Интересные воспоминания о «торговцах арабских», посещавших Астрахань и Казань с дорогими товарами аравийскими, в том числе c ладаном, жемчугом и кофе, оставил купец Василий Гагара. Жил он в Казани, в XVII веке. Был человеком предприимчивым и любознательным. «Знал букву и цифирь». Плотно «состоял в делах коммерческих» с Персией. Торговал коврами персидскими и «редкостями из земель Магометовых», в том числе ладаном, поступавшим в Казань, как ему рассказывали, из далеких земель, прозванных греками «Аравией Счастливой». Торговый дом Василия Гагары заключал самые крупные, как гласят своды «временных лет Казани», сделки с «жемчугами и благовониями аравийскими».
Яркие заметки о Маскате конца XVIII столетия принадлежат перу грузинского дворянина, дипломата и путешественника Рафаила Данибегашвили, больше известного в России как Рафаил Данибегов. В книге воспоминаний «Путешествие в Индию», которую он посвятил императору России Александру I, Данибегашвили сообщает, что Индию, а по пути туда и Маскат, он посещал неоднократно. Первый раз (1785) по личному поручению царя Грузии Ираклия II. Останавливался в Багдаде, Басре и Маскате. В приморский город Маскат прибыл из Басры, на паруснике с «одним аравитянином». Владыку мест тех, пишет он, жители тамошние величали имамом. И когда показывался он подданным своим, то «повергались они ниц перед ним», и «с неизреченным благоговением» целовали руку его. Иностранцы, становившиеся свидетелями зрелища сего, также обязаны были «воздавать почтение имаму», что и делали «каждый свойственным ему образом».
Ведя речь о Маскате, путешественник отмечает, что «солнечный жар» там «чрезмерно велик». Однако, несмотря на все это, на нездоровый климат и «недостаток во многих жизненных потребностях», местное население жизнью своей в целом довольно, и значительная часть его вполне даже состоятельная[87].
Продукты в Маскат, повествует он, доставляли в то время морем из «Вавилонии [Месопотамии] и Персии», конкретно из Багры (Басры) и Бошерно (Бендер-Бушира).
В 1900 г. в рамках «наступательной политики России в Азии», как докладывал в Лондон генеральный консул Англии в Санкт-Петербурге г-н Мичел, Персидский залив со специальной миссией в целях «изучения торговли в портах тамошних» посетил статский советник, чиновник по особым поручениям Сергей Николаевич Сыромятников (18641933). Был он, к сведению читателя, одним из разработчиков новой политики Российской империи в зоне Персидского залива, «политики дела», и одним из первых русских исследователей Аравии.
Побывал Сергей Николаевич и в Маскате. «Господину Сыромятникову, информировал Париж французский вице-консул в Маскате г-н Оттави, имевшему поручение своего правительства подготовить обстоятельную докладную записку по вопросу об учреждении морской торговой навигации по маршруту Одесса Басра, всюду был оказан теплый и радушный прием». Одна из «тайных струн» г-на Сыромятникова, замечает французский дипломат, присущие русским обостренное чувство чести и достоинства, а также желание драться и побеждать. Г-н Сыромятников «горячий сторонник развития русской торговли в Персидском заливе»[88].
Вернувшись из служебной командировки «на берега Персидского залива», С. Н. Сыромятников, как следует из документов Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ), представил Сергею Юльевичу Витте докладную записку «О рынках Персидского залива и наиболее ходких на них товарах». В целях «активизации русской коммерции» в Месопотамии, на Аравийском полуострове и в зоне Персидского залива предлагал: установить с портами Персидского залива регулярное морское сообщение; основать коммерческий банк в Персии; создать угольные склады для российских торговых судов, в том числе в Маскате. Находил целесообразным делигировать для работы в ключевых торговых центрах этого района русских торговых агентов. Для содействия русской торговли и упрочения политических позиций Российской империи в крае считал обоснованным «учреждение сети консульских агентств (и опять-таки, в том числе и в Маскате)[89].
В своем выступлении «Мировое значение Персидского залива и Куэйта [Кувейта]» на заседании Общества ревнителей военных знаний (ноябрь 1901 г.) в части, касавшейся Маската, докладывал, что город этот «жил торговлей». Доходы от таможни в 1900 г., согласно полученным им сведениям, составили около 200 тыс. руб.; ввоз 3 360 000 руб., вывоз 1 340 000 рублей. Численность населения Маската не превышала тогда 30 тыс. чел., а Омана в целом 1,6 млн. человек. Действовали два дипломатических представителя американский консул и британский политический агент [90].
В «Очерке Персидского залива», опубликованном в 1907 г., С. Н. Сыромятников упомянул о вывозе в Индию, большей частью через порты Кувейта и Омана, лошадей чистой арабской породы. Нижняя палуба парахода, на котором он следовал в Бомбей после завершения командировки в зону Персидского залива, была превращена, по его словам, в конюшню, и заставлена лошадьми настолько плотно, что свободного места для тех, кто присматривал за лошадьми там не оставалось и вовсе. И потому спали они на палубе первого класса[91].
«В январе 1902 г., сообщают документы АВПРИ, Императорское Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии командировало на берега Персидского залива для зоологических исследований, сбора зоологических материалов и коллекции морской фауны действительного члена названного общества, коллежского асессора Николая Васильевича Богоявленского» [92]. Посетил он и Маскат, притом дважды: по пути в Персидский залив и обратно.
Войдя в бухту, пишет Н. Богоявленский, мы оказались «среди громадных черных скал, отвесной стеной поднимавшихся с трех сторон. На берегу виднелся небольшой ряд белых, мирно спящих домиков. Ни огонька, ни звука. Это был Маскат».
«Вид города, делится своими впечатлениями русский ученый, не напоминал ничего восточного». Он, скорее, походил на небольшой итальянский городок на Средиземном море. «Сторожевые башни, видневшиеся на вершинах скал, да две крепости султана маскатского, возвышавшиеся над городом, с целым рядом пушек в амбразурах стен, придавали городу что-то средневековое»[93].
«В январе 1902 г., сообщают документы АВПРИ, Императорское Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии командировало на берега Персидского залива для зоологических исследований, сбора зоологических материалов и коллекции морской фауны действительного члена названного общества, коллежского асессора Николая Васильевича Богоявленского» [92]. Посетил он и Маскат, притом дважды: по пути в Персидский залив и обратно.
Войдя в бухту, пишет Н. Богоявленский, мы оказались «среди громадных черных скал, отвесной стеной поднимавшихся с трех сторон. На берегу виднелся небольшой ряд белых, мирно спящих домиков. Ни огонька, ни звука. Это был Маскат».
«Вид города, делится своими впечатлениями русский ученый, не напоминал ничего восточного». Он, скорее, походил на небольшой итальянский городок на Средиземном море. «Сторожевые башни, видневшиеся на вершинах скал, да две крепости султана маскатского, возвышавшиеся над городом, с целым рядом пушек в амбразурах стен, придавали городу что-то средневековое»[93].
На выступавшей из моря скале, замечает Н. Богоявленский, бросались в глаза названия судов, посещавших Маскат. Оставили их и русские моряки. Следуя традиции, они вывели на этой «мемориальной скале», белой краской, названия заходивших в Маскат кораблей Военно-морского флота России.
Упоминали об этих надписях и русские послы в Персии, посещавшие Маскат во время их морских путешествий-командировок в Бомбей. Особенно отчетливо, как они вспоминали, выделялась надпись с датами пребывания в Маскате крейсера 1-го ранга «Аскольд» (ноябрь 1902 г., командир капитан I ранга Николай Карлович Рейценштейн).
Маскат, являясь крупным торговым портом Южной Аравии, представлял собой «лакомый кусочек» и для «хищных людей моря», как арабы Аравии называли пиратов, и для шаек «хищников пустыни», как горожане именовали ватаги разбойников-кочевников. В 1897 г., рассказывает Н. Богоявленский, бедуины подвергли Маскат тотальному, можно сказать, грабежу. Небольшими группами, человек по 510, под видом мирных жителей, явившихся, дескать, в Маскат, чтобы поторговать, они открыто прошли через въездные ворота вовнутрь города. Укрылись в нем, и, собрав мощный кулак, человек в триста, в «условленную ночь перебили весь гарнизон». После чего отворили ворота, впустили в город около полутора тысяч бедуинов, и учинили разбой. Продолжался он неделю. Султан все это время укрывался в крепости[94].
Близость Омана к Индии, отмечает Н. Богоявленский, проявлялась и в «большом наплыве в Маскат индусов, мало-помалу захвативших в свои руки всю местную торговлю». Будучи подданными Британской империи и находясь под защитой английских властей, они не подвергались поборам ни со стороны шейхов, ни стороны администрации города.
Кроме индусов, «значительную массу населения» Маската, составляли, тогда, по словам Н. Богоявленского, белуджи и рабы-негры. «Случаев освобождения рабов в Маскате, пишет он, бывало до 50-ти в год»; в 1900 г., к примеру, сорок восемь[95].
Интересные заметки оставил Н. Богоявленский и о приеме, оказанном ему султаном Маската Файсалом ибн Турки во время его второго посещения Маската (с 22 по 29 июня 1902 г.). «По получении переданного мной рекомендательного письма от нашего консула в Бушире, вспоминал Н. Богоявленский, султан прислал на пароход, на котором я прибыл в Маскат, своего чиновника, который и препроводил меня в отведенное мне помещение. Свидание мое с султаном состоялось в тот же день. Встретил он меня в комнате, предшествующей приемной, провел в приемную и завел беседу. Разговаривал весьма дружелюбно. Просил передать привет (салям) российскому генеральному консулу в Бушире». Во время недельного моего пребывания в Маскате ежедневно интересовался, через своего чиновника, все ли в порядке, как обстоят дела, и нет ли в чем надобности.
Посетил Н. Богоявленского, как следует из его отчета, и визирь султана, также пожелавший, чтобы он передал русскому генеральному консулу в Бушире, что «султан Маската и он, его визирь, питают чувства симпатий и дружбы к России».