Ночь бы удалась, если б я смог испробовать сладость твой красотки. Позволишь ей потанцевать со мной? Он подмигнул Кассиопее. Как же мне нравятся смертные женщины! Раз мы снова друзья, братец, дай мне погреться рядом с ней, после такого колотуна, знаешь ли
Я сейчас дам тебе пощечину, прервала его тираду Кассиопея.
Иногда я не против хорошей пощечины, иди ко мне, крошка
Поищи развлечений в другом месте, сухо заметил Хун-Каме. И извинись перед леди за грубость.
Ах, какие мы чувствительные! Я просто пытался быть дружелюбным, но если не вышло, я, пожалуй, пойду. Нет смысла оскорблять Смерть и его хм, прислужницу. Приношу извинения, мисс. Всего хорошего, братец.
Мам закурил и, посмеиваясь, направился по переулку к шумной толпе, вскоре он исчез из виду.
Спасибо, сказала Кассиопея Хун-Каме.
Напрасно ты благодаришь меня за такие мелочи.
Кассиопея кивнула. Действительно, мелочь. Он заступился за нее, потому что она была ему нужна. Тем не менее ей было приятно. Никто никогда не защищал ее, и она не могла не испытывать благодарность. Она снова забыла про его истинную природу и видела в нем мужчину.
Леди Тун, прошу пойти со мной, нам нужно поработать, сказал Хун-Каме, увлекая ее за собой.
Поработать над чем?
Теперь, когда я вернул ухо, я слышу голос психопомпа[20]. Давай найдем подходящий перекресток.
Не понимаю, о чем ты.
Увидишь, сказал он.
Глава 10
Они уходили все дальше от центра города, и людей становилось все меньше. Дома по обеим сторонам улицы стояли тихие, как надгробия на кладбище. Белый костюм Кассиопеи отражал свет луны, а черный костюм ее спутника сливался с темнотой, лишь серебро искрилось.
Дома закончились, и теперь они шли по узкой тропинке. Кассиопея взглянула на небо, ища Шаман Эк, звезду, которую европейцы зовут Полярной. Она была символом бога с головой обезьяны, которому на обочинах дорог оставляют в качестве дара смолу копайского дерева. Покосившись на Хун-Каме, девушка подумала, что этот обезьяноголовый бог и правда существует, хотя в церкви им говорили, что все это глупости.
Мимо пролетел мотылек, и Хун-Каме протянул руку, словно бы подзывая его. Мотылек сел на его ладонь. Закрыв ее, бог раздавил насекомое, затем высыпал сероватую пыль на землю. Он произнес несколько слов, которые Кассиопея не поняла. Это был странный язык, видно, очень старый. С того места, куда упала пыль, начал подниматься дым, как будто зажгли жаровню. Дым принял форму собаки, потом человека, потом птицы, потом Кассиопея пыталась распознать фигуру, но не смогла.
Мимо пролетел мотылек, и Хун-Каме протянул руку, словно бы подзывая его. Мотылек сел на его ладонь. Закрыв ее, бог раздавил насекомое, затем высыпал сероватую пыль на землю. Он произнес несколько слов, которые Кассиопея не поняла. Это был странный язык, видно, очень старый. С того места, куда упала пыль, начал подниматься дым, как будто зажгли жаровню. Дым принял форму собаки, потом человека, потом птицы, потом Кассиопея пыталась распознать фигуру, но не смогла.
Приветствую тебя и благодарю, что ответил на зов, сказал Хун-Каме. Ты знаешь меня?
Принц Беззвездной ночи, Первый сын Шибальбы. Ты бог без трона. Я знаю тебя, голос был низкий и напоминал тлеющий огонь.
Тогда ты понимаешь, что должен следовать моему приказу, высокомерно сказал Хун-Каме, прижимая руку к груди. Я хочу знать, где прячется то, что принадлежит мне.
Я задолжал тебе три ответа, три и дам.
Дым поднялся и навис над ними. Кассиопея увидела два черных глаза, смотревших на нее, и перестала дышать.
Голос снова зазвучал:
Город на озере, Теночтитлан. Глубоко в засушливых пустошах, Эль-Пасо-дель-Норте
Молчание.
Где еще? потребовал Хун-Каме.
В Нижней Калифорнии, неохотно сказал голос. Терра Бланка, Белая Земля у моря Ты найдешь свою судьбу, Повелитель Шибальбы, но также и свой рок, потому что твой брат хитрее и сильнее, чем ты думаешь.
Не читай мне нотаций, ответил бог.
Я говорю правду, а дальше как сам знаешь.
У кого находится то, что принадлежит мне?
Спроси об этом призраков или колдунов, о Повелитель. Я дал тебе три ответа и предупреждение, а большего даже такой бог, как ты, потребовать от меня не может.
Тогда я отпускаю тебя.
Дым заколебался, просочился в землю, как просачиваются дождевые капли, и исчез. Ночь вокруг дрожала, словно прощаясь с призраком.
Ты слышала, куда нам направляться, сказал девушке Хун-Каме. Завтра едем в Мехико.
Они вернулись в пансион. Было поздно, и дверь уже заперли, но Хун-Каме без труда открыл ее. Кассиопея, вымотанная событиями ночи, не раздеваясь упала на кровать и крепко заснула.
На следующий день они сели на поезд в Мехико, город, поглотивший Теночтитлан. Поезд был вечерним, и Кассиопея не могла полюбоваться пейзажем. Хотя чем там любоваться болота, кустарники и ряды пальм. Изредка мелькали селения хижины с бамбуковыми стенами, между которыми полоскалось белье, развешенное на просушку.
Кассиопея всего этого не видела, но все равно оглядывалась по сторонам. Поезд был ей в диковинку, это было ее первое такое путешествие. Казалось, что она находится в чреве металлического зверя, как Иона, проглоченный китом. Она вспомнила картинку из Библии бородатый мужчина, которого проглотил кит, выглядел удивленным. Теперь она сочувствовала ему.
Они с Хун-Каме делили купе. Купе было такое маленькое, что все пространство занимали вытянутые ноги бога. Но Кассиопее они не мешали; пристроившись у окна, она вглядывалась в темноту и вслушивалась в себя.
Ты можешь разговаривать с призраками? нарушила она тишину.
Как ты могла заметить, да.
А ты можешь поговорить с моим отцом? Он умер, когда я была маленькой.
Хун-Каме равнодушно посмотрел на нее.
Обычно призраки держатся вместе, и я не смогу вызвать одну душу. К тому же, возможно, твой отец не призрак. Не все умершие привязаны к этой Земле как планете. Если твой отец ушел мирно, то он мог покинуть ее.
Он в Шибальбе? не поняла Кассиопея.
Большинство смертных давно перестали молиться богам Шибальбы, а поскольку их вера превратилась в известь, они больше не могут ходить по нашим дорогам. Нет, твой отец не мой подданный.
Мгновением раньше она поверила, что сможет увидеть лицо папы, услышать его голос. Разочарованная, девушка снова отвернулась к окну.
Думаю, это к лучшему, вздохнула она.
Что ты имеешь в виду?
Как я слышала, Шибальба ужасное место. Там Река крови, Дом летучих мышей, Дом мрака Я бы не хотела, чтобы мой отец оказался там. Она сделал паузу и постучала пальцем по стеклу. Одна история говорит, что вас убивают Герои-близнецы, но вот ты здесь. Хотелось бы знать, что правда, а что нет. Может, в вашей Шибальбе не так уж плохо.
Смертные любят рассказывать истории, но далеко не всегда говорят правду, презрительно заметил Хун-Каме. Он снял соломенную шляпу и рассматривал ее, осторожно касаясь волокон.
Смертные любят рассказывать истории, но далеко не всегда говорят правду, презрительно заметил Хун-Каме. Он снял соломенную шляпу и рассматривал ее, осторожно касаясь волокон.
Но какова Шибальба? Что в истории правдиво?
Похоже, шляпа интересовала бога куда больше, чем ее вопрос, и девушка почти отчаялась услышать что-либо, но тут он заговорил сдержанным, лишенным эмоций голосом.
В Шибальбу ведет Черная дорога, и в самом сердце стоит мой дворец. Его можно сравнить с драгоценным камнем в короне ваших королей. В нем столько же комнат, как дней в году, и даже больше. Другие дворцы такие же красивые, ни одно человеческое строение не сравнится с ними.
Он наклонился вперед, лицо немного оживилось.
Лестницы моего дворца ведут к каскаду прудов с сине-зелеными водами, в этих водах плавают самые странные, самые необычные рыбы. Они все слепые, но прекрасные, каждая из них горит, как светлячок. Вокруг прудов стоят деревья, похожие на сейбу, но кора у них серебряная, как и плоды, и в темноте они тоже светятся.
Ты скучаешь по Шибальбе? спросила Кассиопея, услышавшая тоску в его словах. Само королевство, каким он его нарисовал, показалось ей совсем не таким мрачным местом, как рассказывали.
Там мой дом, ответил он.
Дом У него есть дом. А где ее дом, она не смогла бы сказать. Она была Лейва, но не была членом семьи. Уукумиле казался ей удушающим. Хун-Каме точно знает, куда хочет попасть, а она она точно знала, что не хочет возвращаться в Уукумиле. Что она станет делать, когда Хун-Каме вернет пропавшие части тела и она ему больше не понадобится?
Как ты себя чувствуешь? Ухо? Кассиопея коснулась своего уха.
Что? посмотрел он на нее.
Тебе больно?
Нет.
А моя рука иногда болит, призналась девушка.
Дай посмотрю.
Сейчас не болит, пояснила она. Но вчера да.
Хун-Каме все-таки взял ее руку, хотя там не на что было смотреть. Но, возможно, он видел осколок кости, спрятавшийся под кожей.
Если снова заболит, скажи мне, попросил он.
Девушка подняла голову и уставилась на бога, на черную повязку, закрывающую пустую глазницу.
Скажи, а у тебя болит то место, где нет глаза?
Его отсутствие беспокоит меня, но это не боль.
Мне тебя жаль, тихо произнесла Кассиопея.
Бог все еще держал ее за руку, и она слегка сжала прохладные пальцы. Она не ждала, что он скажет «спасибо», но никак не ожидала такой реакции:
Почему ты касаешься меня? спросил он, нахмурившись.
О Ну это ты коснулся меня.
Нет, вот только что.
Прости.
Кассиопея и не думала, что прикосновение может оскорбить, в конце концов, он столько раз клал ей руку на плечо.
Попыталась забрать руку, но он не отпустил. Какая-то игра в перетягивание каната.
Можешь отпустить, сказала она. Я не знала
Какая дерзость.
Продолжай сжимать мою руку и одновременно делать замечания, вот тогда и познаешь настоящую дерзость, огрызнулась девушка.
Хун-Каме неожиданно засмеялся и отпустил ее. Громкий смех заметался по купе, как испуганная птица. Кассиопея вздрогнула она впервые слышала его смех.
Что тебя рассмешило? спросила она.
Ты такая смешная. Как игривая обезьянка.
Он точно не хотел ее оскорбить звучало как проявление нежности, но Кассиопее все равно не понравилось. Однако дулась она недолго на что тут дуться, ну, подумаешь, сравнили с обезьянкой, не с гориллой же.
В купе снова повисла тишина, и девушка почти забыла о его присутствии, когда бог внезапно заговорил.
Что ты там видишь в окне? спросил он.
Звезды, ответила Кассиопея. Сегодня их там тысячи, тысячи тысяч.
Их тысячи каждую ночь.
Возможно, прошептала она, опустила голову на руку и стала мысленно перечислять названия звезд и созвездий, как делала в детстве перед сном. Потом легла на верхнюю полку и сама не заметила, как заснула.