Следует отметить, что какими-либо реальными средствами давления на русских представителей комиссары не располагали и пытались восполнить этот недостаток ссылками на опасности, угрожающие России в будущем, если мир не будет заключен. Так, на беседе, состоявшейся 20 июня, К. П. Бжостовский «доверительно» сообщил А. Л. Ордину-Нащокину, что восстание на Украине почти подавлено и С. Чарнецкий ждет хана с ордой, чтобы идти в поход на русские земли, а в Польше находится шведский посол, который призывает, чтобы поляки «посольство высоко держали и свое мстили», и предлагает «польские и литовские войска случить с свейскими войски». Если переговоры закончатся безрезультатно, предостерегал он своего собеседника, то придется «на нынешнем сейме крепость учинить с ханом и шведом»[205]. На переговорах комиссары заявляли, что на Украине Серко и Брюховецкий потерпели поражение[206] и что Чарнецкого с Украины гетманы «в соединенье ждут вскоре»[207]. Русскому гонцу П. Долгову, ездившему к комиссарам в начале июля, сообщили, что навстречу C. Чарнецкому, который идет на север через Полесье с коронным войском и ордой, послан «валентарского войска полковник Буганской»[208]. Комиссары пытались использовать в своих интересах и сообщения «курантов». Так, они передали послам «куранты», в которых сообщалось, что король шведский потребовал со своих подданных «великих податей» и что здесь «против Москвы надеютца новой войны»[209].
Сообщения о положении на Украине были по бо́льшей части обычной дезинформацией. Великие послы располагали своими источниками информации, рисовавшими положение дел в существенно ином виде[210].
Хотя С. Чарнецкий добился определенных успехов, сумел остановить у Канева войска Брюховецкого и занять Корсунь, до подавления восстания было еще далеко. Коронная армия завязла под Ставищами, осада которых продолжалась несколько месяцев[211].
Послам было также известно, что связанные с Любомирским солдаты и офицеры коронной армии «короля ни в чем не слушают и на помочь они и нихто ис корунного войска нынешнего лета не будут»[212].
Однако что касается Швеции, то сообщения К. П. Бжостовского отвечали действительности. Весной 1664 г. в Польшу выехало шведское посольство во главе с Пальбицким для переговоров о союзе против России[213]. В мае М. Пальбицкий прибыл в Варшаву, а в августе был подготовлен проект союзного договора, одно из условий которого предусматривало участие 20-тысячной шведской армии в войне с Россией[214]. Надежды на союз со Швецией были одним из факторов, побуждавших Яна Казимира и его окружение вести войну до победного конца. Вместе с тем эти сообщения ставили перед царем и его советниками новую важную задачу: какие шаги следует предпринять, чтобы не допустить заключения союза между Речью Посполитой и Швецией.
Когда переговоры, как уже отмечалось, зашли в тупик, стороны договорились прервать их на срок с 10 июня по 1 августа, чтобы послы и комиссары могли запросить у своих правительств новые инструкции[215]. В указаниях, полученных комиссарами от Яна Казимира, не было ничего нового. Король только предлагал после неудачного окончания переговоров договориться о их возобновлении в будущем, когда королевское войско одержит победу над неприятелем[216]. Иначе обстояло дело на русской стороне.
Когда переговоры, как уже отмечалось, зашли в тупик, стороны договорились прервать их на срок с 10 июня по 1 августа, чтобы послы и комиссары могли запросить у своих правительств новые инструкции[215]. В указаниях, полученных комиссарами от Яна Казимира, не было ничего нового. Король только предлагал после неудачного окончания переговоров договориться о их возобновлении в будущем, когда королевское войско одержит победу над неприятелем[216]. Иначе обстояло дело на русской стороне.
За новыми инструкциями в Москву был послан А. Л. Ордин-Нащокин. К 21 июля были подготовлены новые инструкции и ряд других важных документов. Дополнительные указания содержались в грамоте, отправленной послам 3 августа. В указаниях царя подчеркивалась его заинтересованность в заключении мира. В ст. 7 этого документа подчеркивалось, что «ближние наши бояре и окольничие приговорили, чтоб вам (т. е. послам. Б. Ф.) к совершению мира привесть всяким промыслом»[217]. Эта заинтересованность, однако, не означала готовности царя идти на новые уступки. Наоборот, условия соглашения стали в какой-то мере более жесткими. Ради заключения мира царь теперь соглашался уступить только Полоцк и Витебск[218], а о Динабурге речи не было. В особой грамоте от 21 июля великим послам предписывалось «стоять накрепко, чтоб Динаборок с пригороды укрепить за нами и сулить за тот город с пригороды казны сколько доведетца»[219]. Очевидно, А. Л. Ордин-Нащокин сумел убедить царя в том, как важно русской власти иметь в своих руках опорный пункт на торговом пути по Западной Двине. Что касается «черкасских городов», то идти здесь на какие-либо новые уступки царь совсем не собирался. В грамоте от 3 августа он специально сообщал послам, что под Ставищами армия Чарнецкого понесла серьезные потери «и Маховского Серко с калмыки побили». Чарнецкий начал отступать в Польшу, «а татар при нем никово нет», поэтому следует, чтобы послы «в поступке о черкаских городех тое стороны Днепра говорили с великим рассмотрением»[220], т. е. царь и его советники не исключали того, что, может быть, удастся удержать под русской властью и какую-то часть Правобережной Украины. Как видно из разных документов, отправленных послам, наблюдая за благоприятно складывавшимся положением на Правобережье, русские политики предвидели возникновение перед ними новой проблемы. Они задумывались над вопросом, как избежать последствий острого недовольства украинского общества тем, что по заключенному соглашению часть украинских земель останется в составе Речи Посполитой. Неслучайно в грамоте от 3 августа послам предписывалось следить за тем, чтобы до проведения условий будущего мирного договора в жизнь «на Украину преже не дали вести, а на Украине над нашими людми черкасы какова дурна не учинили», чтобы «из-за Днепра ис тех городов наших ратных людей вывесть заранее»[221].
Если по вопросу о границах русская позиция в определенной мере ужесточилась, то в других отношениях налицо были серьезные перемены. Так, в указаниях послам подчеркивалось, что они при решении вопроса о судьбе «черкасских городов» должны стремиться «к обороне от хана крымского и от ево войны к защите», чтобы «от хана крымского войны впредь было безстрашно и непорушимо»[222]. Эти формулировки дают основание предполагать, что мирный договор в представлении царя Алексея должен был сопровождаться соглашением о совместных действиях обоих государств против Крыма. Особо важно, что в этих указаниях специально упоминались «о союзе статьи», отправленные великим послам с А. Л. Ординым-Нащокиным[223]. В этих статьях есть все основания видеть записку «О миру Великой Росии с Полшею», копия которой и сохранилась среди материалов переговоров в Дуровичах. Очевидно, и трудности, возникшие в ходе переговоров, и беседы с приехавшим в Москву советником побудили царя обратиться к практическому осуществлению предложенных им планов[224].
Царь не избегал и других способов достижения цели. В особой грамоте, адресованной А. Л. Ордину-Нащокину и думному дьяку Алмазу Иванову, он предписывал «корунных комисаров скупать всячески, чтоб они к миру были склонны»[225]. Одновременно с составлением инструкций великим послам 21 июля было принято и другое важное решение. Я. К. Черкасский был смещен с поста командующего[226]. На его место был назначен Ю. А. Долгорукий, которого царь благодарил за то, что тот во время переговоров «стоял упорно свыше всех товарищев своих»[227]. Одновременно он предписывал «одниконечно видетца» с А. Л. Ордин-Нащокиным для получения от царя указаний[228], касавшихся, как ясно из последующего, развертывания активных военных действий. Таким образом, по отношению к комиссарам Речи Посполитой следовало использовать и пряник (предложение союза), и кнут (военная угроза).
Царь не избегал и других способов достижения цели. В особой грамоте, адресованной А. Л. Ордину-Нащокину и думному дьяку Алмазу Иванову, он предписывал «корунных комисаров скупать всячески, чтоб они к миру были склонны»[225]. Одновременно с составлением инструкций великим послам 21 июля было принято и другое важное решение. Я. К. Черкасский был смещен с поста командующего[226]. На его место был назначен Ю. А. Долгорукий, которого царь благодарил за то, что тот во время переговоров «стоял упорно свыше всех товарищев своих»[227]. Одновременно он предписывал «одниконечно видетца» с А. Л. Ордин-Нащокиным для получения от царя указаний[228], касавшихся, как ясно из последующего, развертывания активных военных действий. Таким образом, по отношению к комиссарам Речи Посполитой следовало использовать и пряник (предложение союза), и кнут (военная угроза).
Чтобы воздействовать на противника, русская сторона на этом этапе переговоров также прибегла, по-видимому, к дезинформации. Распространились слухи, которые зафиксировал в своем дневнике один из комиссаров, Я. А. Храповицкий, что Я. К. Черкасский поехал встречать в Смоленске царя, для которого в городе готовят двор, а Алексей Михайлович уже выступил из Москвы со всем своим войском[229].
В своей грамоте царь запрашивал послов, не следовало ли бы ему выехать из Москвы в Вязьму[230], очевидно, чтобы придать этим слухам большее правдоподобие.
К осуществлению «мирной» части этого плана «великие послы» приступили, направив комиссарам записку с вопросом, какого они хотят мира: перемирия, обычного мирного соглашения или мирного соглашения и союза, чтобы «с соседями своими мир общей иметь, чтоб всякие изобильные вещи в государствах наших от всех сторон множились и вечно пожитки были»[231]. Так на повестку дня переговоров был вынесен вопрос о заключении между государствами не только мира, но и союза.
Более подробно положения русской стороны были изложены в записке, переданной комиссарам 13 августа[232]. Записка предусматривала три возможных варианта мирного соглашения. В случае заключения перемирия на 20 лет за царем должны остаться все территории, реально находящиеся под его властью. В случае заключения просто «вечного мира» царь соглашался уступить Речи Посполитой Полоцк, Витебск и польскую Ливонию, а за ним оставалась Смоленщина и «казацкой Украины по Днепр все городы». В случае заключения не только мира, но и союза, предусматривавшего совместные военные действия против наступающих «посторонних войск», к России должны были отойти Смоленщина, Левобережная Украина и польская Ливония с Динабургом.
В записке подробно аргументировалась необходимость таких уступок со стороны Речи Посполитой, связанных именно с заключением союза. Так, отошедшая к России «казацкая Украина по Днепр» должна была служить «ко обороне обоим союзным государствам от татар, к надежной заступе и помочи от войск московских». Таким образом, союз должен был быть соглашением о совместной защите украинских земель от набегов крымских татар (это показывает, что предложенное выше объяснение указаний царя великим послам является правильным).
Относительно Динабурга в записке указывалось, что «когда обоих союзных государств ратные люди будут в близости на Двине между собою в случении и тогда страшны будут посторонним соседем». В этих словах налицо очевидное указание на возможность совместных действий обоих государств по отношению к Швеции. Эти действия, указывалось далее, приведут к тому, что «прежние шкоды от обидных краев без войны христианским правом взыщутца». Эти места в записке представляют дословное повторение соответствующих мест в записке, переданной А. Л. Ординым-Нащокиным канцлеру К. Пацу в 1663 г.[233] Тем самым налицо прямое свидетельство участия А. Л. Ордина-Нащокина в составлении этого документа[234].