Так это же хорошо, сказала Унисса, зевнув, и потрепала Эльгу по макушке. Ученица, ты растешь! Я же тебе рассказывала. Теперь ты сможешь самостоятельно набивать букеты Впрочем, пока выйди и не мешай мне спать. Мне нужно хотя бы еще два часа Я-то думала, что-то серьезное, пожар или зима среди лета.
А это разве не серьезное?
Это обычное.
Но я вижу
Мастер Мару кивнула, поднимая Эльгу с кровати и подталкивая к двери.
И я вижу. Иди сейчас к себе и учись видеть по-разному, поняла?
Это обычное.
Но я вижу
Мастер Мару кивнула, поднимая Эльгу с кровати и подталкивая к двери.
И я вижу. Иди сейчас к себе и учись видеть по-разному, поняла?
Да, мастер Мару.
Вот и молодец.
Унисса подождала, пока девочка выйдет за порог.
А если обернулась Эльга, но мастер уже захлопнула дверь.
О листья! Никакого покоя! донеслось из-за нее.
Эльга понурилась.
В своей комнате она легла и долго смотрела в никуда, в перекрест проступающих балок, в темноту, в собственные мысли. Она закрыла один глаз, но лиственное плетение осталось. Тогда она закрыла другой глаз, и тоже без результата. Она зажмурилась и разожмурилась, потом посмотрела сквозь пальцы и даже приложила к носу кулачок со сложенным кукишем, как ее учил Рыцек, шепча: «Морок, пропади!»
Все было напрасно.
Я, конечно, могу спросить мастера Мару, тихо сказала Эльга шуршащей на разные лады клен, береза, липа комнате, но кто я тогда буду? Я буду глупая ученица, которая ничего не умеет самостоятельно.
Она вздохнула, повернулась на один бок и на другой. Одеяло кололо, тонкий тюфяк насмешливо похрустывал при каждом движении.
Эльга села.
А я вот возьму вам и прикажу! Чтобы из листьев обратно. Она подняла руку с отметкой, показывая ее стенам и потолку. Видите? Это означает, что вы должны меня слушаться. У меня знак, знак мастера. Поэтому я приказываю!
Солнце алым пятном вымарало стену, прокатилось от листочка к листочку. Пырш-ш-ш. И застыло. Приказ не сработал.
Сверкнуло зеркало. Будто бы серебро, а на деле облепиха и овсяница.
Значит, по-хорошему не хотите? дрожащим голосом спросила Эльга.
В животе у нее коротко уркнуло.
Я вот сейчас поем, наберусь сил
Девочка покосилась на тарелку с ужином.
И тогда
Она повернулась.
Тарелка и мясо с овощами на ней тоже были букетом. Просто на мгновение показалось, что они-то как раз нормальные.
Или не показалось?
Эльга отвернула голову и снова посмотрела на тарелку самым краешком глаза. Никакими листьями и не пахло!
Мясо было мясом, а не хрустким сухим листом, куски моркови морковью, а потеки бурого застывшей подливой.
Эльга, затаив дыхание, выкрутила шею и повела косой взгляд по комнате.
Прошлой осенью в Подонье приезжали артисты. Быстро сколотили дощатый помост напротив гостиницы, натаскали лавок из трактира и из домов и повесили на двух жердинах полотнище, украшенное вырезанными из ткани звездами и серебристым полумесяцем. Фонари, дудки, цветные флажки.
Вечер.
«Уважаемые жители Подонья! кричал широкоплечий усач, надувая сизые щеки. Только один день на нашей сцене перед вами развернется душещипательная история о мастере Фацисе и его Коломбине!»
Занавес вспучивался, а потом специальный человек тянул за веревку, и ткань отъезжала в сторону, открывая Эльге, которую взяла с собой мать, удивительный мир с высокой башней из реек и прибитыми к заднику облаками.
Здесь было то же самое.
Лиственные стены, окно, потолок, полки под взглядом Эльги с шорохом сдвинулись, будто повешенное полотно, и, собираясь в складки, поплыли к двери. Ж-ж-жик, жик.
«Уважаемая Эльга, сейчас вы увидите»
Нет, ей не открылись ни башня, ни облака, ни несчастный мастер Фацис в пышных одеждах и с выбеленным лицом, но лавка у подоконника стала обычной лавкой, одеяло одеялом, а руки обычными руками, а не согнутыми, подрезанными и сложенными один к другому рябиновыми листьями.
Ёрпыль-гон!
Эльга рухнула на кровать.
Она закрыла глаза, потом открыла. Никаких листьев! Потолок из балок и досок.
Ёрпыль-гон! Ёрпыль-гон!
Эльга подпрыгнула, расхохоталась и схватила тарелку.
Даже холодное, мясо было восхитительным, а подлива пальчики оближешь. Не особо любимая морковка не отставала.
М-м-м. Эльга мычала от вкусности и орудовала ложкой.
Воф, сказала девочка стене и окну, набив рот, я фам не фуфочка. Я фама нафла. Нафо было профто глафами И ффе!
Последнее слово дополнил вылетевший в порыве чувств морковный кубик.
Потом Эльга долго экспериментировала. Вернуть «лиственное» зрение оказалось делом несложным. Стоило повести косой взгляд в другую сторону и шелест полотна тянулся за ним, снова превращая комнату в букет. Или часть комнаты. Или вообще один предмет. Эльга хихикала, получая причудливые смеси. Вот правая рука листвяная, а левая обычная. Просто ёрпыль-гон! Вот кувшин до горлышка из куманики, а выше обожженная глина. Вот окно с видом на задний двор из липы и березы, и по нему важно расхаживает сплетенная из ивовых прутков курица, пугая лохматого пса на цепи.
В результате Унисса обнаружила ученицу внизу, в зале, где Эльга, сидя в укромном уголке, разглядывала завтракающих постояльцев. Каждый, оказывается, состоял из своего набора листьев!
Смотри, ученица, окосеешь, улыбнулась мастер Мару, поправляя куртку.
А вы знаете, что вы состоите из чистотела и одуванчиков? спросила Эльга, чуть повернув голову и округляя глаз.
А ты из репейника, сказала мастер.
Неправда, я рябиновая!
Слово «галкава» в старину означало «птичье дерево», так что, может, и рябиновая. Но на самом деле, чтобы увидеть суть человека, одного взгляда искоса мало.
Унисса села с Эльгой рядышком.
То есть вы не из одуванчиков?
Из них, из них, кивнула мастер Мару. Но это все равно, что судить о сути, о душе человека по одежде. Сможешь ты сказать по ночной рубашке или грязным сапогам о том, на что надеется и о чем мечтает человек?
Эльга опустила подбородок на стол.
И как же тогда? грустно спросила она.
А вот будешь набивать букеты, поймешь, сказала Унисса. И каждый плохой букет будет приближать тебя к некой границе, за которой тебе и откроется суть вещей.
А людей?
И людей тоже. Неудачи и терпение, помнишь? Так, мастер Мару напустила на себя грозный вид, и чего мы сидим? Ну-ка, марш собираться!
Да, мастер Мару.
Рука не болит?
Чуть-чуть.
Эльге хватило двух минут, чтобы подняться наверх, заправить свою кровать, повязать платок и подхватить сак. Листья внутри, кажется, о хозяйке шептали уже одобрительно. Некоторые даже пытались льстить. Ах, ах, какая способная девочка нам попалась, друзья! Попомните, мы с ней еще прогремим в букетах!
Смешно. Сладко.
Готова? спросила ее Унисса, встав на пороге.
Да, мастер Мару.
Они вышли из гостиницы и вновь принялись подниматься по тропке к вершине холма. На небе не было ни облачка. Склон розовел под солнцем.
Вот что, сказала мастер, оглянувшись на ученицу, с сегодняшнего вечера начнешь складывать букеты. Я договорилась со столяром, он наделает тебе реек, холстины я уже купила.
А что мне набирать? спросила Эльга.
Все, что хочешь. Но за людей пока не берись. Стулья, вид из окна, лес, дорога, какие-нибудь безделушки. Ты уже видишь «лиственную» оболочку, поэтому старайся, чтобы листья и в букете были теми же. Чего нет, можешь отобрать из мешков. Но главное: командуй листьями, тогда они сами будут ложиться на холст узором, и тебе останется лишь чуть-чуть их поправить.
Эльга подумала.
Для этого мне нужно четко представлять то, что я хочу сложить.
Видишь, улыбнулась Унисса, и глупый вопрос отпал сам собой.
Они миновали смотровую площадку и остановились у Дивьего Камня. Мастер Мару, склонившись, долго пила холодную воду. В беседке их уже ждал завтрак: лепешки, яблоки, две миски ячменной каши и горячий чайник. Эконом, присев на корточки, изучал бирки.
Дома на склонах засыпало листьями, сказал он, поднимаясь. Я смотрю, вы перебираете мешки.
Разумеется.
Унисса села. Эльга последовала ее примеру. Господин эконом остановился напротив панно.
Даже не могу представить себе, что вы задумали, проговорил он, рассматривая верхние плитки, уже натертые воском.
Что-то случилось, господин Канлик? спросила мастер листьев, повозив ложкой в своей миске.
Господин энгавр впал в беспамятство. Очнувшись, все время зовет мать, которая уже лет семь как умерла.
Эльга украдкой посмотрела на него «лиственным» взглядом. Господин эконом состоял из дуба и орешника, разбавленных смородиновыми листами.
Но беспокоит вас не это, сказала Унисса.
Не это, кивнул эконом. Вы не слышали? Дидеканг Руе призывает в столицу мастеров боя. Говорят о войне с Тангарией.
Это на западе?
Да. От нас далеко, но письма с особыми посыльными мы уже получили. Это, знаете, настораживает. Кранцвейлеру, похоже, нужны все боевые мастера.
И даже ученики? спросила Эльга, вспомнив Рыцека.
Все.
Худо, сказала мастер Мару, и десяти мирных лет не прошло.
В том-то и дело, вздохнул Канлик. Вроде бы разбили мастеров Тангарии наголову, а их словно больше стало. Но хуже, что, по слухам, ведет их мастер, пришедший из Серых Земель.
Унисса вздрогнула.
Враки.
Слухи. Я буду рад, если они останутся слухами.
Эконом ушел, а мастер Мару еще долго смотрела в пустоту между двумя беседочными столбами, совсем позабыв о каше.
Унисса вздрогнула.
Враки.
Слухи. Я буду рад, если они останутся слухами.
Эконом ушел, а мастер Мару еще долго смотрела в пустоту между двумя беседочными столбами, совсем позабыв о каше.
Учитель Крисп как-то рассказывал мне о Серых Землях, поделилась она с уплетающей завтрак Эльгой, он говорил, что друг его был там
Унисса замолчала, и девочка, облизав губы, осторожно спросила:
И что?
По его словам, Серые Земли одно большое пепелище. Ни одного деревца, ни одного листа, сажа в воздухе. Кости, развалины. И черные тропы. Говорят, мастер Огня, почти грандаль, сошел там с ума.
Эльга поежилась.
Страшно. А если бы он был грандаль?
Не знаю. Но букет о Серых Землях, набитый мастером Криспом, снился мне долго. Нам, впрочем, сейчас не до этого. Мы здесь ничем Краю помочь не можем. Так что убирай со стола и займись панно. Налей миску кипятка и положи туда чашку с воском. А я займусь мешками. Так выйдет быстрее.
Да, мастер Мару.
Эльга натирала плитки панно до полного изнеможения. Меняла руки, пристанывала и злилась на себя, но не отступалась. Листья в саке, засунутом под лавку, подбадривали. Солнце просовывало в беседку длинные горячие пальцы, шевелило ими, хватало за плечи. Снаружи шелестело и шуршало, и голова Униссы мелькала над мешками.