И сам же себе отвечаю: здесь твой дом, но возвращаться не время. Иди, играй. Вернёшься потом.
Я возвращаюсь из собственной тьмы на запах кофе и голос Стефана, который спрашивает:
Ты про Порог знаешь? Нёхиси тебе рассказал?
Немного, не особо вдаваясь в подробности. Просто обрисовал ситуацию человеческий мир сейчас стоит на великом Пороге, за которым иная участь и даже иные законы природы. Причём заведомо ясно, что человеческий мир этот Порог не пройдёт. Но нас это не касается, у нас тут своя игра.
Вот тут он ошибся, Стефан морщится, как от боли. Касается, к сожалению. Хотя я до последнего момента тоже был уверен, что нет. Да слушай, вообще никто не ожидал, что в ходе такого мягкого, бережного, почти условного испытания человеческий мир скатится в настолько низкое состояние. Здесь теперь даже не ад, как прежде, а просто кормушка для, скажем так, не особо брезгливых. Не более того.
Просто кормушка?! Сурово. Не то чтобы я был в восторге от человечества, но по-моему, это уже перебор.
Дыхание, говорит Стефан. Они с перепугу сдали своё право дышать. Такого ещё ни в одном аду за всю историю не было чтобы за дыхание живых существ стали наказывать и штрафовать, а они с этим смирились, решили, что начальству виднее, надо терпеть.
Так и знал, что это принципиальный момент. Вернее, чувствовал. Но рационально объяснить не мог.
За рациональными объяснениями это ко мне. Штука в том, что дыхание единственный естественный процесс, в котором на равных задействуются тело и сознание, при условии, что дышишь осмысленно, положив внимание на каждый вдох. Так, конечно, мало кто делает, но потенциально все могут, это очень легко. Дыхание самый простой способ связать временное смертное тело с бессмертным сознанием, единственный универсальный ключ, подходящий без исключения всем. Здешнее человечество отказалось от сакрального смысла дыхания, когда позволило ограничивать своё право дышать. Ну и всё теперь.
В смысле всё?
Этот мир утратил статус реальности, предназначенной для живых, сердитой скороговоркой объясняет Стефан. Хотя формально, биологически здешние люди по-прежнему живы. Но это ничего не меняет. Настоящая жизнь это жизнь бессмертной души. Вернее, сознания; ай, да как ни назови
Погоди. Ты хочешь сказать, что бессмертного сознания тут больше ни у кого нет?!
Типун тебе на язык. Так, слава богу, даже в самых низших мирах не бывает чтобы ни у кого. Куча нормального живого народу осталась.
И где этот нормальный народ?
Да везде понемножку. Все те, кто пока человечество дружно катилось в пропасть, в одиночку прошли свой личный Порог. Люди, звери, растения, призраки, реки, горы, моря, города и деревни, оборотни, духи стихий; короче, всех не упомнишь. Отличная компания подобралась. И довольно большая. Но всё-таки недостаточно для изменения общей судьбы.
Обидно.
Да не то слово, вздыхает Стефан. Этой реальности, конечно, крупно не повезло, что она числится именно человеческой. Были бы тут деревья, духи, или те же оборотни хозяевами, давным-давно чудесным образом преобразился бы весь мир.
Вообще странно, что в таком важном вопросе всё решает какая-то абсурдная арифметика. Мало ли как себя повело большинство. Человеческий мир надо судить как художника по лучшим произведениям, на остальное забить. А здесь, для начала, есть такие крутые мы как шанс, обещание, возможность для каждого, кого угораздило родиться в человеческой шкуре, вот так же, с такою же силой и ясностью быть. Но мы почему-то, получается, не считаемся. Тупо количества не хватило! Это неправильно. Я не согласен. Нельзя с нами так.
Я тоже думаю, что нельзя, соглашается Стефан. Но в подобных делах действуют совсем иные законы. Просто набирается некая критическая масса, и под её тяжестью вся реальность катится вниз. Мы-то, конечно, считаемся, ещё бы мы не считались! Просто в небесном банке у каждого свой личный счёт. Не выйдет поделиться с нуждающимися. Это так не работает. Невозможно пройти за других их Порог.
Это понятно. И, теоретически, наверное справедливо. Но будь моя воля, забил бы на такую справедливость. Всех подряд пинками гнал бы из пропасти. За уши бы волок!
Не сомневаюсь, улыбается Стефан. Потому что ты типичный культурный герой. И дурак, как вашему брату положено. И при этом юная Бездна, которая всегда начинается с сердца, оно растёт гораздо быстрее всего остального. Ты сейчас практически из одного сердца и состоишь.
Не сомневаюсь, улыбается Стефан. Потому что ты типичный культурный герой. И дурак, как вашему брату положено. И при этом юная Бездна, которая всегда начинается с сердца, оно растёт гораздо быстрее всего остального. Ты сейчас практически из одного сердца и состоишь.
Всё вот прямо сейчас и рушится. Это не о каком-то возможном будущем разговор. «Будущее» умозрительная абстракция, о нём можно думать и беспокоиться, но на практике существует только «сейчас». Стефан, я, заколдованный дом, то, что кажется небесами, когда я к ним поднимаюсь тёмной горячей волной, пустая кофейная чашка, моя память о том, кем и чем я бываю, подоконник, ноябрь за окном, поднявшийся шторм и вечность кажется, короткая, как мгновение; ладно, вечностями не бросаются, какую выдали, такую берём.
Стефан трясёт меня:
Эй, возвращайся давай. Тебя, конечно, шикарно уносит, аж завидно. Но дела у нас с тобой пока в человеческом мире. Я ещё очень много должен тебе рассказать.
Рассказывай, откликается моим голосом кто-то почти незнакомый, человек, которым я был когда-то; ладно, допустим, я сам.
До Нёхиси я не могу достучаться из-за изменения статуса этой реальности, говорит Стефан. Он меня не слышит, потому что нас друг для друга нет. Шаману из нашего мира, каким бы крутым он ни был, больше не положено заклинать всемогущих, и точка. Это, знаешь, как в старину говорили, «волчий билет».
Хренассе, вздыхаю. Дожили. Вот спасибо, дорогой человеческий мир! Странно, кстати, что Нёхиси этого не предвидел. Он же всеведущий, блин!
Да всё он прекрасно предвидел, кривится Стефан. Просто забил. Сказал мне на прощание, что его воля превыше необходимости, поэтому всё само как-нибудь да уладится. Он вернётся, потому что ему с нами нравится, а там хоть трава не расти. «Само уладится», как я теперь понимаю, означает, что улаживать будем мы.
По сравнению со всем остальным, что я от тебя услышал, это как раз вполне оптимистично звучит. Уладим, куда деваться. Всё-таки мы это мы.
Это да. Но с нами, будешь смеяться, примерно та же проблема, как с Нёхиси. Мы с тобой здесь теперь невозможны. Человеческий мир нас, понимаешь, не заслужил.
А то типа раньше были возможны.
Ну не то что вот прямо возможны, но вполне допустимы на правах наваждения. Это больше не так. И, кстати, нашему городу в этом мире тоже больше нет места. Тому, чем стали здешние люди, не положено жить в зачарованных городах.
Я не то чтобы ушам своим не верю. К сожалению, ещё как верю по оставшейся от человеческой жизни дурацкой привычке сразу, без тени сомнения верить плохим новостям. Но всё равно отрицательно мотаю головой, словно Стефан не констатирует факт, а предлагает проект нового мироустройства, и его можно попробовать переубедить:
Этого быть не может.
Так в том-то и дело! неожиданно соглашается Стефан. Конечно не может такого быть. Мы невозможны, недопустимы, но всё равно есть, потому что такова наша воля быть здесь. И город имеет полное право стоять, где стоит, пока сам этого хочет. Он даже статус Граничного сохранил, причём мне не пришлось за него торговаться, он на своём персональном Пороге этот статус сам утвердил. Удивительный парадокс получился. Будь я сторонним наблюдателем, вопил бы сейчас от восторга и кидал на сцену цветы. Но изнутри ситуации это, конечно, выглядит стрёмно. А мы внутри.
Почему стрёмно?
Потому что всякая реальность стремится избегать парадоксов любой ценой. Теоретически, этот мир вполне может решить, что его никогда не было. Или в нём никогда не было нас. Или нашего города. Кто-то когда-то не стал его строить, или начал, да не закончил, враг разрушил, лесом всё заросло.
Ну уж нет, говорю и сам удивляюсь собственному спокойствию. Так легко этот мир от нас не избавится. И нелегко не избавится. Вообще без шансов. Хрен ему.
Я и сам так настроен, кивает Стефан. Не то чтобы на этом смешном человеческом мире свет клином сошёлся, но я свою территорию не отдам. Если уходить, то по собственному желанию, а не потому что тебя прогоняют взашей. Однако последнее слово всегда за реальностью. Мы конечно зашибись какие крутые, но главная тут она.
А с реальностью можно поторговаться? Мне кажется, она у меня в долгу. Я, сам знаешь, много сделал, чтобы её изменить. Столько Проходов в неведомое открыл! Столько чудес здесь устроил, что хватило бы на пару сотен гораздо менее материальных миров. Сколько народу растормошил, воскресил практически, уже и не сосчитать. А вот прямо сейчас по городу бродит мой прирученный хаос, переделывает его на свой лад. На первый взгляд, это пока выглядит как вполне обычные наваждения, но некоторые счастливчики там уже наяву гуляют, выпивают и веселятся, приносят с собой сувениры, даже фотографируют, представляешь? А значит, степень достоверности там иногда будь здоров. Ты же видел?..
Да видел, конечно, улыбается Стефан. Дурацкое зелёное небо, дурацкие апельсины на голых липах и тополях, дурацкое колесо обозрения, дурацкие ярмарки среди ночи и танцы на площадях; короче, твой фирменный стиль, люблю-не могу. Я даже в курящем баре уже посидел. Город меня туда потащил первым делом: смотри, что у нас теперь есть, ты же всегда хотел! Что тут скажешь, шикарное наваждение. Особенно если учесть, что это только начало. Можно сказать, карандашный эскиз.
Правильно всё понимаешь. И вот это начало неизвестно чего прекрасного совсем невыносимо было бы потерять.
Не потеряем, твёрдо говорит Стефан. Не такое у меня воспитание, чтобы своё добро отдавать.
Я смеюсь; наверное это так называется: «я смеюсь» условно, предположительно, как бы обозначая: «в этом месте звучит мой смех». Трудно смеяться взаправду, обычным способом, когда ты человек и бездонная пропасть, тьма и волна.
Ты конечно шикарно держишься, говорит Стефан. Как подменили тебя. В старые времена стал бы смертным туманом и навеки рассеялся прежде, чем я десять слов успел бы сказать.