Он начал работу над дорожкой между склепом и домом, где раньше обнаружил кости Элизы. Имело смысл продолжить работу там же, хотя лучше будет найти новую аллейку, которая пройдет на почтительном расстоянии от ее тела. Он нашел место, где закончил в прошлый раз, и с минуту постоял в тишине у могилы женщины. Земля на холмике уже начала оседать под воздействием дождя и времени. Импровизированный крест, который он поставил в изголовье могилы, покосился. Он поправил его и оглянулся.
С места, где он стоял, было видно башню Элизы, но почти не видно дом. Солнечный свет падал под углом, на окне лежала тень, поэтому невозможно было разглядеть, наблюдает ли она за ним.
Тебя не забыли, Элиза. Просто подожди еще немного.
Он отступил на дорожку, пометил могилу еще одной палкой, чтобы ее было видно как минимум метров за шесть. Затем начал работать: вырывал сорняки, выкапывал небольшие деревья, где возможно, обрезал лианы и убирал сети паутины, которые мешали передвигаться. Намечая тропу, он огибал более крупные деревья и выбирал путь наименьшего сопротивления, что значительно ускорило его работу. К тому времени, когда солнце почти село, он добрался до парадного входа в Крейвен Мэнор.
По крайней мере, Бран может быть доволен результатом сегодняшних трудов. Он провел по лбу тыльной стороной, чтобы вытереть пот. Несмотря на усталость и напряжение, он чувствовал удовлетворение. Было приятно осознавать, что он сделал хоть что-то.
Вороны собирались устроиться на ночлег. Одна за другой они слетали с небес, усаживались на ветки или камни. Их скорбное карканье разносилось в прохладном ночном воздухе, а перья шуршали, создавая какофонию звуков, особенно, когда они прыгали с ветки на ветку и ссорились между собой.
Карканье преследовало Дэниела, пока он шел по обновленной тропе к склепу. Он ненадолго остановился у каменной гробницы, чтобы вырвать сорняки, которые начали расти за время его отсутствия, и тихо попрощаться с Аннализой. Он не знал, сможет ли помочь ей. У него была теория, что она осталась, потому что ее мать оказалась в ловушке, и что как только призрак Элизы освободится, Аннализа последует за ней. Если миссис Киршнер ничего не перепутала, то из ее рассказа следовало, что дочь и мать были очень близки между собой.
Но если освобождение Элизы не спасет Аннализу, Дэниелу придется действовать по обстоятельствам. На двери Аннализы не было ни замков, ни соли, ни заклинающих рун. Может, девушка даже не знала, почему оказалась в ловушке на земле. В таком случае Дэниел ничего не смог бы для нее сделать. Она казалась такой дружелюбной и любопытной, что он и думать не мог о том, что она останется один на один с таким злодеем, как Бран.
Сконцентрируйся. Двигайся маленькими шагами. Сначала разберись с Элизой.
Он смахнул несколько упавших листьев с передней части гробницы, а затем отступил. Ему хотелось предупредить ее о том, что произойдет, но он прикусил язык. Раскрывать свои карты так сразу слишком опасно. Аннализа была привязана к брату.
Дэниел вернулся в коттедж. Он сосредоточился на том, чтобы день шел своим чередом. Из окна была видна только часть дома, но, насколько он знал, Бран мог наблюдать за ним, оставаясь невидимым, как ворона на деревьях. Он не стал задергивать шторы, когда мылся, готовил ужин и ел. Затем он переоделся в пижаму, задернул шторы и задул лампу.
Он долго сидел на краю постели. Стрелки часов едва виднелись в темноте, но он наблюдал, как часовая стрелка минула девятку, затем десятку. Наконец, в одиннадцать он встал и облачился во все черное.
Если Бран наблюдал бы за домом, то счел бы, что Дэниел заснул сразу после ужина. Если Дэниелу повезет, то Бран мог бы бросить слежку за коттеджем несколько часов назад. Тем не менее, Дэниел продолжал двигаться осторожно, легко, невесомо. Он повернул ручку двери, протиснулся через узкую щель.
Ни вороны, ни кота не было видно. Дэниел скользил по темному саду, напряженно ловя каждый звук, каждый шорох. Дневные птицы умолкли, но слышны были крики летучих мышей и ночных животных. Вместо того чтобы двинуться по самому легкому маршруту, Дэниел намеренно выбирал заросшие и погруженные во тьму части сада, приближаясь к воротам. Он нашел сумку, которую спрятал в кустах, и, порывшись внутри, достал часы и бинокль. Затем он перекинул сумку через плечо и начал пробираться сквозь деревья.
Наконец, он нашел укромный уголок между двумя стволами, вокруг которых росли папоротники. Оттуда можно было наблюдать за коттеджем, не приближаясь к нему, а папоротники хорошо скрывали его. Он прислонился спиной к дереву и поджал ноги. Кругом было довольно темно, и он был уверен, что любой, кто посмотрит в его сторону, просто не заметит его, но все равно с трудом подавлял желание свернуться в клубок.
Наконец, он нашел укромный уголок между двумя стволами, вокруг которых росли папоротники. Оттуда можно было наблюдать за коттеджем, не приближаясь к нему, а папоротники хорошо скрывали его. Он прислонился спиной к дереву и поджал ноги. Кругом было довольно темно, и он был уверен, что любой, кто посмотрит в его сторону, просто не заметит его, но все равно с трудом подавлял желание свернуться в клубок.
Он был настороже и ждал. Каждые несколько минут он менял положение, чтобы не затекли ноги и чтобы не уснуть. Время ползло мучительно медленно, наваливалась усталость и сонливость. Чтобы не терять бдительности, он щипал себя за руки, пока они не посинели.
Наконец, наступила полночь, и Дэниел поднял бинокль. Он видел входную дверь коттеджа и небольшое расчищенное пространство вокруг нее. Он оглядел его, пытаясь обнаружить признаки движения среди растений. Он чувствовал себя так, будто сходит с ума. Десять минут спустя после полуночи он весь вспотел. Через пятнадцать минут паранойя превратилась в цепкий страх ему казалось, что кто-то подкрадывается к нему за спиной. Он собрал в кулак всю волю, чтобы смотреть вперед.
Наконец, в двадцать минут первого между деревьями что-то мелькнуло. К коттеджу бежала Аннализа, платье и волосы плыли за ней, когда она перепрыгивала через упавшие бревна. Она летела быстро и была едва видима, поэтому Дэниелу было трудно следить за ней с биноклем.
Дэниелу хотелось просто наблюдать, как девочка резвится, но не она была его главной заботой. Он навел бинокль на деревья и начал увеличивать изображение. Его внимание привлекло бурное движение на большой сосне в двадцати метрах от коттеджа, и Дэниелу пришлось закусить губу, чтобы подавить радостный возглас. Как он и надеялся, Бран оставил особняк, чтобы присматривать за игрой своей сестры. Крупная ворона приземлилась на сосну и взъерошила перья, успокаиваясь.
Нервы вновь напряглись, стряхивая последний намек на усталость Дэниела. Он беспокоился, что у него совсем мало времени, и сильно боялся, что слишком быстрое движение привлечет внимание Брана. Он смотрел, как Аннализа постучала в дверь коттеджа. Она склонила голову набок, ожидая ответа Дэниела. Когда дверь не открылась, она обогнула здание и начала стучать в окно и стены. Большая ворона сидела неподвижно, как статуя. Ее внимание, казалось, было сосредоточено только на сестре, и она не выказывала признаков нетерпения. Дэниел наконец осмелился убрать бинокль и пополз назад. Он подхватил сумку с припасами и направился к особняку.
Глава 25
ДЭНИЕЛ КРАЛСЯ ВПЕРЕД и переживал. Он боялся, что если будет двигаться слишком медленно, Бран вернется в поместье раньше, чем он закончит свое дело. Если же он пойдет слишком быстро, то может наделать много шума. Когда он подошел к каменным ступеням особняка, он с трудом дышал и дрожал от напряжения.
Вороны на деревьях встрепенулись, как только Дэниел приблизился к входной двери. Он надеялся, что они не настолько разумны, чтобы общаться с Браном, но не спускал с них глаз. Если они начнут громко каркать или хлопать крыльями, взлетая, Бран непременно заподозрит что-то неладное.
Он задержал дыхание, проходя через дверной проем в особняк. Внутри было темно и невозможно что-либо разглядеть, но Дэниел не рискнул зажечь ни одну из свечей. Ему приходилось пробираться на ощупь и по памяти. Ориентироваться ему помогали тонкие лучи лунного света, пробивавшиеся сквозь грязные окна.
Когда он пересекал холл, под ногами хрустели листья. Огонь давно погас, но его угли по-прежнему источали тепло в холодный ночной воздух. Дэниел нашел лестницу и начал подниматься. Он съежился, когда старое дерево застонало под его весом.
На лестничной площадке он замер, обнаружив, что за ним наблюдает пара глаз. У Дэниела перехватило дыхание, когда они уставились на него, но затем он облегченно выдохнул, прижав руку к сердцу, когда понял, что видит портрет. Картина была едва видна только глаза и намек на нервно улыбающиеся губы.
Он повернулся к лестнице на третий этаж. Чем выше он поднимался, тем плотнее становилась тьма. Он вздрагивал, когда руки, нащупывающие путь, касались липких нитей. Из глубины дома раздался скрип, и Дэниелу пришлось заставить себя смотреть вперед. Так скрипит доска, остывая. Вот и все.
Поднимаясь, он старался держаться поближе к перилам. Он еще не видел двери в башню, но уже слышал, как скребут по дереву пальцы. Этот звук и раньше наполнял его ужасом, и в эту ночь реакция была такой же сильной, но по совершенно другой причине. Вместо страха перед тем, что произойдет, когда женщину выпустят, он почувствовал тошноту при мысли о том, что ей пришлось пережить. На протяжении двух столетий она томилась в плену в этой башне, каждый день царапала дверь своей темницы, пытаясь вырваться на волю, но никто и никогда ее не слышал и не видел. Он рискнул прошептать: «Я здесь, Элиза».
Поднимаясь, он старался держаться поближе к перилам. Он еще не видел двери в башню, но уже слышал, как скребут по дереву пальцы. Этот звук и раньше наполнял его ужасом, и в эту ночь реакция была такой же сильной, но по совершенно другой причине. Вместо страха перед тем, что произойдет, когда женщину выпустят, он почувствовал тошноту при мысли о том, что ей пришлось пережить. На протяжении двух столетий она томилась в плену в этой башне, каждый день царапала дверь своей темницы, пытаясь вырваться на волю, но никто и никогда ее не слышал и не видел. Он рискнул прошептать: «Я здесь, Элиза».
Царапанье, казалось, стало громче, когда он ступил на площадку. Влево и вправо тянулись погруженные во тьму коридоры. Каменная дорожка перед ним выглядела как глубокая черная яма. Только доносившиеся оттуда шумы доказывали, что она существует. Помимо царапанья стало слышно прерывистое дыхание.