Они шли по бурлящим улицам. Отовсюду лились звуки маримбы[19], и девушке хотелось танцевать.
Куда мы идем? спросила она.
В самую оживленную часть города, ответил Хун-Каме.
Их встретило море празднующих, гуще той толпы, через которую они только что прошли. Это был хаос из людей, одетых как ангелы и демоны, переполненный гремучей смесью запахов текилы, парфюма и звонких ударов барабанов. С балконов кидали конфетти, а дети просушенную яичную скорлупу, наполненную блестками. Несколько перебравших мужчин поливали прохожих ромом.
Посреди всего этого хаоса Хун-Каме остановился.
Пора, сказал он и передал ей лассо. Поброди здесь. И не забудь связать ему руки, как только представится возможность.
Когда умер отец Кассиопеи, ее мама пыталась зарабатывать сама. Некоторое время она пробовала плести макраме, но это приносило слишком мало денег и им все же пришлось переехать в Уукумил. Еще тогда Кассиопея научилась плести узлы, но она не была уверена, подойдут ли они для сверхъестественных существ, пусть даже Хун-Каме и заверил ее сойдет и самый простой узел.
А ты куда? спросила она, чувствуя, что сердце забилось быстрее.
Он не должен увидеть меня с тобой.
Но
Я буду наблюдать за вами. Что бы он ни сказал, не освобождай его и не отходи ни на минуту!
А как я узнаю его?
Узнаешь.
Подожди! взмолилась Кассиопея.
Хун-Каме остановился, и его прохладная рука коснулась ее плеча.
Не бойся, я буду чуть позади тебя.
Бог ушел. Брошенная среди толпы, Кассиопея растерялась. В Уукумиле самым ярким событием года была процессия в честь местного святого, чью фигуру несли от церкви по всему городу. Но здесь все было намного грандиознее, и не сравнить! Кассиопея подумывала просто сбежать.
Она покрепче сжала лассо и прикусила нижнюю губу. Ну нет, сказала, что сделает, значит, сделает. Стараясь держаться естественно, пошла вперед. Обогнула танцоров, проскочила мимо двух арлекинов, бросавших конфетти, и дала деру от трех хулиганов, кричавших непристойности.
У вас случайно нет спичек, а? услышала она мелодичный голос.
Привлекательный смуглый и широкоплечий мужчина. Белозубая улыбка во все лицо. Одет пиратом: синяя куртка, перехваченная поясом на талии, и разношенные сапоги.
Это он, подумала Кассиопея.
Познакомившись с одним богом, она смогла распознать и другого. А может, дело было в частице Хун-Каме под кожей, которая позволила ей увидеть в незнакомце что-то необычное.
Нет, ответила девушка, опустив взгляд. Не из скромности она боялась, что мам все прочтет по ее глазам.
Жаль. А что ты тут делаешь одна в такую ночь?
Я пришла с друзьями, но, кажется, потеряла их, ложь далась ей с поразительной легкостью, просто отскочила от зубов.
Бедняжка. Может, я помогу найти их?
Да, было бы неплохо, согласилась она.
Мужчина вытащил сигарету с зажигалкой, закурил, приобнял ее за талию и повел по улице.
Ты говорил, тебе нужны спички, заметила девушка.
Мне нужен был предлог заговорить с тобой. Нет, гляньте-ка, как мило она краснеет! сказал он медовым голосом.
Комплименты сыпались как из рога изобилия, Кассиопея и не заметила, как мам увлек ее в безлюдный переулок. Там он прижал ее к стене и, улыбаясь, провел рукой по груди.
Как насчет того, чтобы подарить мне поцелуйчик или два? спросил он, выкидывая сигарету.
Прям сейчас?
А чего тянуть?
Кассиопея кивнула. Мам наклонился поцеловать ее.
На мгновение ее пальцы на веревке расслабились, но потом она посильнее ухватилась за нее. Как ни странно, она совершенно успокоилась. Оттолкнула мужчину нежно, жеманно, заставив улыбнуться. Руки мама опустились на ее талию, и она снова его оттолкнула. Подняла веревку и попыталась связать его руки, но не смогла, и теперь они бродили по ее животу, касаясь пуговиц костюма. Выдохнув, она свела его запястья вместе.
Что ты делаешь? удивился мам.
Если хочешь меня целовать, позволь мне сделать это, сказала Кассиопея, как будто кто-то подсказал ей эти слова.
О! Какая ты испорченная. В какую же игру мы играем?
Увидишь, ответила девушка. А теперь позволь. Только не двигайся.
Пока она завязывала узел, он смеялся. Потом попытался поцеловать ее в губы, но Кассиопея залепила ему звонкую пощечину. Все еще думая, что это игра, он попытался высвободить руки, но понял, что не может.
Его лицо изменилось, стало грозовым. Кассиопея отошла от него. В глазах бога сверкали молнии и когда он заговорил, его голос был подобен шелесту ветра в деревьях.
Как ты это сделала? Кто ты вообще? Ты получишь взбучку, дрянная девчонка.
Нет, ответила Кассиопея, отходя в сторону.
Мам вцепился в узел зубами, но развязать не смог. Он раздраженно сплюнул и подступил к ней.
Освободи меня немедленно, или я утоплю тебя в реке!
Он попытался снова прижать ее к стене, но в итоге сам врезался в кирпичную кладку. Развернулся и открыл рот, словно собираясь закричать, но вместо крика из его уст вырвался порыв раскаленного ветра.
Кассиопея моргнула и подумала о том, что глупо стоять в пустом переулке в компании разгневанного бога. Нормальная девушка давно бы уже убежала на многолюдную улицу, а то и до самого Уукумиле. Но Хун-Каме велел не оставлять мама, поэтому она откинула волосы с лица и сложила руки на груди. Будь что будет.
Я что, должен переломать тебе кости, идиотка? раздался рев.
Какой ты неучтивый, кузен.
Хун-Каме появился так внезапно, как может появиться только бог. Его рука коснулась плеча Кассиопеи, словно защищая ее.
Мам дико, как пьяный, расхохотался.
Хун-Каме, кузен! Так это ты подослал такую красивую ловушку? Ах, какой сюрприз!
Не такой уж и сюрприз, Хуан. Думаю, мой брат послал своих сов сообщить о моем побеге и предупредить, что я приду за своим.
Может, и посылал. Не знаю. Я ведь передвигаюсь между холмами и реками, меня трудно найти.
Ну, не слишком трудно, вероломный кузен.
Вероломный? Я? Потому что охранял собственность Великого повелителя Вукуб-Каме?
Потому что хранишь мое ухо, пес. Словно не знал, кому оно принадлежит.
Лицо Хун-Каме было холодным, но Кассиопея чувствовала, насколько он разгневан.
Ну да, я знал, что оно твое. Но опять же, я знал, что Повелитель Шибальбы сейчас не ты, а Вукуб-Каме. Разве можно меня осуждать за то, что я выполнял указания повелителя?
Ты готов в два счета изменить, сказал Хун-Каме.
Мам пожал плечами.
А что тут такого? Меня нельзя винить за то, что подул новый ветер. Никого нельзя винить. Вукуб-Каме дал мне твое ухо, и я подчинился ему не потому, что так уж люблю твоего брата, а просто нужно подчиняться порядку. Порядок и власть теперь в руках Вукуб-Каме.
Говоря это, мам медленно кружил вокруг Хун-Каме и его спутницы, улыбка на хитром лице становилась все шире.
Эти оковы ненадолго удержат меня, сказал он и подергал руками, проверяя крепость веревки. Убегу что тогда будешь делать?
Знаю, что ненадолго. Я лишь хотел привлечь твое внимание, ответил Хун-Каме.
Привлек, и что?
Я хочу, чтобы ты вернул то, что доверил тебе мой брат.
И ослушаться приказов Великого повелителя Шибальбы? Ну, нет, ты не получишь его, мам покачал головой.
Все, что от тебя требуется, подчиниться настоящему правителю и ослушаться приказов фальшивого.
Фальшивый Настоящий Все это так сложно для моего простого ума. Сегодня трон у Вукуб-Каме, завтра на него можешь сесть ты, но можешь и не сесть. Мне бы не хотелось столкнуться с твоим братом, когда он будет в гневе. К чему мне эта нервотрепка?
Мам широко открыл рот и выпустил еще один порыв ветра, сильнее, чем раньше, такой и вправду мог переломать кости, но Хун-Каме поднял руку, и ветер стих.
Больше так не делай, или я решу, что ты невежлив, сказал он.
Голос мама стал хриплым.
Прости, я думал, мы играем! Он кивнул на Кассиопею. Тут такая красотка, я думал, мы сейчас будем танцевать вокруг нее, как два петуха. Серьезно, я бы не
Заткнись. Тон Хун-Каме немного отрезвил мама, с лица которого наконец слетела улыбка. Если не вернешь то, что принадлежит мне, окажешься в очень неприятной ситуации. Оковы, как ты говоришь, надолго тебя не удержат, согласен, но я могу основательно испортить тебе жизнь. И сейчас, в Веракрусе, и потом, когда сяду на трон. Никаких игр на реках, ни капли спиртного, никакого смеха для тебя и братьев.
А если ты не вернешь трон? спросил мам с притворной невинностью.
Думаешь рискнуть, кузен? Напрасно. Вспомни, что я умею. Также не забывай, что мой брат всегда был слабее.
Кассиопея, хотя ночь была очень теплой, почувствовала, как по коже пробежал холодок, и поежилась. Казалось, что земля стала замерзать под ногами. Мам тут же сник.
Этот этот холод застучал он. Перестань, кузен, из его губ вырвалось облачко пара.
Холод? А я ничего не чувствую. Кассиопея, ты чувствуешь что-нибудь? самодовольно спросил Хун-Каме.
Она на всякий случай отрицательно покачала головой, да и холод ее особо не донимал.
Я уважаю тебя, Хун-Каме. Ты же знаешь, заюлил мам; кончики пальцев у него уже начали белеть.
Правда? А я уж усомнился.
Я бы не хотел, чтобы мы стали врагами.
Поклянись, что вернешь мое, и я буду считать тебя невиновным.
Кассиопея испытывала сложные чувства. Ее поразило появление Хун-Каме из сундука, но сказать, что она очень уж испугалась, нет, такого не было. Теперь же, увидев испуг мама, она подумала, что не до конца осознавала, кто все эти дни находился рядом с ней. Хун-Каме был не просто Владыкой Поземного мира он был богом смерти, а она повышала на него голос, дерзила, бросала вызов, как будто он человек. Она видела изображения Смерти в старых книгах. Скелет в саване с провалами вместо глаз. И только теперь до нее дошло, что Смерть может быть разной. Она как будто разглядела череп под широкополой шляпой. И если мам боится Смерти, не стоит ли и ей бояться своего спутника, а не делиться апельсинами и пить с ним кофе?
Клянусь воздухом и водой, землей и огнем, если нужно. Отпусти меня, и я передам тебе ухо, прошептал мам.
Хун-Каме произнес одно слово, и лед, сковывавший мама, тут же растаял. Затем он развязал веревку, и мам вытащил из кармана деревянную шкатулку, инкрустированную перламутром. Внутри лежало отлично сохранившееся ухо. Бог прижал его к голове, и ухо приросло, словно его никогда и не отрезали.
Я так понимаю, мы остаемся дружными кузенами, сказал мам, потирая руки. И мне теперь позволено будет уйти?
Иди уж, наслаждайся ночью.
Воспрянув, мам проказливо вскинул бровь.