У меня, как говорят в таких случаях, травматический опыт: слишком часто я здесь просыпался раздавленный тяжестью вещного мира, от которого вроде бы ловко сбежал, в полной уверенности, что моя распрекрасная волшебная жизнь мне просто приснилась, а вот теперь настоящая началась.
Поэтому, обнаружив себя дома в человеческом виде, я всегда сразу несусь в прихожую, где висит старинное дедово зеркало, очень большое, уж насколько я лось здоровенный, а помещаюсь в нём в полный рост. Стою и смотрю на своё отражение. Когда я в порядке, в зеркалах я красавчик, сам бы за таким на край света пошёл. Как прозрачный сосуд условно человеческой формы, под завязку заполненный темнотой и озаряющими её огнями немыслимых каких-то цветов. Немного похоже выглядят по ночам города, если смотреть на них из иллюминатора самолёта, или просто с вершины холма.
По этому поводу грех не выпить, и я варю себе кофе; дому достаётся первый глоток, он это дело ужасно любит варишь кофе, обязательно плесни на порог. Жертву дом всегда выпивает до капли, в смысле, тёмная лужица исчезает бесследно, пятен не остаётся, за что ему большое спасибо: для регулярного мытья полов я всё-таки чересчур мистическое существо.
После кофе мне не сидится дома, и я выхожу во двор. Небо на горизонте уже постепенно светлеет, что само по себе прекрасно, но лично для меня не особо, поскольку значительно уменьшает мои шансы на Тонин пирог. К утру у него обычно даже крошек не остаётся; ладно, я сам балда, не перед зеркалом надо было вертеться и не кофе варить три раза, а сразу в кабак бежать. Но всё равно имеет смысл пойти туда и проверить, как у нас с пирогами, думаю я. С Тони никогда заранее не угадаешь, может он тоже полночи гулял, а сейчас вернулся и месит тесто просто так, не ради клиентов, а от избытка сильных и сложных чувств.
Вход в кафе этим ранним майским утром, бывшей апрельской ночью выглядит, разнообразия ради, именно входом в кафе. Даже полустёртая надпись появилась на нашей белоснежной обычно вывеске: «чино». Видимо, уцелевшая часть «Капучино». Смешно.
Внутри сейчас тоже смешно темно и безлюдно. А также бездемонично, безоборотненно, бесшаманно, безмиражёво, и что там у нас бывает ещё. Но ни в коем случае не безбожно, дух со страшной силой витает над условными водами: в помещении пахнет масляной краской и разбавителем (незабываемый номер четыре, пинен), на буфете спит рыжий кот, а на кухонном столе лежит ещё тёплый закутанный в полотенце пирог и записка: «Чудеса бывают, прикинь».
Будь здесь Тони, я бы сейчас повис у него на шее с восторженным воем, но он от такого счастья благоразумно куда-то сбежал. Зато кот, в смысле, Нёхиси открывает один изумрудно-зелёный глаз. Говорить ему сейчас явно лень, поэтому он просто очень громко и внятно думает: «Явился! Лучше поздно, чем никогда».
Всё это вместе Нёхиси, который явно по мне соскучился, майский рассвет, полустёртое «чино» над входом в кафе, запах пинена и масляной краски, тёплый Тонин пирог в сумме даёт счастье такой сокрушительной силы, что у меня сдают нервы. Хорошо, что я не умею рыдать, а то великий потоп устроил бы, причём во всём городе сразу. Но я кремень, потопа не будет, можно выдыхать, пронесло.
Вот это я понимаю, нормально народ гуляет, говорю я, остановившись в начале улицы Савичяус, которая превратилась в один огромный кабак под открытым небом. Сейчас везде примерно такое творится, все городские бары и рестораны, получив разрешение на уличную торговлю, выставили наружу столы. Просто улица Савичяус узкая и короткая, поэтому выглядит очень эффектно: автомобильное движение перекрыто, мостовая заставлена стульями, но мест всё равно не хватает, люди с тарелками и стаканами даже на тротуарах сидят. Хотя время для разгула и кутежа, по идее, не самое подходящее три часа пополудни буднего дня.
Да, отлично сидят, заглядение, приятно смотреть, подтверждает Нёхиси, по случаю обхода возродившихся кабаков принявший вполне традиционный человеческий облик и нацепивший нарядный растаманский берет. Похоже, говорит он с нарастающим энтузиазмом, весь этот переполох пошёл горожанам на пользу. Что-то важное про жизнь они всё-таки поняли. И теперь пьют не просто какие попало напитки, а полезный для организма оранжевый цвет.
Не хотелось бы разбивать тебе сердце, но боюсь, они пьют не сам цвет, а модный сезонный коктейль апероль-шприц.
Это им только кажется, смеётся Нёхиси. И тебе заодно. Но на самом деле, совершенно неважно, как вы это себе объясняете. Про оранжевый цвет бессмысленно думать, его надо пить.
От избытка чувств он взлетает над улицей Савичяус целой стаей павлинов, вопя ужасными голосами и сметая сверкающими хвостами пустые пластиковые стаканы со всех столов. Публика созерцает этот полёт валькирий скорее с лёгкой досадой, чем с удивлением, словно павлины всегда у нас жили и достали всех хуже галок и голубей. Оно, в общем, понятно: те, кто гулял всю весну по улицам, и не такого здесь навидались, а кто дома сидел, наверное просто забыли, что бывает, а чего не бывает, как вообще устроена жизнь.
Совершив круг почёта над улицей Савичяус, павлины возвращаются и после нескольких неудачных попыток всей стаей усесться мне на плечо снова превращаются в более-менее человека. Столько зрачков в глазах у людей не бывает, и пальцы у нашего брата обычно втрое короче, но с учётом возвышенного настроения Нёхиси, будем считать, нормально он выглядит. Чего зря придираться, когда всё и так хорошо.
Нам тоже срочно надо оранжевый цвет, заключает он, страшно довольный происходящим. И стулья, и стол под тентом. Не для того я в этот мир явился, чтобы лишения здесь терпеть!
На всей улице Савичяус нет ни единого свободного места, даже на порогах и подоконниках всё забито, не втиснуться, разве только на крыше засесть. Но когда Нёхиси чего-нибудь надо, он это непременно получит. Вот и сейчас немедленно освобождается ближайший к нам стол, из бара «Бромас» выскакивает парень в наколках, ставит перед нами бокалы с оранжевым аперолем и льдом. И тогда я наконец осознаю, что такое настоящее всемогущество. Всё, что удавалось нам до сих пор пустяки.
В кафе у Тони нынче ночью аншлаг, я бы сказал, afterparty: после полуночи к нам ввалились подгулявшие сотрудники Граничной полиции, весь день патрулировавшие заведения общественного питания на предмет выявления лучшего апероль-шприца в городе. В ходе определения победителя члены жюри пришли в такое приподнятое настроение, что присудили первый приз сразу всем.
Мы с Нёхиси тоже ввалились в кафе сразу после полуночи, и день перед этим сходным образом провели. Тоже обошли столько баров, сколько успели, с целью отыскать самый безупречно, идеально, вопиюще оранжевый апероль-шприц. И, естественно, тоже пришли в приподнятое настроение, не хуже Граничной полиции, потому что будь ты хоть трижды неведомо чем, а это не шутка столько литров истошно-оранжевого вполне человеческим ртом проглотить.
То есть, в итоге, на голову Тони, весь вечер кормившего условно нормальных гостей, среди ночи свалилась вдохновенная толпа алкашей, жаждущих съесть и выпить не только всё, что осталось, но и то, чего не осталось совсем. К счастью, один из нас Нёхиси, а уж если он в кои-то веки всерьёз желает кутить, а не дрыхнуть котом, повар может расслабиться: пироги в духовке появятся совершенно самостоятельно, и полное отсутствие позавчерашнего супа отлично разделится на две с лишним дюжины алчных ртов.
Вот это удачно сейчас получилось, вздыхает Тони, выливая остатки супа себе. Потому что я за вечер вконец упахался, даже бутылки больше нет сил открывать. А с другой стороны, не оставлять же вас всех голодными. Сложный этический выбор. Но предрешённый заранее, причём не в мою пользу. И тут вдруг оно само!
Так в моём представлении выглядит справедливость, говорит ему Нёхиси. Всякий нуждающийся в спасении должен незамедлительно быть спасён.
Надо было Стефану вербовать тебя не в городские духи-хранители, а в спасители мира, ухмыляется Альгирдас. Что-то шеф сплоховал.
Спасибо, вежливо отвечает Нёхиси. Но я даже в состоянии полного всемогущества столько не выпью, чтобы на такую аферу пойти.
Ох, да, подтверждает Ари из Граничной полиции, спасителям мира трудно живётся. Я был когда-то знаком с одним, так его почти в каждом спасаемом мире убивали, обычно довольно зверски. Буквально в трёх из сотни нормально пожил.
Ари вообще-то выдуманный. Среди нас он единственный овеществившийся литературный персонаж. Не дух, не демон, даже не наваждение, а просто книжный сказочный принц. И знакомые у него, ясное дело, такие же выдуманные, и их истории тоже. А всё равно дело чувак говорит.
Получается, Стефан всё правильно сделал, заключает Кара. Всё-таки он абсолютно ужасный. Вечно оказывается прав!
Есть у него такой недостаток, соглашаюсь я, на миг оторвавшись от супа, который, ликуя, клокочет в тарелке, как взбесившийся первичный бульон. Ужас, на самом деле. Невыносимо! Не понимаю, как он ещё жив.
Ну так из вредности же, совершенно серьёзно объясняет Альгирдас. Чтобы все вокруг продолжали страдать от его правоты.
Правда, однако, заключается в том, что все присутствующие с огромным удовольствием сейчас пострадали бы, при условии, что к правоте будет прилагаться сам Стефан, можно даже с утроенной вредностью. Всё-таки очень не хватает его.
Часа через два гости понемногу расходятся кто-то обычным образом, через дверь, а кто-то, уснув за столом, сразу же просыпается дома; очень полезный навык, но под силу только самым опытным мастерам.
Мы остаёмся втроём, Нёхиси, я и Тони, как в старые времена, когда Тонина пиццерия с моей лёгкой руки только-только невесть во что превратилась, и мы ещё сами не понимали, как в этом быть и что делать с помещением и с собой. Зато Нёхиси сразу отлично всё понял и стал Тониным первым клиентом. Сидел на туманном будущем стуле за одним из мерцающих бликов, из которых потом родились столы, и требовал ужин, а также немедленно выпить, музыки и цветов; впрочем, с цветами можно не заморачиваться, они сами вырастают везде, где появляется Нёхиси, особенно если он пьян. Когда Нёхиси всерьёз напивается, он, как и люди, перестаёт держать себя в руках, и иногда творит то, чего, согласно контракту, ему здесь творить не положено; короче, самый кайф начинается, или, как выражался в таких случаях Стефан, самая жесть.
Но это, к сожалению, крайне редко случается. Всё-таки Нёхиси всемогущее существо, поэтому нипочём не напьётся, пока сам того как следует не захочет, а он вечно на что-нибудь отвлекается; в последнее время вообще завёл себе моду в разгар любого веселья становиться котом. Говорит, быть котом в сто раз интереснее пьянства. К тому же, в коте снятся самые сладкие сны.