Как помогать? опешил Эдо.
Ты меня спрашиваешь? Это же не я, а ты вдохнул в него жизнь. Вот и продолжай в том же духе.
Я бы продолжил, да он далеко, вяло возразил Эдо, про себя однако уже прикидывая, что ехать отсюда придётся не домой, а в Элливаль. Потому что Кира права, такие дела на полпути не бросают. Я, болван, не подумал, а Сайрус он, получается, что ли, тоже болван?
Так далеко, что ты говоришь его голосом, подхватила Кира. И к девчонкам по его прихоти пристаёшь. И после этого продолжаешь считать, будто расстояние имеет значение?
Иногда ещё как имеет, упрямо ответил Эдо.
Вот именно, иногда. Когда у тебя достаточно силы, внимания и воображения, расстояния просто условность. А когда силы, внимания и воображения недостаточно, говорить вообще не о чем. Да и не с кем, потому что тебя самого тоже, считай, толком нет. Но ты-то ещё как есть! На этот счёт можешь быть совершенно спокоен. Иначе ты бы тут не сидел.
Он уже дал мне больше, чем в принципе может дать человек. Свинством было бы требовать добавки. Ему самому нужна вся его жизнь, сказал Эдо голосом Сайруса, одновременно слушая как бы со стороны и натурально цепенея от изумления. Чего-чего, а такой щепетильности он от Сайруса совершенно не ожидал.
От него не убудет, отмахнулась Кира. И ты это знаешь. Просто хочешь справиться сам, потому что ты круче всех в мире, на обеих его сторонах. Ну, собственно, имеешь полное право. Хорошее дело гордыня. Где бы мы все были без неё.
Это факт, согласился Эдо, сам не зная, чьим голосом. Обоими сразу. Похоже, по вопросу гордыни у них с Сайрусом было полное единодушие.
Ладно, решила Кира, сами как-нибудь разберётесь. В этом деле советчица из меня ещё та. Отродясь такими глупостями не занималась. Правда, теперь посмотрела на вас и думаю, может быть, зря? Она махнула рукой и, смеясь, призналась: Всё равно не получится. Мы, северяне, так редко делаем глупости, что можно сказать, никогда.
Это вы плохо придумали. Кучу удовольствия упускаете, сказал Эдо голосом Сайруса. А своим добавил: Значит не получится из меня настоящий северный жрец.
Естественно, не получится, подтвердила Кира. Ну так тебе и не надо. Ты не наш. Ты тот, кто ты есть.
В темноте за деревьями вспыхнули фары автомобиля, сразу погасли, и раздался голос бородатого:
Эй, я привёз глинтвейн!
Эй, я привёз глинтвейн!
Машко, ты золото! крикнула Кира.
Бородатый Машко поставил на землю выполняющий роль подноса фанерный ящик с тремя огромными кружками, каждая чуть не на литр. Отдал Эдо ключ, сказал:
Нормально всё с твоей машиной. У тебя топлива ещё, как минимум, на день пути.
Так и должно быть, кивнул Эдо. Я с утра залил полный бак. И когда он внезапно оказался пустым, сразу понял: вот она, мистика Чёрного Севера. Не о том я романтически грезил, но спасибо, хоть какая-то началась.
Грех тебе жаловаться на нашу мистику, рассмеялась Кира. Сам виноват! В старину, когда желающие учиться сами к нашим жрецам приходили, а не ждали, пока их позовут, была такая примета: как добирался до Потаённого Храма, так и войдёшь в традицию. Потому что дорога всегда отражение путника, дорогу не проведёшь. Я хочу сказать, если бы ты нормально доехал до наших ворот на машине, постучался и вежливо поздоровался, это был бы уже не ты.
Эдо молча кивнул. Он бы с чем угодно сейчас согласился, потому что залпом выпил огромную кружку глинтвейна и не то чтобы захмелел, скорее осознал наконец, как сильно устал.
Поспать тебе надо, сказал бородатый Машко. Идём, отведу тебя в дом.
Эдо вопросительно посмотрел на Киру что, правда, можно не входить вот прямо сейчас ни в какую традицию, а просто лечь спать?
Но Киры женщины, великанши, старухи он не увидел. Только ледяной ослепительно-белый костёр.
Кира
Кира, Верховная Вечерняя Тьма, говорит Мари-Шато Андари по прозвищу Машко, Четвёртому Хозяину горы Рум, своему Заветному Брату (это титул, определяющий его положение в иерархии, а не кровное родство):
Он свидетельствовал уход Са Шахары, благословляющей на Другой Стороне Вильно. Настолько счастливое совпадение, что даже слегка перебор. Словно судьба не доверяет моему здравому смыслу, бегает и орёт: «Обрати внимание, это я специально для тебя приготовила, он не просто так в гости зашёл!»
Волнуется значит, кивает Машко. Сильно надо ей. Припекло.
Пристроить кота в хорошие руки, смеётся Кира. Причём «кот» это мир обитаемый. А руки его.
Ого! недоверчиво хмурится Машко. С подтекстом: «эк тебя, мать, занесло».
Сама удивляюсь. С какой бы стати? Но чувствую так. Поэтому я не дам ему посвящения.
Что?!
Не дам, повторяет Кира. Не надо ему входить в чужую традицию. Пусть так гуляет, или сам строит новую. С того, что у него сейчас вместо нуля.
Машко не спорит, с Кирой бессмысленно спорить, ей виднее, она Верховная Тьма. Но как тогда его научить хоть чему-то полезному? озадаченно думает Машко. Без посвящения знание не усвоится, не пойдёт впрок. Или расчёт на то, что он сам разберётся, быстро своим умом до всего дойдёт? При всём уважении, всё-таки вряд ли. Даже первой Верховной Утренней Тьме, как рассказывают, понадобилось сорок лет и четыре великих учителя из, на минуточку, разных миров.
Эй, смеётся Кира, ты-то чего пригорюнился, словно это тебя лишили посвящения задним числом? Нормально всё будет с этим бродягой. Чему надо, научится. Не обязательно получать посвящение, чтобы увидеть меня во сне.
Кира, Верховная Вечерняя Тьма, говорит гостю, который спит в дальней комнате её Потаённого Храма у горящего очага, укрывшись с головой тремя одеялами, но даже под ними узлом скрутился, чтобы стало теплей:
Пока ты не перестанешь мёрзнуть, дело у нас не пойдёт. Ты начал кое-что понимать про холод, когда колесил по горам. Даже научился извлекать из него пользу, впуская в себя. Только эта наука вряд ли тебе пригодится, жить-то ты у нас не останешься. Поэтому так и быть, открою секрет: на самом деле никаких лютых морозов на Чёрном Севере нет. Тёплые здесь края. Наш вечный холод умело наведённое наваждение, которое действует только на людей. Сам, кстати, мог бы догадаться, разъезжая по нашим лесам. Мы с тобой полночи в саду просидели, среди деревьев, листья которых не то что не побиты морозом, а даже не начали толком желтеть. У Машко вино домашнее как ты думаешь, зреет в холодных краях виноград? Так что давай, согревайся. Хватит верить в наши морозы и во сне зубами стучать.
Спящий явственно расслабляется, вытягивается под одеялами, даже высовывает наружу нос. И слишком громко и внятно для спящего думает: ну вы затейники. Дался вам этот мороз.
Эй, эла Сайрус, смеётся Кира, мы так не договаривались. Я тебе разрешила подслушивать и подсматривать. Но не критиковать!
Эй, эла Сайрус, смеётся Кира, мы так не договаривались. Я тебе разрешила подслушивать и подсматривать. Но не критиковать!
Надо же, какая вежливая девчонка, думает Сайрус, сидя на мокром краю далёкого пирса с сигарой и бутылкой вина. И образованная. Даже я уже эту архаическую форму почтительного обращения забыл.
Да мы тут в Кровавых горах сами архаика, улыбается Кира. Практически первобытные люди. Одеваемся в шкуры, греемся у костров. Хаоса, можно сказать, не нюхали. В диком лесу живём!
Ты мне нравишься, думает Сайрус. Как же ты нравишься мне! Был бы живым, уже гнал бы по трассе, чтобы лично с тобой повидаться. Даже не ради ваших секретов, хотя ничего интереснее в мире нет. А просто рядом побыть, увидеть тебя своими глазами, обнять, всем собой убедиться, что ты действительно есть.
Может и убедишься однажды, говорит ему Кира. У тебя неплохие шансы. Я здесь ещё долго собираюсь гореть. А теперь помолчи, пожалуйста. Спрячься, как прятался поначалу. Часть внимания убери. И тогда я, так и быть, сделаю вид, будто верю, что ты не подслушиваешь и не подсматриваешь.
И не станешь меня изгонять? удивляется Сайрус.
Как злого духа из юной пророчицы? смеётся Кира. Да, было бы весело. Но если уж я всё равно собралась открывать секреты не принявшему посвящения какая разница, одному, или сразу двоим. Двоим даже лучше. Все мальчишки балбесы, горе горькое вас чему-то учить. А так он забудет, а ты напомнишь. Он себе не поверит, а ты подтвердишь. А чего ты сам без живого тела пока не можешь, он сделает за двоих.
Хренассе, думает Сайрус. Это как же я получается, праведно жил после смерти, если такую награду у судьбы заслужил.
Как ты жил и не-жил, думает Кира, меня не касается. Просто тебе очень надо. А «очень надо» это и есть «заслужил».
Кира, Верховная Вечерняя Тьма, ложится на пол рядом со спящим, чертит в воздухе над головой священные знаки Единения и Перехода, постепенно погружается в сон не сама засыпает, а входит в его сновидение, как вошла бы к соседу в дом. И с любопытством, как смотрела бы на соседскую обстановку, оглядывается по сторонам. Смешной он, конечно, этот, как его, Эдо Ланг. Похоже, почуял приближение важной гостьи и быстренько собрал в одном сне всё лучшее сразу море, порт, плавучие дома-корабли с парусами, карусели, кофейни, картины, оркестры, рельсы и поезда. Всё это движется, сияет огнями, шумит и грохочет, смеётся человеческими голосами, играет, поёт и звенит.
Налюбовавшись, Кира дотягивается до сновидца, который выглядит то школьником, то матросом, то загримированным циркачом, ставит его перед собой, крепко держит рабочим знаком Присутствия, чтобы, чего доброго, не проснулся, спрашивает:
Признавайся, ты нарочно всё это устроил? Чтобы меня удивить?
Он растерянно оглядывается по сторонам, смотрит на Киру, жмурится, щиплет себя за руку, безуспешно пытается улететь, как воздушный шар, снова оглядывается, наконец отвечает:
Шикарное место. Если я сплю, то оно само получилось, я сновидениями управлять не умею, только в книжках когда-то про такое читал. А если не сплю, то понятия не имею, где мы, но очень рад, что сюда попал.
Спишь, говорит ему Кира. Это было твоё сновидение, а теперь наше общее, одно на двоих. Мне здесь очень нравится, умеешь ты гостей принимать. Верю, что нечаянно получилось, но всё равно спасибо тебе.
Надо же, удивляется спящий. Раньше я всегда просыпался, когда во сне понимал, что он сон.
Да кто ж тебе даст проснуться? смеётся Кира. Чтобы потом начинать всё сначала? Нет уж! Придётся тебе этот сон досмотреть до конца.