Сирило завозился, устраиваясь поудобнее, затем жестом попросил внука помочь. Нахмурившись, Мартин подложил еще одну подушку под спину старика.
Так все же, продолжил он, надеясь, что старик соизволит ответить.
Сирило казался раздраженным, но все равно заговорил.
Я был никем, без всяких перспектив, жил как мог, в чужие дела не лез, но однажды ко мне пришла эта женщина. Она была прекрасна, и она сказала, что я родился в подходящий день подходящего месяца.
Подходящего для чего?
Для магии. Чтобы поймать бога в ловушку.
И ты согласился?
Не сразу. Сначала я подумал, что она безумная. Но потом они пришли всей компанией. Пара колдунов братья Завала. И, конечно, Вукуб-Каме. Они плели интриги против Повелителя Шибальбы.
И что дальше? спросил Мартин.
А ты как думаешь? Я сыграл свою роль. Она была проста. Мне нужно было послужить наживкой, а они разобрались со всем остальным. Отрубили ему голову, засунули тело в ящик, старик дважды щелкнул пальцами. Налей мне еще.
Мартин подчинился, встал и наполнил дедушкин бокал.
Но зачем им было оставлять сундук у тебя? Здесь? в Уукумиле?
Вукуб-Каме, пусть простит, что я называю его имя, не мог забрать сундук с собой. Хун-Каме был Владыкой Шибальбы, и земля его мать. Так что закопать его было невозможно. Срединные земли совсем другое. Сундук должен был оставаться на поверхности.
Сирило смочил губы бренди и продолжил:
Он мог бы отдать сундук одному из помощников, но не стал бог доверил его мне. Уукумиле тихий городок, и я думал, что здесь сундук в полной безопасности. Так и было, если б не твоя кузина.
Но ты мог бы позаботиться о сундуке получше, заметил Мартин.
На мгновение ему показалось, что дед сейчас встанет с кровати и отдубасит его тростью, как делал в детстве. А что, он на такое способен. Но вместо этого старик лишь сердито взглянул на него.
Я сделал все, что мог. Первые два года я спал с дробовиком у кровати, на случай, если кто-то вломится ночью. Я все время следил за этой чертовой штукой. Годы, однако, шли, и стало очевидно, что никто не собирается приходить за сундуком.
Дед со стуком поставил бокал на тумбочку, словно это была дешевая кружка из грубой глины.
Новый Повелитель наведывался ко мне на протяжении первых пары лет. Не знаю, позлорадствовать или еще за чем. Но потом он перестал навещать меня, и через какое-то время ну, лет через десять я начал думать, что мне все это приснилось.
Приснилось, повторил Мартин.
Да, я так и сказал. И я ни разу не открывал этот чертов сундук, так что не мог освежить свою память.
Может, лучше было открыть?
О некоторых вещах лучше не знать, и к тому же это больше не имело значения. Настоящее Фальшивое Моя жизнь была такой, какой была.
Мартин, несмотря на то, что его воображение было весьма ограничено, понял деда. Стоит себе сундук и стоит чего любопытствовать? Его интересовало другое:
На что ты обменял свою помощь?
А ты как думаешь? Сирило обвел рукой пространство. Все вот это. Я был никем, и вдруг получил всё.
Мог бы и мне рассказать.
Рассказать? О том, что я поверил в колдовство и даже поучаствовал во всем этом? Знаю я вас, гадюк, вы поймали бы меня на этом.
Мартин подумал о своих тетках и отце. Действительно, они могли бы засадить Сирило в дом умалишенных, появись такой шанс. Его отец был мягким и послушным, но он никогда не ладил со стариком. Что касается сестер Мартина, их мужей и целой своры кузин, то все они готовы были перегрызть друг другу горло, а уж Сирило тем более. Помрет получат наследство.
Ну, сказал он, ничего хорошо из твоего молчания не вышло. Из-за этой предательницы. Ты приблизил ее, пускал в свою комнату, а она даже не настоящая Лейва.
Именно поэтому у нее и был доступ в комнату. Думаешь, я мог бы доверить заботу о себе такому беспечному шалопаю, как ты, Мартин? усмехнулся старик. Но сейчас ты должен собраться. Семья нуждается в тебе, спасай ее.
Я готов, ответил Мартин.
Только постарайся не испорть все, как обычно.
Мартину не понравился взгляд, которым одарил его дед. Старик не испытывал к нему добрых чувств, что совсем не удивительно этой развалине не угодишь. Но почему он судит его так строго?
А что я испортил? Я всегда делал так, как ты говорил, запротестовал Мартин.
Послушай, мальчик, Сирило потянулся за тростью, стоявшей в изголовье, и с силой ударил ею о пол. Мартин вздрогнул. Ты можешь считать, что я жесток или груб, но ты не знаешь его.
Мартин вспомнил Вукуб-Каме. Когда дед разбудил его и приказал одеваться, объяснив, что у них божественный гость, он решил, что старик сошел с ума. Сирило прав, такие откровения могут довести до сумасшедшего дома. Но один взгляд на этого незнакомца, и пришлось признать, что у человека не может быть ни таких глаз, ни таких волос. Да и комната словно мерцала от силы, исходившей от него.
С ним твои дурачества не пройдут. Ты должен служить ему, и служить хорошо. Низко кланяйся, правильно обращайся, льсти и прежде всего делай, как он велит, чтобы нас всех не прокляли.
Прокляли?
Да. Что, по-твоему, будет, если Вукуб-Каме потерпит поражение, если его брат вернет трон? Хочешь быть нищим, вымаливающим монеты по углам? Или, хуже того, служить Кассиопее? Представь, что будет, если Хун-Каме наградит ее и накажет нас.
Мартин запаниковал при мысли, что кузина вернется в Уукумиле и в отместку за старое выбросит все его дорогие ботинки, все его ремни с серебряными пряжками и даже, о боже, серебряный портсигар.
Ладно, ладно, сказал он, нервно проводя рукой по волосам. Тогда расскажи, как мне обращаться к нему, и все остальное, что ты знаешь.
Не выпуская трости, Сирило начал наставления.
Глава 8
Каждый штат, а иногда каждый город зарабатывает себе определенную репутацию. Жители Мехико высокомерные и грубые. В Халиско живут храбрецы, а жители Веракруса веселые и жизнерадостные. Реальность и слухи не всегда совпадают, но Веракрус действительно был счастливым городом. В 1925 году, то есть двумя годами ранее, местные власти впервые устроили тут Карнавал.
О, карнавалы проводили и раньше, несмотря на недовольство Церкви. Но то было нерегулярное событие. Спонтанное раз, и провели. Но теперь все было по-другому. Теперь Карнавал взяли под свое крыло общественные деятели, которые усмотрели в нем возможность привить полезные постреволюционные ценности. Газеты наперебой писали, что это праздник для «всех социальных классов», а заодно превозносили красоту женщин, «наполненную мягкостью и тихой грацией». Раньше тех, кто любил потанцевать, называли проститутками и показывали на них пальцем, а теперь женщины выходили на улицы с плакатами, протестуя против цен на аренду жилья. Профсоюзы были заняты агитацией рабочих, и вместе они поднимали шумиху, если что-то было не так. Но Карнавал сгладил все различия, объединил людей, порадовав организаторов. И что важнее всего, на нем можно было заработать деньги.
Кассиопея и Хун-Каме прибыли в Веракрус за день до Карнавала. Это значило, что отели трещали по швам и было трудно найти приличные номера. Пораспрашивав тут и там, они смогли отыскать готовый принять их пансион, но тот был в весьма запущенном состоянии.
У меня есть две комнаты, а так как я не вижу колец на ваших пальцах, думаю, это именно то, что вам нужно, хозяйка пансиона ядовито прищурилась. У нас достойное заведение, и я не позволю
У меня есть две комнаты, а так как я не вижу колец на ваших пальцах, думаю, это именно то, что вам нужно, хозяйка пансиона ядовито прищурилась. У нас достойное заведение, и я не позволю
Все в порядке. Это мой брат, перебила ее Кассиопея. Мы приехали из Мериды посмотреть на Карнавал и походить по магазинам.
Под тенью от шляпы было трудно рассмотреть черты лица Хун-Каме, а врала Кассиопея всегда с легкостью.
Дверь моего пансиона закрывается в одиннадцать. Мне плевать, что снаружи все веселятся, придете позже, будете спать на улице, сказала им женщина и повела за собой.
Комнатушки были убогие, и хозяйка заломила за них слишком много, но Кассиопея знала, что нет смысла протестовать. Она поставила чемодан у кровати и посмотрела на изображение Девы Марии единственное украшение стен. Обычно она крестилась, но сейчас, подумав о Хун-Каме, решила не делать этого.
Девушка вышла и постучалась в дверь Хун-Каме. Ей хотелось посмотреть этот Villa Rica de la Vera Cruz[14]. Уж сколько перенес этот город! На него нападал Фрэнсис Дрейк, его обворовывали французы, а потом захватили американцы. Веракрус пережил бесчинства испанских конкистадоров, британских флибустьеров, французских солдат и американских моряков. Возможно, именно поэтому его жители были такими спокойными они уже ко всему привыкли. Одевались в гуаябера[15] и смеялись всю ночь напролет под музыку арфы и рекинто[16]. Когда война столько раз стучала в двери, что тебе может помешать?
Кассиопея и Хун-Каме отправились обедать. Здесь было множество ресторанов, предлагающих изысканные блюда из морепродуктов, но Хун-Каме избегал людных мест. В итоге они набрели на кафе в боковой улочке, где посетители курили крепкие сигареты и пили темный кофе. Это, конечно, было не то место, где можно плотно перекусить: кофе здесь наливали из чайника, а к нему предлагали сладкий хлеб. Чтобы подозвать официантку, нужно было постучать ложкой о стакан, и тот наполнялся кофе, к которому приносили исходящее паром молоко. Гурманы могли полакомиться café de olla[17], сладким из-за piloncillo паточного сахара.
Кассиопея, подражая другим клиентам, постучала по стакану и заказала хлеб и кофе для них обоих, хотя ее компаньон мог бы и не есть.
Хун-Каме снял шляпу, и девушка отметила, что ее спутник обзавелся черной повязкой, закрывающей пустую глазницу. Она помешала кофе, а он задумчиво провел пальцем по краю стакана. Стол, за которым они сидели, был так мал, что если бы девушка сдвинулась чуть вперед, она бы врезалась локтем в его руку. Столики побольше заняли любители домино.
Как мы найдем этого мамлаба? Кто он? спросила Кассиопея.
Народ уастеков родственники майя, и их боги мои кузены. Мамлабы это не один бог, а несколько. Один бог мам. Мамлабы живут в горах, целыми днями играют на музыкальных инструментах, пьют и занимаются любовью с женами-лягушками. Но некоторые из них приходят в город, чтобы поучаствовать в праздниках и соблазнить девушек. И один из них, самый младший, наглее остальных. У этого моего кузена и находится мое ухо.