Да я ещё не оброс, с сомнением проговорил я, проводя рукой по щеке. На самом деле просто не хотелось подставляться под это страшное приспособление. Дня через три можно будет, у меня борода медленно растёт.
Борода твоя меня интересует в последнюю очередь, заверил он меня, снова затачивая бритву. У тебя уже сейчас волосы длинные, а идти нам с тобой месяца два, если не больше. Парикмахерских по пути нет, да и в бане мы в следующий раз нескоро ещё окажемся, садись уже, постараюсь не порезать.
Аргументы были убедительные, я сел перед ним, старательно намыливая голову всё тем же куском мыла. Когда лезвие коснулось кожи, я, на всякий случай, закрыл глаза. Ощущения были неприятные, бритва была не особо острой, волосы срезала с трудом, в процессе Панцирь её точил ещё два раза. Но в итоге, минут через пятнадцать, когда он сбрил последние волоски за ушами, из зеркала на меня смотрел уже какой-то другой человек. Надо же, как меняет людей причёска.
После этого мы оделись и, прихватив оружие, пошли на выход. Вот только уходить пока не стали, Панцирь потащил меня на окраину села, где было какое-то подобие стрельбища. Точнее, не стрельбище даже, а просто открытое место, где можно было стрелять.
Здесь стрелять учатся? спросил я с пониманием, уже понятно было, что именно сейчас будем делать.
В тайге стрелять учатся на практике, объяснил он с грустной улыбкой. Дают пацану ружьё и один патрон, а потом отправляют за дичью. Принёс, значит умеет. Можно ему охотиться. Не принёс, значит, рано ему, не научился.
Круто, только и сказал я.
Ввиду почти полного отсутствия патронов, на стрельбы Панцирь выделил всего три. Стрелять предполагалось в условные точки на заборе из брёвен. К вопросу я отнёсся серьёзно, тщательно вспоминая свои знания, почерпнутые из книг и фильмов. Даже дыхание своё пытался контролировать. В итоге, первый и третий выстрел попали, куда надо, а вторым я промазал, но всего сантиметров на десять. Панцирь немного покривился, но сказал, что сойдёт. Справедливости ради, дистанция стрельбы составляла всего метров сорок. А из винтовки, насколько я знал, стреляют обычно дальше.
Настало время уходить, мы отправились к воротам, где нас вышел проводить староста деревни Степан Аркадьевич. В руке он держал вещмешок, как у самого Панциря, только полный.
Вот, держи, Сашка, собрали вам харчей на дорогу, сказал он, но мешок протянул почему-то мне. Идите быстро, до реки доберётесь, считай, что в безопасности, только, может быть, тварей встретите, но это не беда. И вот ещё.
Следующий подарок он тоже протянул мне, это был нож в потёртых кожаных ножнах, с рукояткой из дерева, сильно потемневшего от времени, вынув клинок из ножен, я разглядел обычную финку с потемневшим лезвием, но, как видно, очень острую.
Ты не гляди, что он старый, заверил меня старик. Его мой покойный друг ковал, давно ещё, лет двадцать назад. Там сталь такая, что можно жестяные листы полосами нарезать, как бумагу.
Спасибо, сказал я, прикрепляя ножны на брючный ремень. Нож лишним не будет, хотя в своей способности зарезать человека я сильно сомневался.
Дай бог, чтобы не пригодился, сказал напоследок Степан Аркадьевич.
На этой оптимистической ноте, он велел своим открывать ворота. Двое мужчин, используя хитрый механизм из говна и палок, ну, то есть, из верёвок и жердей, немного приоткрыли ворота. Ещё раз попрощавшись, мы вышли в опасный внешний мир.
Глава третья
Долгая ходьба по пересечённой местности никогда не была моим любимым занятием, а спортом я не занимался с тех пор, как в институте сдал зачёт по физкультуре. А тут, помимо моих лишних килограммов (которые постепенно исчезали от голода и постоянных нагрузок), на мне был ещё тяжеленный вещмешок, и винтовка, которая тоже весила немало.
Долгая ходьба по пересечённой местности никогда не была моим любимым занятием, а спортом я не занимался с тех пор, как в институте сдал зачёт по физкультуре. А тут, помимо моих лишних килограммов (которые постепенно исчезали от голода и постоянных нагрузок), на мне был ещё тяжеленный вещмешок, и винтовка, которая тоже весила немало.
Вышли мы в районе обеда, а уже к четырём часам я едва плёлся, стараясь не отстать от своего проводника. Тот, впрочем, не особо спешил, то ли жалел меня, то ли соблюдал осторожность и старался увидеть опасность заранее.
К шести часам он всё же сжалился и объявил привал. Я, услышав команду, просто мешком рухнул на землю, ноги гудели, голова кружилась, а ботинки мои, казалось, скоро умрут. Развязав мешок, я обнаружил там запас всё той же картошки, к которой прилагалось сало и сухари. А сверху лежал узелок с отварной картошкой, специально на один приём. Её мы и стали есть, запивая водой из фляжки.
Может, стоило поход до завтра отложить? спросил я. Скоро стемнеет, идти мы не сможем, а в темноте могут быть эти.
Если они на нас в темноте выйдут, Панцирь как-то неоднозначно хмыкнул. То все тут и останутся. Ночь наш друг, а потому пойдём и ночью.
У тебя фонарь есть? Или ты в темноте видишь?
Вижу, не переживай. Я, и правда, боец не из последних, недаром столько лет небо копчу, многие убить пытались, да только сами давно в земле лежат.
Мне бы его уверенность, вот кино будет, если его убьют, а я останусь. Собственно, мне тогда тоже конец придёт, а если и нет, то я всё равно не знаю, куда мне идти и что делать. В Москву идти? Ага, пешком, из Сибири. Дойду я до первой твари, которая мной и закусит.
А что старик про реку говорил? снова спросил я. Может, сделать плот, да по ней сплавиться?
У меня в одном месте даже лодка осталась, вот только сплавляться можно вниз по течению, а нам в другую сторону нужно. Сплавимся мы в Ледовитый океан.
Понятно, сказал я, решив больше ничего не спрашивать, неприятно выглядеть идиотом, да и ему, наверное, уже надоел.
Отдыхать долго он мне не дал. Но и те полчаса, что мы просидели, позволили хоть немного восстановить силы. Мы снова пошли сквозь лесную чащу, не знаю, как Панцирь определял направление, за всё время я не видел у него ни компаса, ни карты, но мы уверенно шли вперёд. Надо полагать, скоро куда-то придём.
Когда стало темнеть, проводник мой вдруг остановился. Я было обрадовался долгожданному отдыху, но тут заметил, что он поднял руку в каком-то странном жесте, оттопыривая пальцы. Потом понял, что я ничего не понял, поэтому просто указал рукой куда-то вправо, приказывая смотреть туда.
Я уставился на деревья, словно то самое животное на новые ворота. И что там следовало разглядеть? Некоторое время мы стояли молча, я уже собрался задать очередной дурацкий вопрос, но тут краем уха уловил какой-то звук. Кто-то шёл по лесу, довольно далеко. Потом звук повторился, Панцирь жестом велел мне залечь.
Звуки то замолкали, то звучали громче, вообще, складывалось впечатление, что кто-то осторожно приближается. Панцирь тем временем развязывал мешок. Он извлёк оттуда какую-то штуку, которую из-за наступившей темноты я разглядеть не смог. Потом стал прилаживать её к себе на голову. Тут до меня дошло, что это прибор ночного видения, стало понятно, почему он с таким оптимизмом ждал ночи.
Минут через двадцать, когда вокруг окончательно стемнело, он приказал:
Сиди здесь. Оружие держи наготове, я, когда вернусь, тебя позову, если не позвал, значит, это не я, стреляй сразу.
Понял, сказал я и пристроился у корней толстого дерева, выставив винтовку перед собой, так хоть сзади не зайдут. Едва видимый Панцирь окончательно растворился в темноте.
Ожидание затянулось, я сидел, не в силах разглядеть собственные руки, над головой было видно небольшой кусок звёздного неба, но и только. В темноте мерещились монстры и бандиты, которые уже подбирались со всех сторон, чтобы меня убить и съесть. Или даже не убивать, а прямо от живого откусывать куски. Или ножами отрезать. От таких мыслей мне стало совсем тошно.
Потом в темноте послышался какой-то шум, но не с той стороны, что раньше. Последовал короткий крик, потом выстрел, за ним второй, а потом всё стихло. Что теперь?
Минут через десять я услышал тихий шёпот из темноты:
Денис, не стреляй, я вернулся.
Передо мной выросла большая тёмная фигура.
Ну, как? тоже шёпотом спросил я. Получилось?
Живой, как видишь, он пытался казаться весёлым, но по голосу было заметно, что не всё прошло гладко. У них минус три.
А ты цел?
Плечо задели немного, но ничего, нашёлся один, умеющий ножи метать. Падла, даже в темноте едва меня не угробил. Если у них все такие, то туго мужикам придётся.
Что теперь?
Идём дальше, держишь меня за ремень, старайся не потеряться.
Так мы и поступили. Ходьба по густому лесу в темноте, даже при наличии зрячего проводника, удовольствие весьма сомнительное. А я к тому же начал понемногу засыпать прямо на ходу, несколько раз даже падал, но он продолжал меня тащить за собой. Ближе к утру, когда в лесу стало понемногу светать, а Панцирь снял свой прибор, впереди послышался шум воды. Река.
Теперь вдоль реки пойдём, так безопаснее, объяснил он.
Я не знал, почему так безопаснее, но спрашивать не стал, голова уже напрочь отказывалась работать. Видя моё состояние, он сжалился и велел ложиться, я свалился на камни прямо на берегу реки и вырубился, обнимая мешок. Разбудил он меня почти сразу, то есть, мне так показалось, а часы отчего-то показывали, что проспал я шесть часов.
Ешь, приказал он, пододвигая ко мне мешок. А потом пойдём дальше.
Я приступил к еде, а попутно рассматривал реку. Не знаю, как она называлась. Ширина была метров пятьдесят, но при этом глубокой она не выглядела. Течение было быстрым. А потом я разглядел на воде что-то непонятное. Какие-то фигуры, что находились выше по течению, они перемещались с места на место, почти скрываясь в воде, отследить их передвижения можно было только по брызгам.
Слушай, Панцирь, спросил я, указывая вдаль. Ты на реке ничего не замечаешь? Вон там.
Твари воду не любят начал он, прикладывая к глазам небольшой бинокль. Твою ж мать!
Тут уже и я разглядел ясно, что это какие-то четвероногие, которые прыгают в воде и, вроде бы, ловят рыбу. Воду они не любят, но при этом некоторые, как оказалось, любят рыбу, которая в этой воде живёт. Ну, а что? Вкусная, полезная и сытная пища, которая к тому же не огрызается из всех стволов.
Первый раз таких вижу, честно признался он. Бери ствол.