Вот и на этот раз она открыла наугад томик китайской поэзии, в котором были лирические стихотворения двух авторов Ли Бо и Ду Фу.
Она открыла книгу наугад. Это был Ли Бо:
Здесь обезьянки
В заводи речной, похожие
На белые снежинки
Мирослава перевела взгляд на оконный проём чуда не случилось, снега как не было, так и нет. Зато обезьянки сразу напомнили ей о проказах любимого друга детства Шуры Наполеонова.
Она закрыла книгу и открыла её снова, уже ближе к концу. Ну, вот и Ду Фу:
Всё замерло в доме,
Один среди множества книг.
Всю ночь до рассвета
Я думаю только о вас
Мирослава захлопнула книгу, потому что мысли её унеслись к Морису Миндаугасу. А она вовсе не хотела думать о нём. Почему? На этот вопрос она не хотела отвечать и себе самой. Не хотела и точка. Собираясь к родителям, Морис много раз звал её с собой, полушутя, полусерьёзно говоря о том, что родители имеют право знать в лицо его работодателя. И добавлял:
А то подумают бог весть что.
Пусть думают что хотят, отвечала она делано равнодушно.
Он пожимал плечами и уезжал один. Но так случалось раз за разом, что хоть он и обещал вернуться только 6 января, всякий раз возвращался 31 декабря. Она была ему за это благодарна и даже не скрывала своей радости. Но дальше этого дело, к большому огорчению Миндаугаса, не шло.
В этом году она, как и в прошлые годы, поздравила с католическим Рождеством Яна и Ванду Белозёрских. Они сразу же стали зазывать её к себе в гости.
Приходи! гудел Ян.
Ты не представляешь, как тебе будет рада Паулина! вторила мужу Ванда. И в отдаление слышалось тихое ласковое рычание самой Паулины, которая была любвеобильной боксёрихой. Она готова была облобызать всякого переступившего порог дома Белозёрских. Вот только далеко не все гости, неизвестно почему, приходили в восторг от нежностей слюнявой собаки. Мирослава же с Паулиной подружилась почти что мгновенно. А чтобы не утонуть в её слюнях, всегда, собираясь к Белозёрским, прихватывала с собой слюнявчик в виде салфетки внушительных размеров. И обязательно лакомство! И Паулина на самом деле обожала Волгину, выделяя её среди других гостей.
На этот же раз Мирослава вежливо отказалась, проговорив в трубку:
Всегда рада видеть и Паулинку, и вас, но как-нибудь в другой раз.
Ладно, согласился Ян, приезжай, когда захочешь.
Да, да, вырвала трубку у мужа Ванда, мы всегда тебе рады! Позвони и приезжай!
Приеду, пообещала Волгина.
И Мориса прихвати, отняв, в свою очередь, телефон у жены, добавил Ян.
Пока, пока!
К Белозёрским Мирослава отказалась ехать, понимая, что на этот раз за рождественским столом соберутся люди близкие им не только по духу, но и по вере. Так что ей делать там однозначно нечего.
И она зачем-то поехала к католическому собору, который в городе известен как Польский костёл. Храм был старинным, строить его начала польская община ещё в конце девятнадцатого века. Сначала на собранные деньги построили деревянный костёл. А в самом начале двадцатого начали возводить здание из камня и за четыре года возвели собор и освятили его. Он благополучно действовал до 20-х годов двадцатого века, но уже в тридцатых был закрыт и разграблен. Потом здание отдали под краеведческий музей. И лишь после нового ползучего переворота в самом конце прошлого века его вернули католикам и отреставрировали, а в начале двадцать первого на шпили собора водрузили кресты. И теперь костёл не только благополучно действует, но и проводит под своей крышей концерты духовной и классической музыки, а также открыт для экскурсий. Жаль только, что утерян некогда звучавший в нём орган. И нового пока нет.
Зато орган есть в кирхе, которая строилась изначально как римско-католическая церковь, и деньги на неё в 1854 году выделил русский купец. Но после вспыхнувшего в этом же году польского восстания она была передана лютеранам и при содействии губернатора достроена на собранные народом деньги. При ней даже были детский сад и школа для немецких детей. В годы советской власти и сама кирха, и её прихожане хлебнули лиха вместе со всем остальным народом. Но в 1991 году кирху вернули лютеранам, а с 2003 года в ней работает механический орган.
Мирослава не относила себя ни к одной из существующих религий, но считала, что было бы здорово, если б орган зазвучал и в польском храме. Просто потому, что любила звучанье этого древнего инструмента. И не имело никакого значения, что до сих пор неизвестно, кто же первым изобрёл орган. Учёные в процессе спора отсылают друг друга то в Александрию египетскую, где якобы жил в 285222 годах до н. э. изобретший его грек Ктесибий, то к волынкам Древнего Вавилона, а то и вовсе к флейте мифического Пана.
Вернувшись в спальню, Мирослава положила на столик стопку выбранных книг и сказала, обращаясь к коту:
Этот Новый год мы с тобой, судя по всему, будем встречать вдвоём.
Мр, ответил кот, в смысле «ну и что же».
Я тоже так думаю, согласилась хозяйка. Она уже собралась с ногами забраться на кровать и начать читать, как зазвенел колокольчик, извещающий, что у ворот появился гость.
«Только не это!» захотелось воскликнуть Мирославе, предположив, что её услуги частного детектива кому-то срочно понадобились и на праздники. Сначала она хотела воспользоваться методом страуса и просто не открывать дверь. Но потом всё-таки решила пойти посмотреть, кто сей нежданный гость.
Увидев расплачивавшегося с таксистом Мориса, Мирослава тотчас повеселела и нажала на устройство, отпирающее ворота. Она чуть было не бросилась в объятия вошедшему Миндаугасу. Но её опередил Дон, запрыгнувший ему на плечо и принявшийся ластиться так, словно они находились в разлуке долгие годы.
Подлиза, улыбнулась Мирослава.
Ничего подобного, встал на защиту кота Миндаугас. Просто он не скрывает своих чувств, в отличие от некоторых.
И они оба рассмеялись.
Ничего подобного, встал на защиту кота Миндаугас. Просто он не скрывает своих чувств, в отличие от некоторых.
И они оба рассмеялись.
Судя по тому, что меня не встречает Шура и в доме не пахнет съестным, Наполеонов на работе.
Ага, твоя мужская логика на этот раз сработала на совесть, трудится наш горемыка, притворно вздохнула Мирослава.
И когда освободится?
Второго.
Больше вы никого в гости не ждёте? спросил Миндаугас.
С ума сошёл! возмутилась она его крамольному предположению. Конечно, нет!
Прекрасно, улыбнулся Морис, встретим этот Новый год как тихий семейный праздник. А пока нам придётся засучить рукава!
Ну, нет! попробовала запротестовать она.
Да! Да! сказал он. Сейчас будем наряжать ёлку!
Мирослава вздохнула и отправилась доставать из кладовой коробки с игрушками. Морис вытащил их на улицу, и они довольно быстро вдвоём нарядили красавицу-ель, растущую недалеко от дома.
Здорово! сказала Мирослава, когда ель уже стояла во всей своей праздничной красе.
Ну вот, а вы не хотели, подмигнул ей Морис. А теперь начал он.
А теперь? изобразила она ужас на лице.
Теперь мы попьём чаю и приступим к приготовлению блюд для новогоднего стола.
Ой! Я согласна обойтись тремя корочками хлеба! завздыхала Мирослава.
Вы может быть, ответил он невозмутимо, но я и Дон нет!
Кот поддержал его громким мяуканьем.
К тому же не забывайте, что второго в наш дом ворвётся голодный Шура! И если не найдёт здесь еды, то нам всем не поздоровится.
Не съест же он нас, беззаботно отозвалась Мирослава.
Не знаю, не знаю, многозначительно возразил Морис.
Ладно, согласилась она, только готовить будешь ты, а я только немного помогать тебе.
Ну, это как всегда, усмехнулся Миндаугас.
Они закусили холодной курицей, которую Мирослава отварила вчера из-за кота, решив больше ничего не готовить. И попили чай с пирожными, которые привёз с собой Морис.
Какие они маленькие и миленькие, проговорила Мирослава, с удовольствием рассматривая лакомство прежде, чем отправить его в рот. А попробовав, зажмурила глаза и сказала: Вкусно! Потом спросила: Ты их в самолёте испёк?
Нет, развёл он руками, их испекла моя мама.
Правда? почему-то удивилась Мирослава и, подумав, повторила свои прежние слова: Очень красиво и вкусно.
Парочку пирожных мы уберём в холодильник, сказал Миндаугас.
Это ещё зачем? удивилась Мирослава.
Миндаугас посмотрел на неё укоризненно.
Для Шуры!
А они не испортятся?
Нет.
Жаль
Что жаль? удивился он.
Что не испортятся.
Я что-то не понял.
А что тут непонятного? Были бы они с минимальным сроком хранения, я бы их съела сама.
Он весело рассмеялся.
Вы же не любите сладкое.
Не люблю, согласилась она, но эти пирожные какие-то особенные.
Морис не скрывал удовлетворения от того, что пирожные, испечённые его мамой, ей понравились, и поспешил утешить Мирославу:
Я испеку такие же попозже по маминому рецепту.
А у тебя он есть? спросила она недоверчиво.
А то как же! заверил её он.
Мирослава захлопала в ладоши и сообщила, что она, пожалуй, согласна немного потрудиться на благо их сообщества. Но только немного. И добавила:
Боюсь перетрудиться.
Кот фыркнул, а Морис улыбнулся.
Вечером 31 декабря пошёл снег. Он падал с неба большими мягкими хлопьями и вскоре завалил всё вокруг.
Ура, сказала Мирослава, теперь у нас будет настоящий Новый год.
Только дорожки утром придётся расчистить, заметил Морис.
Зачем? Мы из дома выходить никуда не собираемся и к себе никого не ждём. Расчистим второго утром, решила она.
Хотя бы первого вечером.
А вдруг ночью опять снег пойдёт? спросила Мирослава.
И что же?
Тогда второго придётся заново делать ту же работу.
Миндаугас рассмеялся и решил не спорить. Новый год они на самом деле встретили в так называемом семейном кругу она, он и кот. Никто им не мешал не наведывался и даже не звонил. Хотя дозвониться до них в эти дни можно было только по сотовому телефону Мориса, номер которого знали далеко не все. Но те, кому надо, знали, в первую очередь имеются в виду, конечно, Наполеонов и тётя Мирославы Виктория Петровна Волгина. Сотовый самой Мирославы и стационарный были отключены.
Второго детективы ожидали в гости Шуру, но он позвонил рано утром и уныло проговорил:
Я не приеду.
Заставили работать? сразу догадалась Мирослава.
Попросили, поправил её он и тут же добавил: Но так, что отказаться было невозможно.
И когда же ты сможешь приехать?
Не раньше чем шестого ближе к вечеру.
Хорошо, Шурочка, мы будем ждать, ласково проговорила Мирослава.
Только из вкусного у вас для меня к этому времени ничего не останется, ответил ей голосом мученика Наполеонов.