Морской вспомнил, что недавно точно так же отказался идти завлитом к талантливым ребятам в студенческий театр. Все решили, мол, потому что мэтр не хочет в самодеятельность, а на самом деле.
Я не считаю это дело гиблым, Морской внезапно понял, что хочет быть честным. И для меня было бы очень интересно поработать. Но Мне нельзя. Сейчас любое начинание, где светится моя фамилия, будет в опале. Я себя скомпрометировал, других за собой тянуть не хочу.
Э-э! наигранно испуганно замахал руками директор и набросился на Сальмана: И ты, подлец, меня уговорил, чтоб я пустил его на фабрику? «Любое начинание», ты слышал? Всё! Нам конец! Все трое громко рассмеялись, но Иван Симонович вдруг посерьезнел: Понимаю, уважаю, благодарен. Я забываю иногда, что всё хм ну не гладко. Ты не переживай. Отсидишься у нас незаметно, пока всё у вас там прояснится, а потом уже можно будет в люди выходить. Толковые редакторы всегда нужны. Он снова повеселел: Как и контролеры ОТК, между прочим! Окрестности огласила сирена звонка, обозначающая конец рабочей смены. Всё, расходимся! Не смею больше вас задерживать, так сказать!
Морской направился к выходу.
Стоп! Я еще про анкету хотел сказать, вмешался Сальман. Это просто рекомендация, но лучше в списке языков, которые знаешь, идиш не указывай.
Я разве в первый раз анкету заполняю? Как будет выглядеть, что я забыл язык? на идиш спросил Морской, вскинув брови.
Как надо будет выглядеть, ответил Михаил и добавил тоже на идиш: Лично прочту твою анкету, чтобы убедиться, что ты язык не знаешь!
Английский тоже не писать? ехидно поинтересовался Морской. И уж тем более немецкий? Раз амнезия, то по всем, так сказать, фронтам
Немецкий нужен! вмешался Иван Симонович. Контролер должен уметь проверить титры на трофейных лентах. Мало ли что там может проявиться! Наши трофейные фильмы переводят вовсю, так что не надо этих глупых подстраховок немецкий сейчас не возбраняется! Всё! Хватит разговоров! До свидания!
Спускаясь к выходу, Морской с усмешкой думал, мол, странно, что каждое заполнение анкеты неизменно вносит нововведения в твое прошлое. Иногда позорное нововведение. Еще он, между прочим, был не уверен в ответе к пункту «Есть ли родственники за границей?». Считается ли бывшая жена родственницей? Чехословакия хоть и социалистическое, но все же зарубежье Впрочем, вряд ли кто-нибудь посторонний будет смотреть анкеты. Оно им надо? А волнительный Сальман про Ирину знать не знает, стало быть, переживать не будет.
Морской ступил на новый лестничный пролет и обалдело заморгал. Протер глаза три раза картинка не менялась. Струящиеся из окна лучи предзакатного солнца оттеняли силуэт поднимающейся по ступенькам Ирины.
А вот и вы! воскликнула она. Семь лет совместной жизни Морской с Ириной обращались друг к другу на «вы», и в этом «вы» была особенная близость. Я вас как раз ищу! Мне очень нужно рассказать вам одну тайну, она изобразила что-то вроде мимолетного книксена и замерла. Морской даже не нашелся, с чего начать расспросы. Лариса рассказала, где вы работаете, улыбнувшись, снизошла до объяснений гостья, а дамы, что выходили из ворот на проходной, как оказалось, вас прекрасно знают. Они и объяснили, куда идти внутри здания. Напугали, будто тут есть места, куда не ступала нога человека, и дали мне подробнейшие инструкции
«Только бы не Шерочка с Машерочкой!» мысленно взмолился Морской. Вечно шушукающиеся старушки-хохотушки из бухгалтерии были милы, но сплетни распространяли со скоростью, многократно превышающей скорость звука.
Тут у вас и правда знатный лабиринт! продолжила Ирина. Передадите потом этим добрым женщинам мое сердечное спасибо? У центрального входа в будке, кстати, никого не было, и в тетрадь меня не записали. Надеюсь, вы не станете сердиться за это на бедного вахтера
Старик очень ответственный, невесть зачем решил оправдать отлучку вахтера Морской, мысленно продумывая при этом, как бы незаметно увести Ирину подальше и как бы намекнуть ей, что тайны это не совсем то, что ему стоит сейчас доверять. Он проводит регулярные обходы дворовой территории. Тем более, что визитеров он сейчас не ожидает. Вот и покинул пост. Рабочий день закончен, в здании остались единицы: пара дежурящих в ночи рабочих наверху да те, кто не успел еще уйти, но убегает. Тут вам не газета, где граждан принимают до полуночи.
Вдруг наверху раздался сокрушающийся о чем-то бас Сальмана и успокаивающие интонации Клавдии. Морской, желая поскорее убраться с дороги, решительно распахнул дверцу подсобки:
Сюда, скорее! прошептал он. Здесь поговорим.
И тут же осознал, что думал убежать, а вместо этого сам дал Ирине повод полагать, что заинтересован в ее секретах.
Глава 5. Ночь, курица, фонарь, аптечка
Вслед за Ириной заскочив в подсобку, Морской ловко прикрыл дверь и лишь потом нащупал выключатель. За последний час помещение весьма преобразилось. Коробки с пленками заполонили все вокруг.
Черт! Нашли куда сгрузить! рявкнул он. Теперь не развернуться
Не чертыхайтесь! пробормотала Ирина, глядя не мигая на верхнюю часть стены. Тут святые лики
Ах это? Да, Морской уже привык к росписи и позабыл, что она производит на вновь прибывших впечатление. Под черной сеткой свисающей с потолка паутины среди обломков штукатурки проступал завораживающий, выписанный по-старинному искусно лик с нимбом. Чуть ниже на очередном облупившемся участке можно было разглядеть кисть руки, вероятно, исцеляющей больного. В основе здания лежат останки храма, пояснил Морской. До революции тут была Троицкая единоверческая церковь. Сам я с ней не сталкивался, хотя ее закрыли навсегда уже на нашей памяти в 24-м году. Но местные все помнят. Иначе как «церковный двор» прилегающую к фабрике территорию не называют. Одно время тут функционировал Дом кинокультуры. Звучало колоритно: «На сеанс в церковном дворе сегодня дьявольские цены». Ирина осторожно улыбнулась, и Морской, довольный произведенным эффектом, продолжил: В войну зданию крепко досталось. Постреволюционная внутренняя отделка местами обвалилась, а старая, как видите, навек. Он тоже засмотрелся. Любопытнейшие фрески. Жаль, афишировать нельзя. Сколько их ни замазывают, как ни скрывают, все равно кое-где проступают. Руководству головная боль, конечно. Передовое советское предприятие, и вдруг такое хм несовременное оформление. В доступных для проверок помещениях подобных упущений не допускают, а тут как видите, можно. Морской хмыкнул и тут же, без перехода, строго поинтересовался: Что вы здесь делаете?
Это у вас надо спросить! не растерялась Ирина. Вы затащили меня в эту странную келью
«Ах так? Морской опешил, но сдержался. Что ж, значит, будем делать вид, что ничего удивительного в ее визите нет».
Не келья, а гостиная, бодро сказал он, перекладывая коробки и расчищая побольше места на старой подранной софе. Присаживайтесь! Здесь, конечно, душно. Окно глухое и не открывается. Для перекуров место не годится, но чай мы тут с товарищами в перерыве попиваем Он показал на примус и достал из тайника разодранную пачку с синей этикеткой «Чай Краснодарский. Второй сорт». Раз уж почтили мое скромное место службы своим визитом, не откажитесь угоститься
Вам что, вообще не интересно, почему я к вам пришла?! с обидой прошептала бывшая жена. Такого я от вас не ожидала!
Морской страдальчески закатил глаза к потолку, но вспомнил, что у Ирины вчера убили мужа и сама она подверглась нападению, и что Галочка, конечно, не одобрила бы, начни он раздражаться.
Конечно интересно. Извините. Я думал, вам комфортней без расспросов. Он сел на шаткий табурет у двери и, подавшись вперед, приготовился слушать.
Вам что, вообще не интересно, почему я к вам пришла?! с обидой прошептала бывшая жена. Такого я от вас не ожидала!
Морской страдальчески закатил глаза к потолку, но вспомнил, что у Ирины вчера убили мужа и сама она подверглась нападению, и что Галочка, конечно, не одобрила бы, начни он раздражаться.
Конечно интересно. Извините. Я думал, вам комфортней без расспросов. Он сел на шаткий табурет у двери и, подавшись вперед, приготовился слушать.
Я пропала, сказала Ирина и с вызовом посмотрела на Владимира. Так, будто он во всем и виноват. Потом смутилась, опустила глаза и неразборчиво, но очень драматично забормотала: Столько ужасного уже случилось Мне, наверное, и сопротивляться незачем. Плыть по течению навстречу гибели даже приятно. Но я привыкла не сдаваться и вот, барахтаюсь. Хоть это и противно. И к вам пришла Думаю, вам не лишним будет знать, что меня несет прямиком на водопад.
Ирина, это просто слова! не выдержал Морской.
Да, согласилась бывшая жена, мгновенно сбавив пафос. Я ими разговариваю. А вы? Используете вместо слов что-то другое? Несколько минут они еще попререкались, и наконец она довольно четко сообщила: В кармане у Ярослава, когда его убили, кроме денег, лежали странички из моего блокнота. Их тоже украли. А сегодня утром один листок подбросили мне под дверь в номер.
Ого! Морской постарался сохранить спокойствие. Вы, конечно, рассказали про это милиции?
Нет, что вы! Это будет катастрофой. Там записи, которые мне точно не простят. Я много лет уже веду дневник. Ну, знаете, зарисовки о жизни, мысли, шутки Попав сейчас в СССР, я тоже кое-что писала.
Что-то серьезное? холодея, спросил Морской.
Не слишком. По-настоящему личного ничего. Я знала, что Ярослав может прочесть записи, и не хотела его расстраивать. Но в дневнике есть много об СССР. Что люди бедствуют. Что все напуганы и все следят за всеми. Что Клара вы ее видели, это коллега Ярослава, она с нами гуляла вчера в Изюме встретила знакомую семью. Представьте, эти люди добровольно после войны поехали в Союз, чтобы служить единственной стране, в которой, как им казалось, существует равенство и справедливость. А тут с ними обращаются как с предателями. Она шептала очень страстно, с полнейшим чувством собственной правоты, и Морскому сделалось дурно от мысли, что все то же она могла сказать кому-нибудь другому. Пустить пустили, но тут же наказали, за то, что они с детства жили в эмиграции. У них прямо на границе сразу отобрали паспорта. Главу семьи арестовали как шпиона, а дочери и жене позволили жить в Изюме. Они буквально голодают.