал об успехах нашей любительской команды футболистов. А в прошлом квартале наши проиграли сборной сельскохозяйственников. Такая неприятность Были чемпионами столько времени, но вот Совсем про это не сказать нехорошо. У меня традиция уже читаю доклад по нашей теме, а потом для разрядки вворачиваю: «Теперь о спорте». Но как сказать, чтобы не афишировать проигрыш? Мы все-таки должны гордиться нашими спортсменами
Говори: «Наша команда стала экс-чемпионом». И не соврешь и, если скажешь с чувством, народ все равно воодушевится, предложил Морской и первым рассмеялся.
Говори: «Наша команда стала экс-чемпионом». И не соврешь и, если скажешь с чувством, народ все равно воодушевится, предложил Морской и первым рассмеялся.
Мы тут хохочем, хитро сощурился Сальман, а ведь это очень даже мысль! Только над интонациями надо поколдовать. Да и в целом получше выстроить всю речь. Поработаем?
Морской с интересом согласился.
Ну нет! обиделся Иван Симонович. Это еще на час! Давайте лучше мы товарища Морского командируем завтра в Главкинопрокат для помощи товарищу Сальману. Идет? Завтра в конторе на Гоголя и разберетесь. Во сколько, Миша, ты там будешь? В двенадцать, хорошо? Вот и договорились. А то затянете сейчас на полночи. Или Тут он оживился: Владимир Савельевич, может, айда с нами? У меня там э-э-э встреча будет деловая с племянником. Он ты слышал наверняка энтузиаст. Телестудию в Харькове соорудить хочет. Давно ищет толковых редакторов. Вот и поговорите.
Морской отрицательно замотал головой.
Тоже считаешь, что это гиблая затея? вздохнул Иван Симонович. Телевидение, может, и будет, только смотреть его некому. Сколько у нас, интересно, телевизионных аппаратов в городе есть? И сколько вокруг них можно разместить человек? Другое дело кинотеатр