Одним движением проводила кисточкой по ресницам, поспешно и неровно мазнув помадой по губам, говорила:
Достаточно. И так сойдет. И грустно добавляла: Да кому я нужна?
В прихожей, натягивая пальто или плащ, поглядывала на себя в зеркало. И опять тяжело вздыхала полная, раскисшая тетка с плохо прокрашенными и отросшими светлыми волосами, морщинами под усталыми глазами и недовольно поджатыми, скорбными губами. Вечная печаль на лице, вечная озабоченность. Глаза потухшие, уголки губ опустились
А ведь всего сорок пять! И где там про ягодку? Где? Помятая слива, подгнившее яблоко Сморщенный апельсин.
Нет, первый день был хорош и спокоен и снова мечталось о пенсии. Она валялась на диване, иногда проходилась по квартире с тряпкой в руках и снова ложилась: а пошло все к чертям! Кому нужна вся эта чистота, этот порядок Никому. И ей в том числе. Смотрела по телевизору все подряд новости, сериалы, ток-шоу. Пила чай, грызла яблоко. К вечеру, покрякивая, вставала и шла на кухню. Открывала дверцу холодильника и долго смотрела внутрь. Сварить щи или гороховый? Да ну его, этот суп. Похлебаю в больнице. Сделать котлеты или рагу? А для кого? Для кого стараться? Неохота готовить. Совсем неохота. А раньше она любила. Когда с мамой жила и с сыном. Борщи варила, мясо тушила, блинчики пекла. Петька любил мясные, а мама творожные. Пельмени лепила, вареники. Капусту на зиму квасила огромный трехведерный бак. Петька сидел рядом и выпрашивал кочерыжки. Варенье варила, огурцы закрывала, компоты. Всегда в воскресенье открывали компот вишневый, сливовый, грушевый.
Густые у нее были компоты мама говорила: «Компот что варенье». Петька разбавлял компот водой.
А сейчас Кому, для чего Ей не надо. Она грустно вздохнула и вытащила из морозилки пельмени.
Поставила на плиту кастрюлю с водой и стала ждать у окна. Во дворе гуляли мамки с колясками, на лавочке у подъезда сидели старушки.
Когда-то и она так с маленьким Петькой, с соседками Катали коляски по кругу, как лошади в цирке. А мама сидела на лавочке, сплетничала с подружками.
Ни Петьки, ни мамы одна. И будет вот есть сейчас свои пельмени и сглатывать слезы.
Нет, хорошо, что завтра еще один день, а потом на работу. И слава богу! Какая там пенсия с ума на ней стряхнешься. Присесть со старушками рядом на лавочке? Обсуждать молодежь? И снова ползти к телевизору? Бр-р-р! Господи, какое же счастье, что есть работа. И она на хорошем счету. И с девочками у нее отношения чудные, и с руководством. И больные на нее не жалуются Галя да Галя, Галина А некоторые Галюша или Галиночка.
Слава богу, что послезавтра туда. Встанет, не переломится. Доползет. Жаль, что больница так далеко. Ох, добираться! Потому и остается она ночевать в ту ночь, что между сменами.
Поплакала, съела пельмени, полив их сметаной, и побрела в свою спальню. Счастье, между прочим. Кровать, ночничок, журнальчик рядом на тумбочке. Спите, Галина Михална! Спите и не грустите. И оглянитесь вокруг вон сколько горя и сколько несчастий. В больнице небось работаете. Сами все видите. Так что не гневите Создателя. Помолитесь и спите. Приятного сна!
Квартира есть, денег на скромную жизнь хватает вон, на мутон свой накопите, и будет вам счастье.
Работа есть, ноги носят. А что до женского счастья так и тут вы не одна. Сколько женщин, ваших ровесниц. И помоложе. Куда моложе! И где оно, это женское счастье? Кто его видел?
Утром, на обходе, к Любочкину подошел лечащий врач.
Как настроение? поинтересовался он бодренько. Как спалось-елось?
Любочкин глянул на него и отвернулся. Буркнул:
Отлично. Так отлично, что жить не хочется
Что так? совсем развеселился тот. Какие-то проблемы?
Лично у меня никаких, ответил Любочкин на его глупость. Может, у вас?
Лечащий похлопал его по руке. Фамильярно похлопал, как дурачка.
Все будет отлично, Николай Анализы у вас неплохие, вот сейчас капельничку новую вам назначу, витаминчики продолжим, потом кардиограммку повторную забацаем и по домам! Через недельку, дней десять
Бацайте, хмыкнул Любочкин, вам-то чего А мне Пофиг мне, что вы там «бацаете». По барабану, понятно?
Врач развел руками:
Ну, так же нельзя! Надо с подъемом, с настроением надо! С позитивом и настроем, так сказать. На выздоровление!
Ага, буркнул Любочкин, как прикажете. Щас поднимусь и гопак вам станцую!
Врач вздохнул, покачал головой и повернулся к соседу Любочкина.
Галя огромным половником помешивала в ведре горячий геркулес. Плюхнула ведро на тележку, туда же тазик с хлебом и миску с нарезанным кубиками сливочным маслом. Лоток с сыром, поднос с омлетом. Сглотнула слюну: кашу больничную сладкую, густую она любила. А еще и хлеб с маслом, горячее какао ох, красота! Подумала: быстренько все разнесет, раздаст и к себе, завтракать. Подойдут и девчонки-медсестры. За свежим хлебом кашу они не едят, берегут фигуры. Правильно, молодость куда кашей напихиваться! Они у себя, в сестринской, кофеек заварят, колбаски нарежут. Подойдет врач, Илья Матвеич, тот пожилой и к тому же язвенник. Кашу он никогда не пропускает. А заведующему, Виктору Владимировичу, Галина сама отнесет омлет, бутерброд с сыром, какао.
Он будет ее благодарить за заботу и очень стесняться. Человек он хороший и многодетный отец. Всем его жалко, а ей, Гале, жальче всех.
Знает, что дома позавтракать он не успевает двух девчонок отвезти в школу, а пацана в детский сад.
Она толкнула дверь в палату и громко объявила:
Мальчики, завтрак!
Все оживились и стали протягивать ей тарелки. Только Любочкин не повернулся как вперился в стену, так и лежал.
Она подошла к его постели. Потрогала за плечо.
Э, молодой человек! Просыпайтесь! Каша вот стынет, какао, омлет!
Любочкин повернулся и увидел ее хорошую женщину и доброго человека.
Лицо его просветлело, и он сел на кровать.
Она толкнула дверь в палату и громко объявила:
Мальчики, завтрак!
Все оживились и стали протягивать ей тарелки. Только Любочкин не повернулся как вперился в стену, так и лежал.
Она подошла к его постели. Потрогала за плечо.
Э, молодой человек! Просыпайтесь! Каша вот стынет, какао, омлет!
Любочкин повернулся и увидел ее хорошую женщину и доброго человека.
Лицо его просветлело, и он сел на кровать.
Она улыбнулась ему, чуть зарумянилась и, оглянувшись, положила на хлеб два куска масла и два куска сыру.
Ешь, шепнула она, сил набирайся!
Любочкин молча и растерянно кивнул и долго смотрел ей вслед, на уже закрытую дверь.
Потом спохватился, быстро съел кашу, которую категорически не ел никогда в жизни, проглотил квадратик омлета, два бутерброда и чашку уже остывшего какао.
И все это показалось ему таким вкусным, словно позавтракал он не в больнице, а в ресторане «Прага», к примеру, в котором не был, разумеется, никогда. За всю свою дурацкую и бестолковую жизнь. Не был, но слышал.
Столичный все-таки житель.
Вошла медсестра со штативом.
Капельница, Любочкин. Давайте руку! строго сказала она.
Он живо протянул ей руку и хохотнул:
С чем капельница, кудесница?
Шутку медсестра не подхватила, а посмотрела на него с осуждением.
Со спиртом, больной. Устраивает?
Лучше б с шампанским! продолжал острить Любочкин.
Медсестра тяжело вздохнула и не ответила. Презирала, похоже.
На обед был гороховый суп и котлета с пюре. Галина ему улыбнулась и положила котлету побольше. И пюре шмякнула от души.
Киселю кому? Добавки? спросила она, и все разом протянули стаканы.
Она подошла к Любочкину и налила ему первому. Он крякнул от удовольствия и дотронулся до ее руки.
Спасибо! мелодично и тихо почти пропел он. Спасибо, Галинушка!
Галя вздрогнула, покраснела и быстро от него отвернулась.
А он, победно оглядев сопалатников, сытно крякнул и отвернулся к стене. Только вслух объявил:
После сытного обеда, по закону Архимеда
И уснул. Чего ж не уснуть, если сыт, в тепле и вполне себе в хорошем настроении!
Вечером, после отбоя, он, обернувшись простыней, осторожно вышел в коридор и на цыпочках подошел к буфетной. Дверь была приоткрыта, но он постучал.
Галя сидела за столом и отгадывала кроссворд.
Помощь нужна? игриво спросил Любочкин. Я в этом деле Мастак.
Галина зарумянилась и кивнула.
Он присел напротив, подперев голову ладонями.
Ну, что там у нас? В чем, как говорится, заминка?
Слово из пяти букв Не знаю, честно призналась она.
Он почесал затылок.
Так, значит
Помолчали.
Чаю Хотите? тихо спросила она. С ватрушками.
Дело! важно кивнул Любочкин. А слово это
Она глянула в журнал, карандашом вписала слово и удивилась:
Верно! А вы Такой молодец!
Любочкин махнул рукой:
Да что там. Кроссворд, великое дело!
Ну, не скажите, вздохнула она. Говорят, что хорошо развивает память.
Потом они пили чай сначала молча, стесняясь и все не решаясь начать беседу. А потом понеслось. Вдруг она стала рассказывать про себя, про сына, про внучку и про сноху. Про огород и цветы, которые она так любит, георгины, левкои, флоксы. Потом стали говорить про грибы и обрадовались, что оба заядлые грибники. Потом она вдруг вздохнула:
Сто лет в лесу не была Одной страшновато, а не с кем
Да сходим! торопливо заверил Любочкин, небрежно махнув рукой.
Она вздрогнула от волнения, опять покраснела и вытянулась в струну, не решаясь переспросить или уточнить: а когда? Когда, собственно, сходим?
А он уже болтал про рыбалку, про дружка Ваську и «во-от таких сомов! В метр длиной. Веришь?».
Она верила. Кивала и верила. Всему верила и про грибы, и про сомов.
Потом опять говорили про маму, отца, про его родню. Она рассказывала что-то про маленького Петьку, а он про свою дочку Дашу, хвастаясь, что он уже дед и внука его зовут Дениской. Шикарный пацан. Умнейший!
Она подхватывала про внучку красавица, умница.
Вся, короче, в тебя, хохотал Любочкин, вылитая, короче!
А она опять краснела и говорила:
Да ну, скажешь вот тоже! А потом осторожно спросила: Коля Ты меня извини. Ради бога. Но что ты в трусах? В простыне, в смысле? Без спортивного?
Он помолчал, а потом ответил:
Честно сказать, неохота просить. Дашка, дочка, с малым. Он приболел чего-то. А бывшую Неохота вот, понимаешь? Недобрая она, злая Вредная, короче, дамочка.
Галя кивнула.
И таких видали. Но ты Не расстраивайся. Мало ли чего в жизни бывает Наладится может неуверенно добавила она.
Любочкин посмотрел на нее с интересом. Этаким мужским взглядом окинул ее. По лицу пробежался, по шее и по плечам. Притормозил на груди и вздохнул: