Лингвистическое изучение библейских языков, и в особенности филологический анализ написанных на них текстов, уже ставит вопросы об их сути. Что именно хотели сообщить библейские авторы и как они это сказали? Как можно перевести их слова на современные языки, объяснить современному человеку? И это уже более сложная сфера, поскольку нам приходится иметь дело с идеями и высказываниями, а значит, выражать свое отношение к ним.
Но можно пойти еще дальше в историю. Можно задаться вопросом: а как все сказанное соотносится с реальностью? Что там на самом деле было (вопрос, ставший названием для самой этой книги)? И как оно происходило? Вот тут и начинаются ожесточенные сражения между носителями разных учений и идеологий. Реконструкций много, они друг другу обычно противоречат, проверить истинность каждой из них практикой невозможно. И любая реконструкция говорит больше о самом реконструкторе, нежели о том, что он старается реконструировать.
Главное при этом не путать одно с другим и всегда осознавать степень точности, с которой мы можем говорить. Книга по библейскому переводу, изданная в 1969 г. американскими лингвистами Юджином Найдой и Чарльзом Тейбером, начиналась со следующей истории: «Один специалист по устному и письменному переводу в области самолетостроения сообщил, что в своей работе не посмел применить принципы, которым зачастую следуют библейские переводчики. У нас, сказал он, полное понимание есть вопрос жизни и смерти. К сожалению, переводчики религиозной литературы порой не испытывают такого же стремления к ясности выражений»[18].
Иными словами, библейские представления о Боге должны излагаться с той же степенью точности, с которой авиаконструкторы обучают пилотов управлять своей техникой. Разумеется, это просто невозможно уже потому, что текст Библии, как бы к нему ни относиться, не техническая инструкция по пользованию Богом.
Далее, если библеистика это наука, то самое первое, что она должна для себя установить, пределы своей компетенции. Ведь только «британские ученые» из желтой прессы доказывают все на свете, причем каждую неделю разное. А настоящие ученые (в том числе из Британии, где библеистика на высоте) прекрасно понимают и осознают свои границы. Или или не всегда единообразно понимают их и даже зачастую спорят об этом.
«Наука мало что может сделать, но что она может, она может хорошо» это утверждение, высказанное в частной беседе российским лингвистом Яковом Георгиевичем Тестельцом, мне кажется самым точным и верным. Вот простейший пример из области точных и естественных наук. В фантастике 6070-х гг. прошлого века наше нынешнее время рисовалось как время освоения дальнего космоса и колонизации далеких планет. Но наука так и не предложила конструкцию звездолета, способного долететь хотя бы до ближайшей звезды.
Зато наука занялась другой сферой человеческого опыта компьютерами и средствами связи. В этой области она добилась таких успехов, какие не снились самым радикальным фантастам прошлого: в их произведениях звездолет дальней галактической разведки был оснащен единственным компьютером в виде огромного железного шкафа с лампочками, питающегося перфокартами. У смартфонов в наших карманах несравнимо больше возможностей.
Примерно так обстоит дело и в гуманитарной сфере: есть задачи, где мы настолько же далеки от хорошего решения, как и полстолетия назад, когда проблема была всерьез поставлена. Пример машинный перевод. В 1960-х гг. казалось, что скоро можно будет научить компьютеры переводить художественные тексты, сегодня мы видим, насколько корявы и неуклюжи эти попытки, притом что мощность самих компьютеров возросла неизмеримо.
Зато неожиданного успеха лингвисты добились в областях, о которых тогда никто и не думал. Они научились гораздо лучшее и точнее описывать, как используются человеческие языки для общения и представления информации. Прикладное применение этих теорий знаменитые поисковики, способные за доли секунды пересмотреть колоссальный объем информации и предложить пользователю страницы и изображения, которые ему действительно интересны. А ведь полвека назад этой проблемы просто не существовало, так как не было тогда общедоступных компьютерных баз данных.
Зато неожиданного успеха лингвисты добились в областях, о которых тогда никто и не думал. Они научились гораздо лучшее и точнее описывать, как используются человеческие языки для общения и представления информации. Прикладное применение этих теорий знаменитые поисковики, способные за доли секунды пересмотреть колоссальный объем информации и предложить пользователю страницы и изображения, которые ему действительно интересны. А ведь полвека назад этой проблемы просто не существовало, так как не было тогда общедоступных компьютерных баз данных.
Как мы видим, границы возможного для науки постоянно раздвигаются, а кроме того, происходит уточнение задач, перенаправление поиска. И в самом деле, для обычного пользователя смартфон куда полезней звездолета! Зачем компьютерный перевод Шекспира, когда его уже прекрасно перевел Б. Л. Пастернак, а вот поисковики исключительно полезные ресурсы. Наука многие задачи пробует на зуб, но не все способна решить, да и не все ей нужно решать.
Но вернемся к библеистике. Какие же задачи ставила она перед собой, какие удалось ей решить? Задачи, конечно, были разными в разные времена и для разных исследователей.
Как обычно, самая простая и очевидная описание и классификация наличного материала, например сравнение рукописей и содержащихся в них разночтений. И по сию пору мы читаем в русском Синодальном переводе Книги Бытия: «Адам жил сто тридцать [230] лет и родил [сына] по подобию своему [и] по образу своему, и нарек ему имя: Сиф. Дней Адама по рождении им Сифа было восемьсот [700] лет» (Быт. 5:34). Слова, выделенные квадратными скобками, взяты из греческого текста, а те, которые стоят без скобок, из еврейского.
Какой вариант изначальный, какой более правильный? Мы не можем точно сказать, у нас просто нет достаточных данных: авторские рукописи библейских текстов до нас не дошли, равно как и параллельные жизнеописания Адама, независимые от Бытия, не говоря уже о том, что в нашем мире люди столько не живут. И многим от такой неопределенности неуютно, но тут проблемы только начинаются.
А можно ли проверить достоверность, к примеру, повествований об Аврааме и других праотцах? Или об Исходе из Египта и заселении Ханаана? Или даже евангельских повествований? Когда-то, век назад, многие библеисты были настроены на этот счет очень оптимистично, сегодня оптимизма сильно поубавилось. Проверить, жил ли некогда человек по имени Авраам и по какому маршруту он прошел, практически невозможно.
Но зато можно очень хорошо проследить историю «авраамической идеи»: как устроены тексты об Аврааме, о чем они говорят читателю, как понимались, цитировались, истолковывались эти тексты на протяжении последующей истории, что они значат для нас сегодня. Вот тут, пожалуй, библеистика добилась куда более серьезных успехов, чем можно было представить себе столетие назад.
О возникновении библеистики как науки и о том, с чем это было связано, мне уже доводилось писать в отдельной книге[19], здесь уместно очень кратко повторить некоторые общие выводы.
Библеистика, по сути, дитя Ренессанса с его интересом к древности (прежде всего греко-римской) и развитием образования и книжного дела, а также дитя Реформации с ее стремлением дать каждому христианину возможность самостоятельно анализировать священный текст в поисках ответов на насущные вопросы. Отказавшись от обязательного авторитета церковных институций, первые протестанты встали перед необходимостью выработки общепринятых и общедоступных методов толкования Библии.
Выход в свет полиглотт (изданий Библии на разных языках) в XVI в. привел к тому, что читатели начали сравнивать различные тексты, находить в них несовпадения и пытаться возвести их к некоему изначальному варианту. В результате возникла текстология с ее критическим подходом к тексту, прежде всего трудами Эразма Роттердамского (XVXVI вв.). Но если было доказано, что текст Библии дошел до нас с некоторыми изменениями и искажениями, возможной и необходимой стала историческая критика как попытка восстановить историю происхождения этого текста и реконструировать стоявшие за ним события.
Мы видим, что библейские книги Царств ссылаются на не дошедшие до нас источники: «книгу Праведного» (2 Цар. 1:18) и «летописи царей» (3 Цар. 14:19, 29 и др.). А сравнивая сами эти книги с книгами Хроник (традиционное название Паралипоменон), мы видим явную редактуру. Так, из истории царя Давида в Хрониках исключены все эпизоды, которые выставляют его в невыгодном свете. Можно предположить, что подобной редактуре (если не сказать «цензуре») могли быть подвергнуты и другие повествования.
Прежде всего нужно было разобраться с авторством Пятикнижия (к этой истории мы еще вернемся в разделе 2.5. «А теперь Пятикнижие»). В то время библейская критика делилась на «низкую», то есть текстологию, и «высокую», под которой обычно понимали историческую реконструкцию. По сути, речь шла о создании полноценного историко-критического метода для многопланового анализа текста, его происхождения и источников, традиций, редакций и т. д. Когда эта работа выполнена, можно говорить о том, как данный текст соотносится с историческими событиями, которые описаны в нем или повлияли на его создание.
В конце XIX начале XX в. в библейской науке царствовала библейская критика. Все внимание таких критиков было обращено на реконструкцию некоего изначального состояния текста или, точнее, на реконструкцию событий, лежавших в основе этого текста. Из этой реконструкции заведомо исключалось все чудесное, да и вообще все, что в той или иной мере не соответствовало теориям реконструкторов. Нет ничего удивительного в том, что для традиционных христиан любых деноминаций такой подход выглядел атеистическим и совершенно неприемлемым, об этом мы уже говорили в связи с рождением фундаментализма.
Большую роль здесь сыграло также развитие философии и историографии, прежде всего в Германии, где на рубеже XIXXX вв. возникла школа истории религий (наиболее известным ее представителем можно считать Германа Гункеля). Она видела свою цель в том, чтобы восстановить, «как это произошло на самом деле», по классическому определению историка Леопольда фон Ранке. Открытие и дешифровка других текстов Древнего Ближнего Востока (из Египта, Вавилонии и др.), в свою очередь, позволило вписать библейские события в их изначальный историко-культурный контекст, отметить параллели и различия между разными культурами древности.