18 июня царь принял решение переговоров не прерывать, но одновременно начать активные военные действия[179]. Одновременно он известил послов, что Я. К. Черкасскому послан приказ «идти к Орше» и «чинить промысл»[180]. В инструкциях, посланных главнокомандующему, ему предписывалось, чтобы он «на королевские люди наступал строем и обозом», так как «всегда за таким промыслом войне конец бывает». Он должен действовать, «не испустя нынешнего летнего времени», и начать военные действия против литовской армии во главе с М. Пацем, следуя указаниям великих послов. Одновременно к И. А. Хованскому в Полоцк будут посланы подкрепления. Он должен перейти Двину и «у гетмана Паца стоянье измешать», «литовскому и жмуцкому войску собратца не дать»[181]. Таким образом, царь принял советы и Ю. А. Долгорукого, и А. Л. Ордина-Нащокина.
По-видимому, первоначально, когда Я. К. Черкасский, один из виднейших представителей знати и близкий родственник царской семьи, был назначен командующим, речь шла о демонстрации силы, и важен был ранг командующего. Но дело стало обстоять иначе, когда от командующего потребовались активные военные действия. Неслучайно инструкции заканчивались настойчивым пожеланием, чтобы он действовал не так, «как было нынешнее зимы», когда «за непоспешеньем» он упустил отступавшую армию Яна Казимира[182]. Тогда же царь отправил Ю. А. Долгорукому особое письмо, в котором сообщалось, что если командующий «впред учнет делать так ж», то Ю. А. Долгорукий будет назначен на его место[183].
Обстановка для ведения военных действий складывалась благоприятная. Попавший в плен в начале июня офицер литовской армии, француз, сообщил, что войск из Польши в Великом княжестве Литовском нет, с королем в Вильно находится только отряд «надворной пехоты». «А заплаты, де, желнырем никакой не дают, и за то, де, они, желныре, приходили к королю с шумом большим»[184]. Полученные от него сведения великие послы переслали Черкасскому[185]. Тогда же важные сведения он получил от гетмана Брюховецкого. Гетман сообщал 9 июня из Канева, что Канев, Умань, Браслав, Кальник, а также Овруч, Чернобыль, Мозырь подчинились его власти. С. Чарнецкий, писал он, пытается подавить восстание на территории Корсунского полка[186]. Из этого следовало, что в ближайшее время можно не опасаться прихода польских войск с Украины на помощь литовской армии. 18 июня в посольской канцелярии записали «речи» попа Варлама Дорофеева из Виленского Духова монастыря. Он сообщил, что в Великом княжестве Литовском войск мало «и те нужны и голодны» и «заплаты, де, никому не дают». В Литве узнали о движении войск Я. К. Черкасского, «и от тех, де, войск они страшатца»[187].
В целом эти сообщения отвечали действительности. На территории Великого княжества Литовского не было крупных военных соединений, кроме армии Паца, стоявшей в Шклове. Обеспокоенные комиссары срочно просили короля о помощи[188]. Следуя указаниям царя, великие послы побуждали Я. К. Черкасского скорее начать военные действия, рекомендуя предпринять нападение «к Чаусам и под Мстиславль, и под Кричев, и к Быхову, и под Могилев»[189]. К Черкасскому царь прислал в конце июня подьячего приказа Тайных дел Федора Казанца, чтобы побудить его к решительным действиям[190]. После приезда посланца 30 июня Я. К. Черкасский выступил в поход, но при этом, как сообщал Казанец, «говорил с опасеньем, чтоб, де, вступив в дальние места от Смоленска, от литовских людей упадок не учинился»[191]. Уже эти слова показывали, что опасения, высказанные царем в инструкциях главнокомандующему, были не беспочвенными. 5 июля он сообщил великим послам, что идти походом к Чаусам нет смысла, так как там все места запустели от войны «и воевать некого», а на те места, где он мог бы предпринять нападения, распространяется действие временного перемирия между делегациями[192].
Пока великие послы и царь побуждали Черкасского к активным действиям, А. Л. Ордин-Нащокин пытался убедить царя в правильности своих взглядов. Одновременно он жаловался на руководителей посольства. «А твои, великий государь, послы, писал он в Приказ тайных дел, союзным миром и помощию общею мир становить с комиссары, чему бы они склонны были и поступны к миру, и слышать от меня, холопа твоего, не хотят»[193]. Иногда из этих слов делают вывод, что главы посольства были противниками внешнеполитического курса, предложенного дипломатом[194]. Однако из его последующих слов, что послы, не желая обсуждать его предложения, говорят, что «в дело то не поставлено», ясно следует, что великие послы отказывались обсуждать его предложения, так как о них ничего не говорилось в посольских наказах. Как будто одобрив предложения политика, царь не сделал ничего для их осуществления. Афанасий Лаврентьевич, однако, не сдавался и использовал приезд в посольскую резиденцию царского посланца Ю. Никифорова, чтобы передать ему новые соображения об условиях русско-польского соглашения.
Пока великие послы и царь побуждали Черкасского к активным действиям, А. Л. Ордин-Нащокин пытался убедить царя в правильности своих взглядов. Одновременно он жаловался на руководителей посольства. «А твои, великий государь, послы, писал он в Приказ тайных дел, союзным миром и помощию общею мир становить с комиссары, чему бы они склонны были и поступны к миру, и слышать от меня, холопа твоего, не хотят»[193]. Иногда из этих слов делают вывод, что главы посольства были противниками внешнеполитического курса, предложенного дипломатом[194]. Однако из его последующих слов, что послы, не желая обсуждать его предложения, говорят, что «в дело то не поставлено», ясно следует, что великие послы отказывались обсуждать его предложения, так как о них ничего не говорилось в посольских наказах. Как будто одобрив предложения политика, царь не сделал ничего для их осуществления. Афанасий Лаврентьевич, однако, не сдавался и использовал приезд в посольскую резиденцию царского посланца Ю. Никифорова, чтобы передать ему новые соображения об условиях русско-польского соглашения.
Русские власти и в середине XVII в., и ранее жестко придерживались принципа, что владеть землями на русской территории могут только русские подданные. Ради достижения мира А. Л. Ордин-Нащокин готов был от этого принципа отступить. Уже в записке, поданной в 1663 г. канцлеру К. Пацу, он полагал, что при заключении мира и союза между Россией и Речью Посполитой магнатам и шляхте могли бы быть возвращены их владения на землях, отошедших к Русскому государству[195]. В записке, поданной царю, об этом не говорилось, но в разговорах с Ю. Никифоровым он снова вернулся к этому вопросу. Он предлагал, чтобы достичь мира, обратиться к бежавшей от русского наступления в 16541655 гг. шляхте с обещанием вернуть им старые владения «и с судом и управою, как у них наперед сего бывало»[196]. Правда, на такой шаг, по его мнению, можно пойти лишь в том случае, если между государствами будет заключен не только мир, но и союз. Иначе, утверждал он, «дела в конец, как себе надобно, не привесть». Следовало также обещать денежное жалованье литовскому войску и дать такое же жалованье одному из членов польско-литовской делегации, референдарю литовскому Киприану Павлу Бжостовскому, т. к. «Литва ему во всем верят и любят ево»[197].
Пока великие послы и царь побуждали Я. К. Черкасского к активности, на переговорах стороны перешли к обсуждению условий мира[198]. Стремясь скорее заключить мир и положить конец войне, русская сторона, сталкиваясь с сильным сопротивлением представителей Речи Посполитой, проявила готовность пойти на серьезные уступки. Русские великие послы соглашались уступить Полоцк и Витебск, а также польскую Ливонию с Динабургом. Как верно отметил 3. Вуйцик, это были те условия, на которых позднее было заключено перемирие в Андрусове[199]. Однако польско-литовская сторона эти условия не приняла. К этому времени комиссары получили от короля инструкции, предписывавшие им совсем иную линию поведения. Инструкции эти, как показал 3. Вуйцик, были составлены в Вильно при участии ближайших советников короля. Назначенные сеймом представители в выработке этого документа не участвовали[200]. Инструкция предписывала требовать возвращения Речи Посполитой всех земель, занятых русскими войсками в 16541655 гг., и Левобережной Украины. Кроме того, следует требовать возмещения в 10 млн. злотых за нанесенный Речи Посполитой ущерб. Никаких денежных выплат за уступку каких-либо территорий принимать не следовало. Комментируя эти условия мира, З. Вуйцик справедливо отметил, что «твердая и неуступчивая позиция польских представителей в Дуровичах не имела никакой опоры в реальной почве»[201]. Действительно, соотношение сил сторон было не таково, чтобы можно было бы рассчитывать заставить русскую сторону согласиться на такие условия мира. Почему же Ян Казимир и его советники их выдвинули?
В этой связи заслуживают внимания некоторые особенности документа. Так, в нем предписывалось, с использованием разных аргументов, чтобы комиссары ни в коем случае не заключали перемирия, а заканчивался он словами, что в случае безуспешного окончания переговоров король, собрав войска, снова сумеет взять верх над неприятелем[202]. Эта специфика документа позволяет предположить, что королевский двор, от которого инструкция исходила, не был заинтересован в успешном завершении мирных переговоров и связывал свои планы на будущее с новой военной кампанией, которая позволила бы продиктовать побежденному свои условия. Эта победа повысила бы престиж королевской власти и позволила бы королевской паре осуществить свои планы, связанные с передачей польского трона французскому принцу. Такой кампании должна была предшествовать расправа с вождем оппозиции этим планам великим маршалком и польским гетманом коронным Е. Любомирским, который вместе со своими сторонниками не принял участия в походе на Россию[203].
В этой связи заслуживают внимания некоторые особенности документа. Так, в нем предписывалось, с использованием разных аргументов, чтобы комиссары ни в коем случае не заключали перемирия, а заканчивался он словами, что в случае безуспешного окончания переговоров король, собрав войска, снова сумеет взять верх над неприятелем[202]. Эта специфика документа позволяет предположить, что королевский двор, от которого инструкция исходила, не был заинтересован в успешном завершении мирных переговоров и связывал свои планы на будущее с новой военной кампанией, которая позволила бы продиктовать побежденному свои условия. Эта победа повысила бы престиж королевской власти и позволила бы королевской паре осуществить свои планы, связанные с передачей польского трона французскому принцу. Такой кампании должна была предшествовать расправа с вождем оппозиции этим планам великим маршалком и польским гетманом коронным Е. Любомирским, который вместе со своими сторонниками не принял участия в походе на Россию[203].
Каковы бы ни были истинные настроения комиссаров[204], на переговорах они строго следовали инструкциям, в резкой форме отвергнув все русские условия. Предложенные ими условия были совершенно неприемлемы для русской стороны. Тем самым мирные переговоры зашли в тупик.