Барон помотал головой, гоня прочь неуместные мысли. В самом деле, при чём тут куртизанки? Но до чего хороша
Женщина, видимо почувствовав взгляд или игривые мысли? повернулась. При этом несколько капель из бокала упали в ложбинку между грудей. Барону остро захотелось слизнуть их, ощутив аромат её кожи.
Прекратите немедленно, Шарль! она игриво оттолкнула потянувшегося к ней мужчину. Не пытайтесь отвлечь меня от темы. Вы, при всей вашей легкомысленности, блестящий морской офицер, из вас получится отличный владелец пароходной компании. Как барон, вы будете приняты в любом, самом аристократическом обществе, даже при дворе нашего бедного короля Леопольда!
При этих словах мичман невольно усмехнулся. «Бедность» Леопольда Второго, прозванного при всех королевских и императорских дворах Европы «королём-торговцем», давно стала притчей во языцех.
И оставьте ваши ужасные мысли! женщина нахмурилась и шутя шлёпнула любовника по плечу. Прежде чем мы расстанемся и вы отправитесь в этот ваш как его
Владивосток, машинально ответил Греве. Капельки на бархатной коже неодолимо притягивали его взгляд. Только сначала придётся пройти Малаккским проливом
Женщина нетерпеливо дёрнула плечом безупречно круглым, золотисто-матовым, словно неведомый, но завораживающе сладостный плод. Похоже, навигационные подробности её мало интересовали.
Прежде чем вы отправитесь во Владивосток, я хотела бы узнать, когда мне ждать вас в Европе?
Он приподнялся на локте и провёл кончиком пальца по чарующей ложбинке, стирая капельки. Женщина томно изогнулась, отвечая на ласку, повела плечами, и от этого шёлк сорочки окончательно сполз, открывая и обнажая всё.
Греве судорожно сглотнул. Она была великолепна. Совершенна. Неподражаема. Хотелось забыть обо всём и раствориться в её объятиях, на этих простынях
Дорогая, идёт война. Когда она закончится обещаю, я вас разыщу. Если останусь в живых, разумеется. Не забывайте, нам предстоит миновать Сингапур, и вряд ли там забыли о наших недавних подвигах
Не смейте так говорить, мон шер ами! женщина изобразила гнев. И запомните: если вас ранят, искалечат в этом мире есть женщина, готовая поддержать, позаботиться о вас в любом несчастии!
Не смейте так говорить, мон шер ами! женщина изобразила гнев. И запомните: если вас ранят, искалечат в этом мире есть женщина, готовая поддержать, позаботиться о вас в любом несчастии!
Камилла, зачем вы говорите о несчастьях? До третьей склянки четверть часа, мне скоро надо на мостик. Передам командование «Луизой-Марией» шкиперу Девиллю и назад, на «Крейсер». Когда-то ещё мы увидимся, а потому не будем терять времени попусту.
Блики, блики, блики по стенам каюты, по подволоку, по смятым простыням и мокрым от пота, по возбуждающе-элегантным изгибам женской спины
Барон Греве чувствовал себя не в своей тарелке. Угнетала необходимость быть скажем так, не вполне искренним с Камиллой. Мало того: если рассуждать с точки зрения весьма негибких представлений о нравственности и чести, усвоенных отпрыском остзейского дворянского рода, то, что он делал сейчас, заслуживало всяческого осуждения. Признаем откровенно: скажи год назад кто-нибудь Карлуше Греве, что он способен на нечто подобное молодой человек, ни секунды не раздумывая, залепил бы наглецу пощёчину. После чего послал бы секундантов, полагая себя совершенно в своём праве.
Но что поделать, если война порой требует непростых поступков? Замысел капитан-лейтенанта Михайлова был прост: отпустить «Луизу-Марию» восвояси, предварительно убедив шкипера, мсье Девилля, что «Крейсер» намерен отправиться прямиком к Малаккскому проливу, чтобы миновать Сингапур и дальше, пройдя Формозу и обогнув с юга Японские острова, следовать через пролив Лаперуза в порт Владивосток. Самим же, спустившись к югу до пятой параллели и обогнув по широкой дуге Цейлон, повернуть на запад, к берегам Африки.
Расчёт строился на том, что бельгиец, обиженный арестом судна и конфискацией груза, сразу по обретении долгожданной свободы отправится в ближайший британский порт и там выложит всё, что знает о «Крейсере» и планах его командира. А знает он не так уж и мало. Недаром три последних дня офицеры клипера тщательно обрабатывали Девилля, следуя изощрённому плану, составленному старшим офицером то тут обмолвка, то там намёк, то небрежно сложенный лист карты, «случайно» выложенный штурманским лейтенантом на стол в кают-компании (Девилля, как капитана, неизменно приглашали к общему столу). Эта иезуитская стратегия не могла не принести своих плодов, но для закрепления успеха требовалась убедительная деталь. Её-то и обеспечивал барон, проговариваясь будто невзначай, своей пассии о дальнейших планах командира «Крейсера».
Но всё хорошее когда-то заканчивается. Затянув в рюмочку безупречно выглаженный китель (Лиззи постаралась), барон Греве в сопровождении Камиллы поднялся на мостик. Сухо поздоровался с Девиллем (бельгийца ещё утром переправили с клипера на «Луизу-Марию»), посетовал на истощение угольных ям (ничего, до Мадраса рукой подать, там и забункеруетесь). Задержался, наблюдая, как палубные матросы весело выхаживают шпиль. До мостика доносилось бодрое уханье, скрип канатов и дерева, отрывистые команды боцмана-фламандца.
Если снова хочешь в гости к тётке Кэрри,
Так не мешкай, собирайся к тётке Кэрри,
Где цыплят своих бедовых кормит в море тётка Кэрри,
Прощай!
Нехитрая песенка-шанти попадала в такт толчкам мозолистых рук, налегающих на вымбовки толстые дубовые рычаги, вставленные окованными железом концами в решётчатый барабан кабестана:
А когда утихнет буря в гости к тётке Кэрри,
Через все водовороты к тётке Кэрри,
Где цыплят своих бедовых кормит в море тётка Кэрри,
Прощай!
Тяжёлый, увешанный снастями грота-рей, приспущенный по случаю недавней непогоды, медленно, рывками, пополз на своё прежнее место. Барон проводил его взглядом, сухо раскланялся с Девиллем и Камиллой и направился к трапу, под которым ждала гичка с «Крейсера». Женщина осталась на мостике, и барон ещё раз восхитился такту этой женщины ни слезинки, ни единой произнесённой с надрывом фразы, ни намёка на горечь расставания. Вежливо раскланяться, пожелать приятного путешествия и отвернуться, любуясь парящим в бездонной вышине альбатросом
Нет, конечно, о том, чтобы оставить флотскую службу, и речи быть не может. После выигранной войны а всё к тому идёт, если судить по обрывочным сообщениям из газет, время от времени попадавших «крейсерцам» в руки, на её участников прольётся благодатный дождь чинов, назначений, наград. Самое время делать блестящую карьеру! Да и какой, скажите на милость, из него судовладелец? В длинной череде предков барона встречались генералы, крестоносцы, даже католические епископы. Но вот успешных коммерсантов там замечено не было, чему доказательством тот упадок, в котором уже давно пребывает родовое гнездо Греве.
А вот об остальном, безусловно, следует подумать всерьёз. Камилла не самая скверная партия для потомка обедневшего остзейского рода. А то, что она вдова, лютеранка (или католичка, кто их там в Бельгии разберёт?) и к тому же не вполне дворянского происхождения, так это ерунда. Герою войны и кавалеру (даже то, что уже сделано в этом походе, с лихвой тянет не на один крестик) простится и позволится многое. Лейтенантские погоны очистятся сами собой по возвращении в Россию, а уж в том, что капитан-лейтенант Михайлов, непосредственное его начальство, охотно даст разрешение на брак, Греве не сомневался ни на йоту. Оставалось, конечно, мнение общества, но и это можно было не принимать во внимание. Тётушки, судачащие по петербургским гостиным, и кумушки из собрания жён флотских офицеров посплетничают, конечно, поплюются ядом и забудут, увлечённые очередным великосветским скандалом.
Положительно, жизнь не так уж плоха!..
Индийский океан,
немного севернее третьей параллели
октября 1878 г.
Открывайте, барон! Потопнете!
Мичман Завадский постучал в дверь каюты и, не удержавшись на ногах, отлетел в противоположную сторону, увлекаемый размахом качки. Удара, впрочем, не получилось между спиной Завадского и досками переборки оказалась прослойка в виде второго артиллериста, лейтенанта князя Рославлева. В руках тот держал большого рыжего кота когда-то пушистого, а теперь мокрого, всклокоченного и явно недовольного жизнью.
Дверь распахнулась, и до мичманов долетел раскат нецензурной брани. На пороге стоял Греве злой, невыспавшийся, с помятой физиономией, в закатанных до колен штанах и несвежей рубашке навыпуск. В обеих руках он держал башмаки (от сапог отказались давным-давно, когда по пути через Индийский океан пересекали тропик Козерога) и как-то ухитрялся ещё и хвататься за косяк.
Рославлев со смехом бросил барону кота. Несчастное животное с мявом вцепилось барону в рубашку, вызвав тем самым новый обвал брани. После чего сигануло куда-то вбок и скрылось в каюте.
А в рыло, князинька? хмуро поинтересовался барон. Не посмотрю ведь, что вы чином выше поймаю Ваську, возьму за хвост и по харе им твою светлость отвожу!
Хватит вам торчать тут букой, барон! легко отозвался лейтенант. На угрозу оскорбления действием он и не думал обижаться. Поднимайтесь-ка лучше наверх, а сюда я пришлю матроса со шваброй, согнать воду вниз, в трюм. А то у вас скоро плавать можно будет!
И верно, вода в коридоре стояла выше лодыжек. Даже не стояла, а ходила низенькими волнами туда-сюда вдоль коридора, от переборки к переборке, в такт размахам качки, без всяких усилий перехлёстывая через комингс.
Если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте Греве пробурчал под нос истину, известную любому гардемарину, проводил забавников сердитым взглядом (те уже направлялись к трапу, хватаясь за стены каждый раз, когда судно валилось на борт) и заглянул в каюту. Рыжий Васька забился на книжную полку и оттуда сверкал на законного владельца помещения ярко-жёлтыми глазищами.
Барон вздохнул, попытался стереть с лица накапавшую с подволока воду (помешали зажатые в руках ботинки) и, чертыхаясь, направился вслед за Завадским и Рославлевым к трапу. Навстречу ему сверху хлестали потоки воды.
Он выбрался на палубу через люк, расположенный сразу за грот-мачтой, и огляделся. Картина, достойная первого дня творения: ветер ревел великанским рогом, его порывы срывали гребни волн и рассеивали их над океаном облаками водяной пыли. Горизонт сплошь в серой пелене, и глаз не находит правильного волнения штормовые валы потеряли очертания, сшибаются, закручиваются воронками и бурлят крутым кипятком в одном огромном ведьмином котле. Клипер то взлетает к низким дождевым тучам, то проваливается в бездонные ущелья меж водяных хребтов.