Свойственная позднесоветскому циническому разуму модель анекдотической деконструкции, связанная с «понижающей инверсией» (каждый из персонажей приобретает свойства, противоположные тем, что составляли основу его пафоса в мультфильме, и за счет них дискредитирует свой исходный образ), в таких байках также встречается нечасто. Персонажи здесь, по сути, представляют собой чуть более глупые версии собственных экранных воплощений. Особенно везет в этом смысле Чебурашке, который, собственно, и был создан как воплощение умилительной некомпетентности и в котором неотразимое обаяние маленького естественного существа с огромными глазами и уютной пластикой сочеталось с постоянным напоминанием о том, что это «даже не дикарь». Поэтому в анекдотах Чебурашка радуется, что к ним с Геной в огород летит атомная бомба, поскольку та дорого стоит. Общий невысокий уровень шуток «про Чебурашку» даже успел стать предметом своеобразной саморефлексии жанра в сравнении с самой, наверное, популярной, и также весьма невзыскательной серией «про Чапаева»: Попадает новенький на тот свет, ходит там, осматривается. Заходит в одну комнату, а там за круглым столом Гена с Чебурашкой в шахматы играют. Потом вдруг р-рраз (исполнитель изображает круговое движение рукой в горизонтальной плоскости), стол перевернулся вместе с ними и встал как раньше. А они нулями. «Это что такое?» «Да понимаешь, когда на земле про нас анекдот рассказывают, мы и вертимся на триста шестьдесят. Садись тоже, покатаешься». «Да нет, я лучше у вентилятора посижу, а то жарко у вас тут». (Исполнитель делает паузу и не спеша переставляет воображаемую фигуру на шахматной доске): «Да это не вентилятор. Это Петька с Василь Иванычем». Впрочем, анекдотическая традиция принципиально неоднородна, и анекдоты этой серии не исключение. Самой простой формой искажения оригинала, действующие лица которого буквально провоцируют анекдотчика на то, чтобы воспринимать их как солнечных дебилов, является наркотизация персонажей. Собственно, этот тренд можно воспринимать и как своего рода отложенную реакцию на уже упомянутую особенность мультсериала: игру на (перманентном и подспудном) ощущении когнитивного диссонанса в результате смешения базовых онтологических категорий:
Свойственная позднесоветскому циническому разуму модель анекдотической деконструкции, связанная с «понижающей инверсией» (каждый из персонажей приобретает свойства, противоположные тем, что составляли основу его пафоса в мультфильме, и за счет них дискредитирует свой исходный образ), в таких байках также встречается нечасто. Персонажи здесь, по сути, представляют собой чуть более глупые версии собственных экранных воплощений. Особенно везет в этом смысле Чебурашке, который, собственно, и был создан как воплощение умилительной некомпетентности и в котором неотразимое обаяние маленького естественного существа с огромными глазами и уютной пластикой сочеталось с постоянным напоминанием о том, что это «даже не дикарь». Поэтому в анекдотах Чебурашка радуется, что к ним с Геной в огород летит атомная бомба, поскольку та дорого стоит. Общий невысокий уровень шуток «про Чебурашку» даже успел стать предметом своеобразной саморефлексии жанра в сравнении с самой, наверное, популярной, и также весьма невзыскательной серией «про Чапаева»: Попадает новенький на тот свет, ходит там, осматривается. Заходит в одну комнату, а там за круглым столом Гена с Чебурашкой в шахматы играют. Потом вдруг р-рраз (исполнитель изображает круговое движение рукой в горизонтальной плоскости), стол перевернулся вместе с ними и встал как раньше. А они нулями. «Это что такое?» «Да понимаешь, когда на земле про нас анекдот рассказывают, мы и вертимся на триста шестьдесят. Садись тоже, покатаешься». «Да нет, я лучше у вентилятора посижу, а то жарко у вас тут». (Исполнитель делает паузу и не спеша переставляет воображаемую фигуру на шахматной доске): «Да это не вентилятор. Это Петька с Василь Иванычем». Впрочем, анекдотическая традиция принципиально неоднородна, и анекдоты этой серии не исключение. Самой простой формой искажения оригинала, действующие лица которого буквально провоцируют анекдотчика на то, чтобы воспринимать их как солнечных дебилов, является наркотизация персонажей. Собственно, этот тренд можно воспринимать и как своего рода отложенную реакцию на уже упомянутую особенность мультсериала: игру на (перманентном и подспудном) ощущении когнитивного диссонанса в результате смешения базовых онтологических категорий:
Идет Чебурашка по Дворцовой набережной и видит сидит у воды Гена, обкуренный в дупель, и еще один косяк забивает. Чебурашка подходит и говорит: «Ген, а Ген, а дай тоже дунуть». «Мал ты еще, Чебурашка, такими вещами заниматься». И раскуривает. Тут Чебурашка: «Гена, шухер, менты!» Гена кидает косяк и бултых в воду. Выныривает через пять минут: «Ну что, ушли?» «Да вроде (Исполнитель резко переключает скорость и громкость речи.) А, нет, вон, опять идут!» Гена снова ныряет. Выныривает еще через пять минут: «Ну что, ушли?» «Ушли, ушли». Гена выбирается на берег, отряхивается, начинает искать косяк. Чебурашка: «Гена, шубись, они к нам на канарейке едут!!!» Гена ныряет, выныривает через десять минут. Чебурашка, дотягивая косяк (исполнитель расплывается в блаженной улыбке и поводит головой, замедляя темп речи): «Я тащусь, зеленый, как ты ныряешь» Во второй серии мультфильма эпизод с милиционером (который пришел, чтобы выяснить, кто украл компрессор, и которому Гена сразу готов сдаться со всеми потрохами) и эпизод, где Гена несколько раз ныряет в реку, причем в последний раз надолго, следуют друг за другом.
Понятно, что наркотическое или алкогольное опьянение сообщает персонажам должную долю брутальности:
Идет по городу датый Чебурашка, а навстречу Шапокляк. Он так смотрит на нее (исполнитель медленно окидывает нетрезвым взглядом воображаемую женщину): «А что, ты неплохо сохранилась, Красная Шапочка».
Просыпается Гена с бодуна, поднимает голову: «Чебурашечка, миленький, а сбегай за пивком?» Чебурашка (исполнитель делает усталое и обиженное лицо): «Как с утра, так Чебурашечка А как с вечера прорва ушастая?» В первом анекдоте тот «перебивающий» сценарий, что возникает в пуанте, только кажется парадоксальным. Зритель моментально опознает в нем отсылку через откровенно маргинальные и криминальные наклонности самой Шапокляк не столько к сказочной, сколько к анекдотической Красной Шапочке, поскольку в представленной ситуации этот персонаж был бы вполне адекватен. Общая сексуализация сюжета также вполне законная стратегия, как в примитивном, но едва ли не самом популярном анекдоте про всех трех основных персонажей сериала:
Забегает в домик Гены Чебурашка: «Ген, Ген, Шапокляк родила!» «Ну и что?» «Что-что, своих-то я перетопил, а твои плавают».
Понижающая инверсия в анекдотах этой серии касается, как было сказано выше, прежде всего Чебурашки причем происходит это разными способами. Природная инфантильность этого персонажа может интерпретироваться как самозабвенный детский эгоизм. Напомню в этой связи, что одной из основных стратегий советской анекдотической культуры является стремление к деконструкции коллективистских установок, агрессивно навязываемых властным дискурсом.
Гуляют Гена с Чебурашкой по лесу, смотрят лежит ружье. Ну и начали они его рассматривать: Гена сверху в стволы заглядывает, а Чебурашка внизу возится с курками. Вдруг: бабах из обоих стволов! Гене полбашки снесло, лежит, ногами дергает. Чебурашка встает с земли (исполнитель делает обиженное лицо и имитирует «мимимишные» интонации мультипликационного перонажа): «Да, Ген, тебе смешно, а мне вот уши заложило».
Приходит Чебурашка к Гене, несет ящик. «Гена, а нам тут посылку из Африки прислали. С апельсинами. Всего десять штук. Так что каждому приходится по восемь». «Да ты что, Чебурашка, если десять разделить на двоих, получится по пять». «Не знаю, что у тебя было по арифметике, но свои восемь я уже сожрал».
Примечательно, что эта серия никак не реагирует на тот заряд социальной критики, который есть в мультсериале. В лентах Романа Качанова продавцы обвешивают покупателей, строительные рабочие забивают козла, вместо того чтобы срочно приводить в порядок школу (завтра 1 сентября), директор завода загрязнял, загрязняет и будет загрязнять близлежащую речку, туристы проявляют чудеса экологической несознательности, а носильщик на вокзале требует денег за то, что позволил Гене прокатить себя на тележке для багажа, но в анекдотах про Чебурашку и Крокодила Гену социально-критический заряд отсутствует напрочь. Даже в тех случаях, когда анекдот «вспоминает» эпизод из мультфильма, в котором присутствовала эта тема, он обходит ее стороной, работая с другими ее элементами. Так, в самом начале первой ленты, снятой в 1969 году, Чебурашка оказывается в магазине «Фрукты-овощи», где продавец долго и демонстративно жульничает перед камерой с весами, а после еще и крадет самый большой апельсин прежде чем вскрыть очередной ящик и обнаружить там Чебурашку. А вот анекдот, вполне очевидным образом отсылающий именно к этой сцене:
Заходит Чебурашка в овощной магазин и спрашивает: «А у вас пипильсины есть?» Продавец ему (исполнитель имитирует манеру киношного резонера): «Неправильно так говорить. Нет такого фрукта. Он называется апельсин. Ты меня понял?» «Понял». На следующий день заходит снова: «А у вас пипильсины есть?» Продавец: «Я же тебе вчера уже объяснял: нет такого слова. Апельсины! Понял?» «Понял». Еще через день: «А у вас пипильсины есть?» Продавец (исполнитель изображает взбешенную воспитательницу детского садика): «Еще раз так скажешь, приколочу тебя за уши над дверью вместо вывески!» Чебурашка (исполнитель продолжает говорить все с той же ровной детской интонацией, изображая на лице полную невинность): «Я больше не буду. А у вас молоток есть?» «Нет». «А гвозди?» «Нет». (Исполнитель доводит невинное выражение лица до состояния карикатуры): «А пипильсины?»
Объяснить подчеркнутое дистанцирование анекдота от уже готового критического материала при общем негативном настрое, с которым анекдотическая традиция реагировала на советскую социальность, и при обычном нежелании считаться с какими бы то ни было условностями можно двумя способами. Если верно предположение о том, что значительная часть анекдотов из этой серии рождалась в детской среде, то на соответствующий месседж «авторы» анекдотов могли просто-напросто не обратить внимания, поскольку он исходно был адресован не им, а их родителям. Однако мне представляется более вероятным другой вариант объяснения впрочем, не исключающий первого. Осуждение и высмеивание профессионалов, плохо справляющихся со своими обязанностями, это устойчивая еще со времен сталинского кинематографа норма советской сатиры, имитирующей социальную критику при строгом (и осознаваемом на всех уровнях общества) запрете на любую форму критического высказывания в адрес реальных властных инстанций и конкретных функционеров[66]. Позднесоветский зритель мог просто отказаться реагировать на этот месседж, кокетливо зашитый в нарочито детское зрелище: это было попросту не смешно, а обыгрывать подобные сюжеты в анекдоте неинтересно.