От удара накатившей водяной горы затрещал вельбот на боканцах, и Греве едва устоял на ногах, схватившись за подвернувшуюся под руку снасть. Кипящий вал ударил в коечные сетки, перепрыгнул фальшборт, разлился по палубе, вскипая водоворотами вокруг препятствий, докатился до грот-мачты и схлынул. Барон стоял мокрый до нитки и отплёвывался от внезапного душа
Казалось, это не закончится никогда. «Крейсер» с кургузыми обрубками вместо мачт (стеньги спустили, как только запахло затяжным штормом) вторую неделю беспомощной щепкой носило по океану. Машина с её тысячью двумястами индикаторных сил едва-едва выгребала против штормовых шквалов, но проку от этого было немного по большей части пустой перевод угля. На сколько удалось продвинуться к весту? На сколько клипер снесло к зюйду или, наоборот, к норду? На эти вопросы сейчас не ответил бы никто. Ни командир клипера, капитан-лейтенант Михайлов, ни штурманский офицер не имели ясного представления о местонахождении судна счисление в такой обстановке делать не имело смысла. Небо же, постоянно затянутое облаками, не давало возможности определиться по солнцу или звёздам. «Крейсер» несло в неизвестность; ясно было только, что общее направление на ост, параллельно экватору, в сторону острова Суматра и архипелага Бату.
Казалось, это не закончится никогда. «Крейсер» с кургузыми обрубками вместо мачт (стеньги спустили, как только запахло затяжным штормом) вторую неделю беспомощной щепкой носило по океану. Машина с её тысячью двумястами индикаторных сил едва-едва выгребала против штормовых шквалов, но проку от этого было немного по большей части пустой перевод угля. На сколько удалось продвинуться к весту? На сколько клипер снесло к зюйду или, наоборот, к норду? На эти вопросы сейчас не ответил бы никто. Ни командир клипера, капитан-лейтенант Михайлов, ни штурманский офицер не имели ясного представления о местонахождении судна счисление в такой обстановке делать не имело смысла. Небо же, постоянно затянутое облаками, не давало возможности определиться по солнцу или звёздам. «Крейсер» несло в неизвестность; ясно было только, что общее направление на ост, параллельно экватору, в сторону острова Суматра и архипелага Бату.
Не желая понапрасну надрывать и без того изношенные механизмы и предвидя близкую необходимость экономить уголь, Михайлов приказывал время от времени останавливать машину, держа в котлах лишь номинальное давление. Чтобы судно управлялось ставили штормовой стаксель и грот-марсель, с тремя взятыми рифами, и всё равно рангоут зловеще трещал с каждым порывом штормового ветра
С лёгким паром, барон! Похоже, вас там прилично затопило?
Греве поднял голову. С мостика, вцепившись в ограждение, на него смотрел командир клипера. Аккуратно одетый, в безупречно сидящей фуражке, словно и не творилось вокруг нечто, мало уступающее библейскому потопу, он всем своим видом словно бросал вызов взбесившейся стихии.
Ступайте-ка в кают-компанию, вестовой принесёт вам сухое, переоденетесь, распорядился Михайлов. Матросы смотрят, нехорошо вы ведь теперь в подвахтенной?
Сменился, господин капитан-лейтенант! В следующий раз мне заступать в «собаку».
Барон надрывал горло, стараясь перекричать завывание ветра. А Михайлов даже не особенно повышал голос но казалось, что его слышно в любом уголке палубы.
Вот и славно. Замёрзли, небось, мокрым, в одной рубашке?
Барон кивнул. Тропики тропиками, а на ноябрьском ветру пробирало до костей.
Велите буфетчику подать адмиральского чаю и укладывайтесь на диване. До вахты, даст Бог, выспитесь, ежели аврала не случится.
Адмиральским чаем называли особый напиток, необыкновенно полезный после штормовых вахт. Употреблялся он следующим образом: кружку крепчайшего чая опорожняли на четверть, после чего подливали чёрного ямайского рома (иные любители употребляли для этой цели коньяк), выпивали на треть и снова подливали. Операция повторялась, пока напиток в кружке не переставал отличаться от обычного рома.
Греве кивнул, засунул под мышку башмаки (всё-таки не упустил!) и с облегчением полез в низы. До ужина можно было урвать ещё пару часов сна.
Западная часть Индийского океана,
где-то севернее экватора
ноября 1878 г.
Циклон, две недели кряду игравший с «Крейсером» как барбоска с костью, в конце концов выдохся. А может, и не выдохся, а наигрался и, бросив свои жестокие шалости, покинул экваториальные широты и удалился в сторону Бенгальского залива творить бесчинства уже у берегов Индии и Бирмы, напитывать сыростью джунгли, рисовые поля и вздувать половодьями коричневую воду рек. Небо, наконец, расчистилось, и первая же попытка определиться преподнесла команде «Крейсера» приятный сюрприз. Клипер находился примерно на меридиане Маската, спустившись почти до экватора таким образом, удовлетворённо заметил капитан-лейтенант Михайлов, сожжённый уголь не был растрачен совсем уж впустую. А вот дальше оставалось полагаться только на силу ветра: в бункерах удалось наскрести лишь несколько лопат угольной пыли, и командир клипера скомандовал «все наверх» поднимать на место стеньги и ставить паруса.
Больше суток «Крейсер» бежал на вест, подгоняемый пассатным ветром. Капитан-лейтенант принялся вместе со штурманским офицером прикидывать дальнейший маршрут следовало пополнить запасы угля перед новым туром океанского круиза. Для этой цели можно было поискать британских купцов, ползающих туда-сюда вдоль африканского берега, от мыса Доброй Надежды в Аден или порт Карачи. А можно было повернуть на юг, пересечь экватор и рискнуть зайти на бункеровку в Занзибар или Дар-эс-Салам, где стараниями султана Меджид ибн Саида был построен крошечный порт.
Греве сгоряча даже предложил совершить набег на Момбас там с 1875 года располагалась британская угольная станция. Но Михайлов зарубил идею на корню: «Без единого куска угля в ямах это авантюра-с, батенька! Если там окажется самый паршивый колониальный крейсер он нас без хода как захочет уделает с носовых или кормовых ракурсов. А мы ему в ответ только фиги будем показывать!»
В Занзибар и Дар-эс-Салам решено было пока не соваться слишком уж вольготно чувствуют там себя англичане, легко нарваться на стационер, а то и на целую эскадру.
Михайлов объявил о своём решении: пока «Крейсер» попробует разжиться углём со встречных торговых судов. А при неудаче спустится ниже от экватора, до Мадагаскара, где французы с недавних пор держат торговые фактории и угольную станцию.
И тут судьба-злодейка внесла в планы капитан-лейтенанта как и в судьбу самого клипера свои коррективы.
Пассаты[10] это ветра, дующие между тропиками круглый год. В Северном полушарии с северо-восточных румбов, в Южном с юго-восточных. Они отличаются ровным, весьма предсказуемым нравом, но это не значит, что вахтенным можно терять бдительность. Тропики есть тропики, и в любую минуту на горизонте может появиться небольшое, быстро приближающееся облачко, несущее внезапный шквал, и худо придётся тому, кто не успеет вовремя сбросить нижние паруса или хотя бы взять на фоке и гроте по три рифа!
Тропическая жара и усталость, накопившаяся после свирепой схватки с циклоном, сыграла с вахтенными «Крейсера» злую шутку. Шквал налетел с норд-оста и первым же порывом положил клипер на борт так, что с обеденного стола в кают-компании с грохотом полетела посуда, люди попадали со стульев, а буфетчик выплеснул на спину барона Греве полную супницу горячего супа.
Но это были далеко не все неприятности. Даже и не их начало
С оглушительным хлопком лопнул по шву и оглушительно защёлкал на ветру фок. Вслед за этим раздался леденящий душу моряка треск грот-стеньга, расколовшаяся почти до половины, покосилась и висела, удерживаемая стоячим такелажем.
А шквал уже миновал ушёл дальше, отмечая свой путь полосой взвихренных бурунов тех самых, которые обязаны были засечь, да проворонили вахтенные «Клипера».
Но сейчас не время было искать виноватых. Стеньга хоть и треснула, но пока держалась. Но все понимали: ещё один такой шквал и она полетит за борт. Медлить было нельзя.
Просвистали «Все наверх». Матросы, белыми мурашами разбежавшиеся по снастям, распустили талрепы стень-вант; дюжие марсовые, орудуя деревянными киянками, выколотили шлагтовы широкие дубовые клинья, на которые опиралась стеньга. Теперь она удерживалась лишь парой стень-вынтрепов, которые по команде боцмана и стали вытравливать выстроившиеся на палубе матросы. Стеньга дрогнула и, оглушительно скрипя, заскользила вниз в отверстие эзельгофта массивного, окованного железом бруса, закреплённого на ноке грот-мачты. Стеньгу опустили до упора; вместе с ней спустились марса и брам-реи. Затем к грота-салингу подняли на блоках запасной лисель-спирт, притянули хомутами-вулингами вдоль треснувшей стеньги, подобно тому, как хирург накладывает шину на сломанную голень. На подкреплённое таким образом рангоутное дерево завели пару дополнительных вант, обтянули втугую, и на этом аврал благополучно завершился. Опасность расшатать пострадавшую мачту была устранена, но из осторожности Михайлов позволил ставить на обрубке только марсель, взятый на два рифа: «Вот зайдём в порт, выбросим эту времянку, воткнём нормальную стеньгу тогда и забегает наш красавец во всю прыть!»
Может, ляжем в дрейф и починимся, никуда не заходя? предложил старший офицер. А что? Снимем грота-рей и поставим вместо стеньги, а сам рей заменим запасным. Делов-то на рыбью ногу
Нет уж, голубчик, Михайлов поднял голову, рассматривая «времянку». Там сновали марсовые, приводя в порядок бегучий такелаж. Шли бы мы домой я бы так и поступил. А теперь неизвестно, сколько нам болтаться в океане. Нет уж, зайдём в Занзибар и сделаем всё на совесть. Заодно и угля возьмём.
Старший офицер скептически покачал головой.
Как бы нам, Леонид Васильевич, вместо угля не огрести полные карманы неприятностей.
Михайлов вздохнул.
Мне и самому, голубчик, страсть как не хочется туда соваться. Аден под боком, а там англичане, и не шлюп какой-нибудь, а корабли посерьёзнее. Однако ж выхода у нас нет: угольные ямы пусты, а с обрубком вместо грот-мачты ходок из «Крейсера» неважнецкий. Так что помолимся Николе-Угоднику и пойдём. Телеграфный кабель до Занзибара ещё не протянули, а стационер если там и стоит, то какая-нибудь канонерка. Глядишь, и обойдётся.