Спустя полтора часа Лука выполз из спортивного зала совершенно обессиленный, безвольный и легкий, как сдувшийся воздушный шар. Шея и плечи ныли, как будто он всю ночь разгружал баржу с мешками зерна, а в глазах все расплывалось и двоилось.
В коридоре его уже дожидался камердинер, который с услужливой улыбкой протараторил распорядок дня, в котором свободными видимо, по чистой случайности оказались лишь полчаса после обеда. Все остальное время занимали лекции и тренировки.
Вернувшись в спальню после письменного экзамена, который продлился больше трех часов, Лука плашмя повалился на кровать и зарылся лицом в подушку. Голова раскалывалась от боли: лоб словно стянула раскаленная пластина. Каждый звук отдавался внутри черепа, раздувшегося до размеров купола собора святого Михаэля. Лука закрыл глаза и выдохнул через сжатые зубы. Медленный, глубокий вдох. Он справится. Просто обязан справиться.
Глава 8
Дверь приоткрылась совершенно бесшумно, но Лука сразу ощутил чужое присутствие. С трудом приподняв голову, он увидел Вольфа Вагнера и застонал.
Ну что еще? Я сегодня просто вымотался, честно.
Я лишь хотел пригласить тебя на тихий семейный ужин.
Просто мечтаю познакомиться с остальной родней, выдавил Лука, сползая с кровати.
Отлично, так я и предполагал.
Увидев, что Лука натягивает черную свободную куртку с капюшоном, Вагнер чуть заметно поморщился.
Рекомендовал бы отдать предпочтение чуть более элегантному стилю одежды.
И так сойдет.
Вагнер слегка приподнял бровь, но воздержался от дальнейших препирательств.
Через пятнадцать минут аэромобиль опустился на покрытую белой мраморной крошкой площадку неподалеку от старого особняка, окруженного ухоженным парком. Минуя парадную лестницу с вазонами и статуями настороженных львов, Вагнер свернул к скромному флигелю, примыкающему к зданию с западной стороны.
Итак, чей же это особняк?
Господина Штефана Юнга, который долгие годы был советником великого мессера Манфреда Вагнера. Он и сам в своем роде легенда. Так что будь почтителен, предупредил Вольф, потянув тяжелую дверь.
Внутри царил полумрак. В нос ударяла дикая смесь запахов медикаментов, дезинфицирующего раствора и затяжной болезни. Но обстановка не походила на больничную палату. Это был, вероятно, кабинет. Стены были обшиты потемневшими от времени дубовыми панелями. В высоких шкафах теснились корешки книг в кожаных переплетах. Тяжелые бархатные портьеры скрадывали последние лучи заходящего солнца. В камине тихо потрескивали дрова. У ломберного столика с неоконченной партией в шахматы стояла пара кресел с высокой спинкой, развернутых к огню. Рядом с одним из кресел стоял странный аппарат с множеством датчиков и трубок, который что-то медленно, с усилием, перекачивал. Тощая рука с бледными аристократическими пальцами потянулась, чтобы безучастно передвинуть одну из черных фигур на доске.
Вольф опустился на кушетку и замер в ожидании, скрестив ладони на набалдашнике трости. Тягостную тишину нарушало только тиканье старинных часов на каминной полке. Лука тоскливо вздохнул.
О, так ты сегодня не один? Пусть подойдет к огню.
Лука прилагал немалые усилия, чтобы сохранить невозмутимый и независимый вид. Но эти пять шагов он проделал в снаряжении глубоководного водолаза, над головой которого сомкнулись все воды мирового океана.
Добрый вечер, господин Юнг.
В кресле сидел высохший старик, похожий на ожившие останки фараона. На столике рядом с ним в тяжелой пепельнице тлела, испуская тонкую струйку дыма, сигара. Не удостоив Луку даже взглядом, он медленно переставлял на доске фигуры белые, черные. На неподвижном лице с незримой печатью времени, как на гладко обтесанной гальке, живыми оставались только глаза, похожие на обсидианы. «А ведь он играет в партию сам с собой», запоздало смекнул Лука.
Знаешь правила игры? безучастно поинтересовался Штефан.
Лука отрицательно помотал головой.
Напрасно. Как сказал один поэт слишком претенциозный, кстати, на мой вкус жизнь слишком коротка для шахмат. И был чертовски прав. Присядь к огню. Вернемся к делам, Вольф. До меня дошли тревожные известия от Кольберга
Его голос становился все тише и глуше, словно старый советник спускался в сырое подземелье, пока не оборвался на полуслове. Но диалог между ним и Вольфом продолжился и, судя по плотно сжатым губам и остекленевшему, уставившемуся в пустоту взгляду Вольфа, советнику мессера было совсем не по нраву, что кто-то читает его сознание как открытую книгу. С каждой минутой воздух в комнате сгущался, как перед грозой, мочки ушей покалывали злые искры статического электричества. Лука оттянул ворот, борясь с дурнотой. Наконец он не выдержал этой безмолвной пытки.
Эй, а может, бросите эти вагнеровские штучки и ради разнообразия побеседуете как нормальные люди?
Старик криво усмехнулся. На лице Вольфа отобразилось облегчение, как будто ему наконец выдернули больной зуб.
В болотах за Грайфвальдом снова появились селения беженцев. Впрочем, агрессии они не проявляют и предпочитают держаться в отдалении, так что в Штральсунде все спокойно. Кольдберг усилил ополчение. В Северном море сильные шторма, на острове Готбланд повреждены ветрогенераторы. Но фон Фриз заверяет, что мощности альтернативных источников хватит еще на пару недель, так что ситуация пока не вызывает серьезных опасений
Эй, а может, бросите эти вагнеровские штучки и ради разнообразия побеседуете как нормальные люди?
Старик криво усмехнулся. На лице Вольфа отобразилось облегчение, как будто ему наконец выдернули больной зуб.
В болотах за Грайфвальдом снова появились селения беженцев. Впрочем, агрессии они не проявляют и предпочитают держаться в отдалении, так что в Штральсунде все спокойно. Кольдберг усилил ополчение. В Северном море сильные шторма, на острове Готбланд повреждены ветрогенераторы. Но фон Фриз заверяет, что мощности альтернативных источников хватит еще на пару недель, так что ситуация пока не вызывает серьезных опасений
Вольф все говорил и говорил, перечисляя названия городов, имена каких-то людей в представлении Луки смысла в его словах было немногим больше, чем в мерном рокоте волн. Он смотрел на пляшущие язычки пламени в камине и чувствовал, как веки наливаются тяжестью. Лицо советника легендарного мессера Ганзы, подсвеченное красноватым отблеском огня в камине, наводило на мысли о высеченном из дерева древнем идоле, взирающем на мир из обманной глубины окружавшего его озера табачного дыма.
Ты уже выяснил, кто похитил Тео? неожиданно спросил он, оборвав доклад Вольфа на полуслове.
Нет, господин советник. Пока нет. Распутываю клубок, но все нити оборваны. Кто-то искусно заметал следы.
Настолько искусно, что ему удалось сбить с толку Вольфа Вагнера с его волчьим чутьем?.. А что ты думаешь насчет банды арабских взломщиков, которые промышляли по всей Ганзе, вскрывая торговые склады? И настолько уверовали в собственную неуловимость, что рискнули вскрыть замок склада, отмеченного печатью семьи?
Полагаю, это не было пустой самонадеянностью или удачным стечением обстоятельств. Тео сам навел их на эту мысль.
Тео?
Разумеется. Мы бывали с ним прежде на этом складе. Он знал про потайной подземный ход и, полагаю, надеялся воспользоваться им при первом же удобном случае. К несчастью, дежурный дрон засек катер без регистрационного маячка, проследил его маршрут и выслал полицейский отряд. Возможно, план Тео действительно сработал бы, однако в завязавшейся перестрелке его зацепила пуля. Но, вероятно, его действительно вело само провидение: рядом оказался Лукас.
История, достойная приключенческого романа, усмехнулся Штефан. Так ты полагаешь, за похищением Тео стояли другие люди?
К сожалению, главарь этой шайки, некий Ибрагим Рушманди, и его люди мертвы, так что я лишен возможности допросить их. За последние два дня я поднял всю информацию: задержания, круг общения, привычки всю их ничтожную жизнь вплоть до последнего часа. Еще полгода назад Рушманди был мелким прохиндеем. Ему не достало бы ни ума, ни смелости, ни изворотливости, чтобы провернуть похищение наследника, разыграть все как по нотам и несколько месяцев водить за нос всю полицию Ганзы и наемных ищеек.
Абсолютная посредственность тоже может быть неплохим козырем.
Нет, здесь что-то другое Боюсь, не остается ничего иного, как дождаться, пока Тео придет в сознание и он сам прольет свет на произошедшее.
Что ж, прекрасно, мой мальчик, пробормотал Штефан и медленно прикрыл веки. Ступай теперь, я устал немного.
Вольф Вагнер поспешно поднялся, чтобы удалиться как мстительно подметил Лука, с нескрываемым облегчением. Родственный визит оказался изощренной пыткой даже для серой тени мессера Герхарда Вагнера.
Глава 9
Дни в фамильной резиденции Вагнеров тянулись чередой, наполненные бесконечными экзерсисами, лекциями, зубрежкой и промежуточными срезами. Никаких светских раутов и безбашенных развлечений золотой молодежи. Вдобавок к прочему, советник Юнг вызвался обучать хоста наследника игре в шахматы. Правда, нередко случалось, что за время занятия Луке не доводилось передвинуть на соседнюю клетку ни единой фигуры, потому что наставник пребывал не в лучшем расположении духа и сидел, нахохлившись, как старый ворон, погруженный в мрачное молчание и мизантропию.
Но все же худшим испытанием была медитация. Два с половиной часа полной, абсолютной неподвижности.
Прижми язык к небу. Почувствуй, как вытягивается позвоночник. Ощути пространство между позвонками, бесцветный голос Вольфа усыплял, погружал в транс.
Спохватившись, что его опасно повело вправо, Лука выровнялся. Пятнадцать минут прошли в молчании. По левой голени поползли щекотные мурашки еще минута, и нога онемеет. Зачесалась правая бровь. Лука, стараясь не создавать колебаний воздуха, поерзал. Выгнул бровь, как будто услышал что-то небывалое. Зуд только усилился.
Не дергайся, велел Вольф.
Спина уже задеревенела. И нога затекла, буркнул Лука.
Сядь ровно. Дыши.
Лука поморщился, чувствуя, как все тело стало свинцовым, неповоротливым. Напрасная трата времени. За эти два с лишним часа он вполне мог бы вызубрить три главы по истории или хотя бы вздремнуть, чтобы голова была ясной. Чтобы не сойти с ума от скуки, он пересчитал языком зубы. Потом в обратном порядке. Попробовал перенести вес тела на другую точку, борясь с непреодолимым желанием встать, встряхнуться, размять окаменевшие мышцы. Приоткрыл один глаз и увидел, что Вольф в упор смотрит на него.