В то время как П. Марселис весной летом 1665 г. вел в разных европейских столицах переговоры о посредничестве, Григ. Богданов в Варшаве вел переговоры на ту же тему с королем и сенаторами. Переговоры о посредниках проходили в неблагоприятной для русских предложений ситуации, так как еще до их начала рада сената приняла решение не соглашаться на участие посредников[336]. На переговорах в мае июне 1665 г. Г. Богданов, следуя своим инструкциям, упорно настаивал на том, что мирным переговорам должна предшествовать договоренность о том, какие посредники будут в них участвовать, так как иначе «кроме споров дела никакова не чаять» и «на съезд посылать будет ненадежно»[337]. Не решаясь прямо выступить против участия посредников или высказаться отрицательно о кандидатах, предлагаемых русской стороной, сенаторы прибегали к разным маневрам, чтобы отклонить русские предложения. Так, в качестве посредников с польской стороны были предложены папа и французский король. Очевидно, полагали, что такие кандидаты будут для русской стороны неприемлемы, но Г. Богданов, следуя наказу, ответил согласием[338]. Заслуживает внимания в этой связи важный эпизод, не нашедший отражения в текстах официальных писем, которыми обменивались Богданов и сенаторы[339]. 1 июня 1665 г. дьяка посетил один из приближенных коронного канцлера М. Пражмовского, Александр Гоишевский, познакомившийся с ним во время пребывания в русском плену, и «тайным обычаем» объяснял ему, что король и сенаторы не согласятся на посредничество императора, так как он, по их убеждению, будет мешать успеху мирных переговоров[340]. В этом небольшом эпизоде очень показательно отразились те перемены в сфере международных отношений, о которых уже шла речь. Речь Посполитая переставала быть единственным союзником Австрии на востоке Европы и более не ориентировалась на тесный союз с этим государством. Эти обстоятельства способствовали начинавшемуся русско-австрийскому сближению.
Главный аргумент сенаторов состоял в том, что поиски посредников потребуют много времени и усилий и это будет способствовать затягиванию мирных переговоров[341]. В итоге русское предложение о том, что выбор посредников и договоренность с ними должны предшествовать началу переговоров, не было принято, но вопрос об участии посредников не был снят с повестки дня, вопрос о выборе посредников и их участии в переговорах о заключении вечного мира должен был стать предметом обсуждения между комиссарами и «великими послами»[342].
Сохранилось мало данных о переговорах, которые вел П. Марселис. Так, известно, что наместнику курфюрста в Восточной Пруссии Богуславу Радзивиллу он говорил, что царь желает заключить не перемирие с Речью Посполитой, а «вечный мир» и союз против Крыма и Османской империи «врагов христианства»[343]. 25 апреля Марселис, находившийся во владениях курфюрста «инкогнито», получил у Фридриха Вильгельма тайную аудиенцию[344]. Курфюрст, стремившийся сохранить мирные и дружественные отношения с Россией, обещал убеждать короля и сенаторов, чтобы они «о мирных переговорах порадели и посилков татарских впредь лишались»[345]. В своей грамоте он также сообщал, что «Петру Марселису мы высокую честь, вежство и милость показали»[346]. Это соответствовало истине[347]. Хуже обстояло дело с содействием курфюрста успеху мирных переговоров. В действительности всё ограничилось тем, что Фридрих Вильгельм переслал Яну Казимиру копию царской грамоты[348]. Впрочем, многого курфюрст и так сделать не мог. К весне 1665 г. его отношения с Яном Казимиром и его окружением стали весьма прохладными, так как в Варшаве не без оснований подозревали, что курфюрст поддерживает тайные контакты с главой оппозиции королевским планам Е. Любомирским[349].
9 мая П. Марселис поехал из Берлина через Дрезден в Вену[350]. Здесь ответ на русские предложения был вполне благожелательным. В ответе советников императора на русские предложения говорилось, что австрийские дипломаты готовы участвовать в мирных переговорах, если Ян Казимир «цесарское посредство примет». Император поручил Августину Майербергу, ставшему к этому времени австрийским резидентом в Варшаве, выяснить это[351]. В условиях, когда император предоставил Любомирскому приют во Вроцлаве и выделил ему средства для набора армии, чтобы сражаться с королем и его сторонниками, было еще меньше оснований, чем в 1661 г., что Ян Казимир согласится на австрийское посредничество. О его реакции ко времени возвращения Марселиса уже знали от Г. Богданова.
П. Марселис располагал хорошими связями в Дании[352], но дело не пошло так быстро, как он, вероятно, думал. Марселис был принят королем 27 июля и смог изложить свои предложения[353], но в Копенгагене не торопились с ответом, и 25 августа Петру Марселису пришлось снова обратиться к датским властям[354]. В итоге Фредерик III согласился выступить в роли посредника и обещал обратиться по этому вопросу к польскому королю[355]. Понятно, что такое обращение, даже если оно имело место, не могло привести к успеху из-за отрицательного отношения властей Речи Посполитой к самому ведению переговоров при участии посредников.
Одновременно с отправкой миссий Г. Богданова и П. Марселиса была предпринята попытка возобновить переговоры о посредничестве со Швецией. В марте 1665 г. перед отъездом на воеводство во Псков А. Л. Ордин-Нащокин ходатайствовал предоставить ему полномочия вести переговоры со шведскими властями о посредничестве на мирных переговорах[356]. К делу А. Л. Ордин-Нащокин приступил в мае, отправив своего гонца Феофила Бобровича к генерал-губернатору Б. Оксеншерне. Ф. Бобрович сообщил губернатору о желании своего патрона Речь Посполитую «привести до общего покою к доброи дружбе соседственной с Великою Россией через посредников от Короны свейской». Он предлагал губернатору от имени воеводы сноситься с ним по этому вопросу «надежными писмами». Б. Оксеншерна ответил, что сейчас едет в Стокгольм и будет вести переговоры на эту тему по возвращении[357], но за этим заявлением ничего не последовало[358].
Обращение с просьбой о посредничестве к Швеции на первый взгляд вызывает удивление. Швецию в Москве явно не относили к числу государств, дружественных по отношению к России. Здесь, как показано выше, хорошо знали об имевших место в Варшаве переговорах о заключении польско-шведского союза, направленного против России. Может вызвать удивление и поддержка такого предложения со стороны А. Л. Ордина-Нащокина, который в эти годы, как также показано выше, считал Швецию одним из главных врагов Русского государства. В одной из отписок он сам правильно обращал внимание царя на то, что продолжение войны между Россией и Польшей выгодно шведским правящим кругам, так как это дает им возможность «всякими промыслы и пострахами боясь их, шведов, мир с твоей, великого государя стороны, убыточной провесть»[359]. Однако в таких действиях была своя логика. Если бы регенты, управлявшие Швецией в малолетство Карла XI, согласились на посредничество, они не смогли бы продолжать переговоры о союзе с Речью Посполитой и шантажировать этим русскую сторону. Более того, можно было ожидать, что на мирных переговорах они не станут поддерживать комиссаров, так как Швеция не заинтересована в укреплении Польско-Литовского государства[360].
Обращение с просьбой о посредничестве к Швеции на первый взгляд вызывает удивление. Швецию в Москве явно не относили к числу государств, дружественных по отношению к России. Здесь, как показано выше, хорошо знали об имевших место в Варшаве переговорах о заключении польско-шведского союза, направленного против России. Может вызвать удивление и поддержка такого предложения со стороны А. Л. Ордина-Нащокина, который в эти годы, как также показано выше, считал Швецию одним из главных врагов Русского государства. В одной из отписок он сам правильно обращал внимание царя на то, что продолжение войны между Россией и Польшей выгодно шведским правящим кругам, так как это дает им возможность «всякими промыслы и пострахами боясь их, шведов, мир с твоей, великого государя стороны, убыточной провесть»[359]. Однако в таких действиях была своя логика. Если бы регенты, управлявшие Швецией в малолетство Карла XI, согласились на посредничество, они не смогли бы продолжать переговоры о союзе с Речью Посполитой и шантажировать этим русскую сторону. Более того, можно было ожидать, что на мирных переговорах они не станут поддерживать комиссаров, так как Швеция не заинтересована в укреплении Польско-Литовского государства[360].
Вопрос о посредниках стал вновь приобретать актуальность, когда осенью 1665 г. обозначилась реальная перспектива возобновления мирных переговоров. Особенно беспокоил этот вопрос А. Л. Ордина-Нащокина, рассчитывавшего, как показано выше, добиться на переговорах заключения «вечного мира» с Речью Посполитой. Он с беспокойством писал царю, что в соглашении о переговорах, заключенном с И. Комаром, ничего не сказано об участии посредников[361]. В наказе, отправленном А. Л. Ордину-Нащокину 12 февраля 1666 г., снова указывалось, что в качестве посредников с русской стороны следует предложить императора и датского короля[362].
Собранный материал наглядно показывает, сколь значительные усилия были затрачены русским правительством в 16601665 гг., чтобы мирные переговоры велись при участии посредников. Каковы же были мотивы всех этих настойчивых действий? На первый взгляд, объяснение лежит на поверхности. Участие в переговорах представителей дружественных России государств должно было способствовать достижению благоприятных для русской стороны условий мира. Однако это не объясняет согласия русской стороны на участие в переговорах посредников, которых предложит польско-литовская сторона. Очевидно, имели место и другие соображения. Установить их в известной мере позволяют те аргументы в пользу участия посредников, которые приводятся в направленной царю записке А. Л. Ордина-Нащокина. Известно, что уже в июле 1665 г. он послал царю «докладные статьи», специально посвященные вопросу о посредниках[363], но обнаружить текст статей пока не удалось. Однако ряд соображений на этот счет можно обнаружить в записке, которую Афанасий Лаврентьевич отправил царю накануне переговоров в Андрусове после ознакомления с присланным ему посольским наказом. Польско-литовской стороне, писал он, не нужны посредники, она может согласиться на их участие лишь «от великого принуждения», а русской стороне участие посредников выгодно. В подтверждение правильности своего утверждения он приводил следующие аргументы. Желание поляков заключить только перемирие говорит о их намерении вскоре возобновить войну и «при ином короле поляки перемирья держать не учнут». Поэтому следует, «не откладывая на долгое время», привлечь посредников уже к участию в заключении соглашения о перемирии. Если «посредники перемирную запись в надежду вечного мира закрепят», то в дальнейшем, если Речь Посполитая это соглашение нарушит, посредники должны будут поддержать Россию[364].